– Миронова я наберу сам. – Объяснив суть своего гениального плана, Реми давал мне последние наставления, прежде чем я села в машину к Лерою, прилетевшему за мной со скоростью света.– Нам понадобится его помощь. Сама же старайся ничем себя не выдавать. Лерой не должен ничего заподозрить. Побудь паинькой пару недель. Я все устрою сам.
9. Встреча. Тимур
Отель. Последний взгляд на ее пустые окна. Аэропорт. Высота. Родной город.
Я чувствовал себя так, будто меня раздавил каток – настолько погано и гадко было на душе. Полная апатия. На этот раз я больше ничего не крушил и не ломал. Просто пришёл домой и заснул. Вместо снов – сплошная чернота, моя верная спутница. Но всё же это лучше, чем снова видеть перед глазами ее лицо. Больше не хочу! Никогда!
– Черный, ты совсем пропал с радаров! Ну, чувак, так не пойдет! – звучал в трубке голос Артура. Я еще не до конца проснулся и не понимал, где я и который час, но слышал на заднем плане басы и девичий смех. Артур уже пришёл в клуб. Я обещал прийти, но со всем этим дерьмом совершенно забыл.
– Сейчас буду, – отрезал я и отключился.
Холодный душ, бутылка минералки, ключи от «ауди»… Я решил начать новую жизнь или вернуться к прежней – не важно. Главное – без нее.
«Розмарин» встретил меня клубами дыма, ударами басов по ушным перепонкам и темнотой. Как и всегда, здесь было многолюдно, но никого лишнего. Попасть сюда простому Васе за гранью возможного. Только мы – золотая молодежь этого города.
Меня узнавали. Кто-то кивал, кто-то спешил перекинуться парой слов, сучки строили глазки и пускали слюни. Все привычно, ничего нового. Хотя нет, я новый. Измененная версия самого себя, переломанная и изувеченная.
Дед оказался прав: я не умею прощать. Зато отлично умею ненавидеть. Решил лечить свою израненную душу лечить алкоголем и легкодоступными девочками, которые уже оккупировали наш столик, но пока наслаждались лишь обществом Артура.
– О, какие люди! – Длинноногая брюнетка оторвалась от друга и подбежала ко мне, чтобы запечатлеть невесомый поцелуй на щеке и повиснуть на моем плече. «Нет, детка. Брюнеток в моей жизни не было и не будет. Только высокие, худые, русые. И обязательно с огромными голубыми глазами. На них я буду вымещать свою месть и с ними забывать о дикой боли внутри. В каждой я буду видеть ее и каждую за это наказывать. Только так! Иначе не успокоюсь!» – решил я.
– Ты, – не замечая висящую на плече девицу, ткнул пальцем в другую – пошлую и развратную копию Ксюши.– Пойдешь ко мне?
Та радостно кивнула. Дешевая подделка. Брюнетка же надула губки и, виляя своей пятой точкой, вернулась к Артуру.
– Где пропадал? Я уже переживал, что опять разминёмся,– выпивая, судя по его голосу, далеко не первый шот с какой-то дрянью, спросил Артур.
– Решал дела. – Я не стал вдаваться в подробности: кому они нужны?
Руки девицы уже вовсю скользили по моей груди, настолько пошло и откровенно, что тошнота к горлу подкатывала.
– Что по нашему вопросу? – Артур каким-то образом еще умудрялся думать о работе.
– Все на тебе останется, – не без сожаления ответил я другу.
– Дед все-таки прижал? На сколько уезжаешь? – Чувствовалось, что он расстроен.
Мы строили нашу фирму с нуля. Уехать сейчас значило потерять все. Я видел, что деду наплевать: для него это капля в море. Да и мне было все равно. Не было во мне ни азарта, ни рвения. Только одно желание: забыть.
– Контракт на три года, – ответил я. Нужно быть на всю голову больным, чтобы загнать себя в угол на целых три года, но я это сделал.
– Блядь, Тимур! – истерически заржал Артур.– Ты мудак! Я понимаю, у деда твоего крыша едет от старости. Как Кощей, над своим златом чахнет. Но ты-то чем думал? Три года! Три года!
– Слушай, я все продумал, – не унимался он.– Даже если Ермолаев съедет с финансирования, мы не пропадем. Оборот пусть и небольшой, но уже стабильный. Тимур, шли его лесом. Три года!
Глядя в никуда, я покачал головой. Понимал, что здесь ничего не держит, а если деду так спокойнее, ну и хрен с ним! Не на Колыму же ссылает!
– Личные счеты с Шефером, что ли? – Друг угрюмо посмотрел на меня, на что я опять помотал головой: до Шефера мне не было никакого дела.– Знаю я тебя, за эти годы ты мужика точно в гроб вгонишь! Блядь, о таком сыне, как ты, только и мечтать! Себя не жалеешь, на меня побоку, так хоть его пожалей. Не знает Шефер, с кем связался, ох, не знает!
– Хорош, Артур! Я свое слово дал. Маркус тоже не идиот. У него своя выгода. Знает, на что идет. Потерпит.
Артур залпом выпил очередной шот и так низко опустил голову облизывавшей его шею девушки , что последнюю не было видно из-за стола. Черт! Извращенец!
– Когда?– абсолютно трезвым и не затуманенным голосом спросил меня.
– За день-два до суда. Дед переживает, что котировки резко упадут. Поэтому идем на опережение.
– Блядь, Тимур! Я тебя готов убить! Ну как так! Ядрёна вошь! – Артур откинулся на спинку дивана и закрыл глаза руками. С минуту он так просидел, а потом резко наклонился ко мне.– А давай сегодня, как раньше, а? Только ты, я, девчонки и океан текилы. Я хочу запомнить своего друга. Через три года ты вернешься другим… если вообще вернешься.
Он был прав: я решил не возвращаться. Но ухожу в отрыв. Я хочу забыть. И у меня получается.
****
– Тимур, сегодня в семь вечера в «Арагоне» ужин с Шефером, – тоном, не терпящим возражений, объявил дед за завтраком.– Приведи себя в порядок.
Последние недели я жил у него, в этом чертовом мрачном доме. Мне всё ещё было невыносимо находиться в своей квартире. Но и здесь не становилось легче. Рядом с дедом я все четче ощущаю приближение дня Икс. Теперь я понимал, что погорячился: не хватит меня на три года. Не хватит.
– Ему не рожа моя нужна, а твои деньги,– ответил деду, на что тот резко встал и подошёл ко мне, напрочь забыв об остывающем в его тарелке омлете.
– Ты со мной так разговаривать не смей! – прошипел он.– Я тебе давал время все обдумать. Решение ты принял сам, значит, будь добр вести себя достойно.
– Есть, сэр! – с издевкой отрезал я, резко поднялся из-за стола и направился к выходу.– Весь вечер буду облизывать Шефера и все его семейство.
Пулей вылетел из дома, сел в «Ауди» и помчал в никуда, чтобы сполна прочувствовать последние дни свободы. В универе пока взял академ, хотя дед настаивал на переводе. На фирме все дела передал Артуру. С отцом тоже, вроде, всё было ясно: суд был назначен через четыре дня. Я знал, что сидеть, судя по всему, отец будет долго. Оставалось последнее дело, но как к нему подступиться, я не знал.
Показалась до боли знакомая высотка. Двор был украшен гирляндами и смешными снеговиками: ведь до Нового года оставалась всего неделю. В угрюмом доме деда я об этом совершенно забыл. Подъезд. Домофон.
– Кто? – Меня неожиданно услышал я мягкий женский голос, какой-то знакомый и родной. Бред! Наверно, жена Гены.
– Миронов дома? – спросил я, прокашлявшись.
– Нет, его нет. – Опять этот голос. Я молча ждал еще хоть слова. Но вместо этого вызов был сброшен. Черт!
Я до сих пор не узнал, кто стоит за гибелью Киры. Миронов был последней надеждой, но встретиться с ним у меня так и не хватило духу. Слабак!
Идя обратно к машине, я чувствовал, как спину пронзают иголки. Я ощущал на себе ее взгляд. Я не ошибся: голос принадлежал Ксюше. «Что ж, с тобой, девочка, я тоже с удовольствием попрощаюсь!» – решил я.
10. Искать
—Ты говорила с отцом? – как бы между прочим, спросил Лерой.
Было раннее утро, мы завтракали в столовой вдвоем за огромным столом.
Последние дни наедине с Лероем давались мне особенно тяжело. После моего побега в Ле-Ман он стал более подозрительным. Мы вновь вернулись в то время, когда днями могли не разговаривать друг с другом. Но если раньше не хотела говорить я, то сейчас чаще отмалчивался Лерой.
Он постоянно о чем-то размышлял, глядя на меня. Куда-то выходить в его компании мне совершенно расхотелось, поэтому большую часть дня я проводила либо на своем балконе, либо на террасе с противоположной стороны. Одевшись потеплее, я могла часами рассматривать сказочно оформленный к Рождеству город, который ближе к вечеру озарялся невообразимым количеством разноцветных огоньков. Волшебное время! Правда, в моей жизни чудес пока не было.
Надежда, поселившаяся во мне после разговора с Реми, таяла на глазах. Лерой и Горский обрубали все наши планы на корню, а строить из себя паиньку мне удавалось все сложнее.