Петля Мёбиуса

– А то! – важно произнёс Миха.

– Да ну!

– А где видел?

– Расскажи! – раздалось со всех сторон.

– Ну ладно уж, расскажу, только чтоб молчок, это тайна страшная. Клянитесь, что никому ни слова!

Мальчишки запереглядывались, но подняли и начали сосредоточенно жевать комочки земли.

– Ну вот… – начал Миха.

Сначала тихий, но затем всё более нарастающий звук вновь раздался над рекой. Все замерли. Протяжный, звенящий, цепенящий душу – один из тех непонятных ночных шумов, которые возникают сами собой и так же сами собой прекращаются. Лошади встрепенулись, задрали головы, зафыркали и заржали. Ребята вздрогнули, переглянулись и тотчас соскочили на ноги. Собаки, сорвавшись с места, унеслись во тьму с громким лаем.

– Надо лошадей унять, – распорядился Миха.

– Что это?

Мальчишки бросились к табуну. Через некоторое время звон, разливавшийся в воздухе, затих. Лошади понемногу успокоились, собаки и пацаны вернулись, недоумённо пожимая плечами.

– Вчера тоже так было, перед грозой.

– Ладно, пустяки, бывает, – прищурил глаза Миха, шумно раздул и поворошил начавший затухать костёр. Искры ярким снопом взметнулись вверх и растаяли в ночном сумраке.

– Ты нам хотел про «двойных» рассказать, – вернулся к прерванному разговору Нита, когда все расселись возле огня.

– Ну, слушайте, коли не боитесь, – усаживаясь обратно и степенно, как отец, оглаживая одежду, произнёс тот. – Как-то вечером – уже темнеть начало – послал меня батька к Гетану – старосте нашему – записку передать. Ну, я подхватился и бежать; и только ко двору подбегаю, навстречу мне Ата выходит и вместе с ней ещё один… Я такого никогда не видел у нас на селе. Высокий такой и сухой, как палка, словно и не ел никогда вовсе. Обруч широкий на голове поблёскивает. Глаза у него такие тёмные, большие и не как у людей вовсе, а будто зрачка вообще нет, просто темнота в глазах стоит. На меня как зыркнет! А я в подворотню и спрятался, думаю, пережду и к Гетану позднее подойду, как они разойдутся. А они постояли ещё немного, поговорили о чём-то, попрощались, видать. И Ата к себе направилась, а этот костлявый обратно во двор к старосте пошёл. Я из подворотни выглянул и за ним смотрю. Хоть и страх меня берёт, а держусь. Думаю, что ж он мне посередь улицы да средь бела дня сделает? Смотрю, а в центре двора-то – ужас что! Стоит какая-то фиговина: сама вроде как прозрачная, да мерцает так, точно передёргивается, рябью разноцветной проходит. Ну, мне жуть интересно стало; я за ними тихонько во двор к старосте пробрался да и затаился, под крыльцом спрятался и выглядываю оттуда, интересно ведь.

А он такой Гетану строго так говорит:

– В общем, ты всё понял? Всё будет нормально, если сделаешь, как я сказал, – и голос такой сухой, каркающий, будто неживой вовсе.

Вот он, значит, со старостой попрощался, в плащ такой длинный чёрный запахнулся, да и к этой штуковине подходит. И вдруг на крыльцо как зыркнет да старосте ещё строже:

– Что же у тебя кто попало по двору шныряет!

Тот аж поперхнулся весь, оглядывается по сторонам испуганно: – Да никого ведь нету, – говорит.

Ну, мне уж совсем страшно стало, думаю, он меня видеть не может. В крыльце-то щёлочка малюсенькая, я сам в неё едва вижу; меня-то уж точно не видать, неужто, думаю, он сквозь деревяшки видит, раз меня заметил. Кто же это такой? И даже Гетан его боится.

А тот к шару этому подошёл да и внутрь. И ни дверь никакая не открылась, ничего, просто как просочился; и вдруг оттуда к-а-а-к – молния в крыльцо ударит! Я выскочил да бежать. Только Гетан меня поймал:

– Ах ты, негодник, прячешься! Не беспокойтесь за мальчонку, я с ним разберусь! – говорит.

Я и вырваться не могу, и смотрю на эту фиговину странную, и глаза закрыть сил нет. А она задрожала так слегка, загудела вроде как, да и в воздух стала подниматься. А тот в ней стоит да и усмехается так противно. А как повыше поднялась, так и растаяла вовсе, только воздух дрожит на этом месте, и ничего не видно: ни фигуры, ни шара – ничего.

А Гетан-то меня тогда за уши оттаскал, чтоб, говорит, неповадно подглядывать было, да и говорить про это запретил. Так что вы поклялись. Если проболтаетесь – вас молнией убьёт. Так Гетан пригрозил. Так вот, это как раз двойной был!

– А с чего ты взял, что это двойной был? Может, это тоже неназываемый? Тоже ведь на шаре прилетел.

– Мне батька сказал; правда, тоже отодрал, когда пришлось ему рассказать, почему задержался так долго у старосты, – Миха поморщился.

Мальчишки заворожённо молчали, впечатлённые.

– Хорошо, что он тебя не сожрал!

– Да уж, повезло!

– А давно это было? – заинтересованно спросил Нита.

– Да нет, недавно совсем, несколько дней назад.

– А вот мне рассказывали, что двойные в городах живут, – начал говорить Тиша, – их ещё гэмиус зовут по-другому. Потому что это не один человек, а два. Вроде как человека пополам разрезали, и он от этого тонкий-тонкий становится, будто прозрачный. И они всегда в плащах ходят до земли, а может, и не ходят, а летают над поверхностью. Поди пойми там, под плащом-то.

– Да ты дурной, – заржал Самон, – как можно человека разрезать, и чтоб над землёй ходил.

– Так, может, и не люди то вообще, – поддержал Тишу Миха, – кто их разберёт.

– Вот, – обрадованный поддержкой атамана, продолжал Тиша. – А города у них странные, там домов нет совсем. А словно соты огромные к горе прилеплены, но не для пчёл, для двойных. Там они и живут. Там внутри огни мигают яркие-преяркие, и тени тёмные бродят, охраняют. Там ещё лютые радуги бывают. Они всегда в горах от людей подальше находятся, и люди там не бывают.

– А если не бывают, так откуда ты знаешь? – опять стал нападать на него Самон.

– А их заметить можно и издали; огни-то яркие очень и мерцают, если ночью в горах будешь, то иногда видно. Вон как у нас на другой стороне реки иногда огни появляются, – он кивнул на спокойно текущую под обрывом широкую реку. – Тоже ведь там никто не бывал. А люди говорят, что город и там есть.

– Кто это – люди? Опять, небось, твой Бакон недоеденный, – иронично протянул Самон.

– Что ты всё на Бакона нападаешь. Он хороший человек. Добрый. И знает много, – вскочил на ноги обычно спокойный Тиша, глаза его горели гневом.

– Да вот уж именно чересчур много… – иронично протянул Самон. – И откуда бы?

Он тоже встал на ноги и стоял теперь напротив Тиши, уперев руки в бока.

– Не нужно драться, парни, – возник между ними Миха, – не стоит того, давайте лучше спать будем, а то уже рассвет скоро.

Несостоявшиеся противники ещё немного поворчали, но разошлись в стороны.

– А лютые радуги – это как? Что это такое? – задал вопрос Нита.

– Лютые радуги – это очень странная и опасная штука, – начал объяснять Тиша. – Я сам-то не видел, но к Бакону знакомый приходил как-то, он рассказывал. Ну, вы все радугу видали. Встаёт дуга сразу после дождя и разноцветная такая. А лютые радуги, они ночью бывают и могут разной формы быть. Чаще всего столбами стоят просто в небо, но не загибаются. Прямой такой столб разноцветный. Красиво, говорит, жуть. Иногда шаром бывают таким переливчатым, и тогда по земле катится, подпрыгивает. Или ещё какую форму примет, как захочет. Но самое страшное – ни в коем случае нельзя на пути у этой радуги попасть. Если кто с ней встретится – тут же пеплом станет. И даже косточки не найдётся. Раз – и нет человека, только горстка пепла, да и тот ветер раздует. Поэтому их лютыми и зовут.

– Никогда такую не видел, – восхищённо пожал плечами Нита, – вот бы посмотреть.

– Так опасно на них смотреть – кто такую радугу увидит, он сразу же, как зачарованный, к ней идёт, и всё! Тут нужно сразу глаза прикрывать и отворачиваться.

– Ой, ерунда какая, от радуги отворачиваться, – опять захохотал Самон, – держите меня семеро, счас умру. Да всем известно, что радуги удачу приносят, а тут отворачиваться.

– — Ну, топор тоже удачу приносит, когда дрова на зиму в лесу рубишь, – сухо ответил ему Нита, – а если по голове прилетит, так и вся удача кончится. Мы же не знаем, что это такое, не зря же их лютыми прозвали