Филфак

– В твоем случае важна каждая мелочь! Рассказывай! – не унимается егоза и, заметив, что я тащу шиповник в рот, возмущенно бьет по рукам.

– Фу! Илья, он же грязный! – морщит носик, а я радуюсь, что сработало: внимание Пуговицы смещено.

Анька напоминает сейчас электрический чайник, готовый вот-вот закипеть: так же пыхтит и хмурится.

– Привык в своей деревне все с грядок немытым жевать! – возмущенно взмахивает руками. Смешная! – Здесь так нельзя!

– Я просто голодный. – Повожу плечами и выкидываю остатки ягод в кусты. – На завтрак была манная каша, а обед я пропустил.

– Что плохого в манной каше?

– Не знаю. Она просто мерзкая.

– А я люблю манку.

– А я греческий омлет со шпинатом обожаю. Особенно если добавить туда оливки каламата, шампиньоны и, конечно, тимьян. А вместо водянистого больничного какао обязательно черный свежезаваренный кофе с тонкой пенкой и кусочком тирамису.

Чувствую, как слюнные железы сходят с ума от одного только упоминания о еде. Правда, пока я предаюсь мечтам, Аня начинает заливисто хохотать, возвращая меня к кустам шиповника и серой реальности.

– Оливки каламата? – Сквозь смех едва получается разобрать ее слова. – Ты фантазер или фанат кулинарных программ?

– Почему?

– Ну просто… – немного успокоившись, пытается объяснить Аня. – Я же была у тебя дома. Какие оливки и шпинат? Какой тирамису? Откуда?

– Думаешь, если я деревенский…

– Нет! – Девчонка резко тормозит и, развернувшись ко мне, с очередной порцией жалости заглядывает в душу. – Насколько я поняла, вы концы с концами еле сводили. Жили на одну бабушкину пенсию да твое пособие. Какой там тирамису? Дай бог, на хлеб да на чай хватило бы. А ты – шампиньоны, оливки…

– Может, ты и права. – Резко отступаю и несусь вперед. Осознание собственной никчемности больно ударяет по самолюбию.

Остаток пути мы проходим молча. Я проклинаю дурацкие картинки, то и дело всплывающие в памяти, но, как выясняется, совершенно не относящиеся к моей жизни. Аня держится рядом и, волнуясь, кусает губы, страшась снова сболтнуть лишнее. Правда, у дверей общежития она все же решается заговорить.

– Вот здесь ты и живешь.

Скептически осматриваю видавшее виды пятиэтажное здание из серого кирпича с величавой табличкой у входа.

– Комната двести тридцать четыре. Это на втором этаже. – Взобравшись по раздолбанным ступеням крыльца, она тянет на себя скрипучую металлическую дверь непонятного цвета, за которой нет ничего, кроме непроглядной темноты, и с улыбкой зовет за собой.

С опаской переступаю порог: может, зря я отказался от психиатрического отделения?

– Илья, смелее! – подбадривает Румянцева и наконец выводит меня к свету. – Мария Ивановна, добрый день!

Что за идиотская привычка у Ани всем улыбаться?! Ладно бы Шестакову и порядком уставшей кондукторше, но этой престарелой грымзе с перекошенным лицом и взглядом Цербера зачем?

– Румянцева, опять ты? – скрипит вахтерша из своей застекленной клетки, вытягивая любопытный нос к небольшому окошку. – Паспорт или студенческий давай. И в журнал себя вписывай.

– Так я ведь уже…

– Правила, Румянцева, для всех едины, – безапелляционно цедит старушка, вынуждая Аню озадачиться поиском документов. Не знаю, что девчонка носит в рюкзаке, но уже в который раз отыскать нужную вещь ей удается с трудом.

– Вот! – Спустя минуты три Аня радостно сдает в плен студенческий билет и привязанной к столешнице авторучкой ставит закорючку в раскрытом журнале, а потом спешит ухватить меня за руку, чтобы поскорее окунуть в общажные будни.

– Стоять! – верещит вахтерша, вскочив со стула, и подозрительно осматривает меня с ног до головы рыбьими глазками. – А ты кто такой?

– Первый парень на деревне. – Меня коробит от этой морщинистой генеральши в юбке, а еще больше – от перспективы задержаться здесь надолго. – Неужто не признали, Марья Ивановна?

– Да я… да ты… – пыхтит, как паровоз, вахтерша, отчего выглядит еще более нелепо.

– Мария Ивановна, это Соколов. Тот самый, – спешит сгладить углы Аня, усердно дергая меня за рукав. – Илья, ну ты чего?

– Тот самый – не тот самый! – скалится грымза в отместку. – Мне без разницы! Или пусть пропуск показывает, или идет на все четыре стороны отсюда!

Сгораю от желания развернуться и последовать дельному совету: такая жизнь не для меня! Господи, как же хочется все вспомнить, чтобы перестать офигевать от каждого мгновения!

– Это, конечно, не мое дело! – Румянцева чешет по лестнице, продолжая отчитывать меня, как безмозглого первоклашку, на весь пролет. – Но нужно быть полнейшим идиотом, чтобы, живя в общаге, приобрести в лице коменданта главного врага. Ну почему ты ей сразу не показал этот дурацкий пропуск? Зря я, что ли, бегала по всему универу, чтобы вовремя успеть восстановить тебе документы?

– А тебе не тошно пресмыкаться перед такими, как эта Мария Ивановна? – усмехаюсь в ответ, лениво разглядывая странные надписи на стенах и идиотские рисунки мужских гениталий. Тоже мне, будущие педагоги! – Вместо коллекционирования студенческих лучше бы жильцов запрягла стены вымыть.

– Нам сюда, – отчаянно вздыхает Аня и сворачивает к длинному коридору, немного напоминающему больничный: такие же наполовину выкрашенные темно-зеленой краской стены, множество похожих дверей и бьющие в нос запахи. Вот только если в отделении пахло хлоркой и стерильностью, то здесь воняет старыми залежалыми вещами и прокисшим супом, дешевым средством от тараканов и неустроенностью. Невольно прикрываю нос тыльной стороной ладони, с ужасом понимая, что так в скором времени будет вонять и от меня.

– Здесь кухня, – щебечет Румянцева, не обращая внимания на въедливые ароматы. – Там душевая, а за ней прачечная.

– Можно сдать вещи в стирку?

– Скорее, постирать самому, – ухмыляется девчонка. – Готовить, кстати, тоже придется самому. Умеешь?

– Разумеется, – вру, придав голосу излишней самоуверенности, и сожалею, что не остался в больнице.

– А вот и твоя комната. – Пуговица тормозит возле неприметной двери с номером 234, не решаясь зайти.

– Чувствуешь? – Веду носом, улавливая в воздухе съестной аромат, на сей раз не кислый, не мерзкий, а вполне себе аппетитный.

– Время обеда, – разводит руками Аня. – У тебя в холодильнике есть яйца и пельмени. На сегодня хватит, а завтра сходим в магазин. – Согласен?

– Согласен!

Заручившись моим кивком, Румянцева изо всех сил колотит кулачком в дверь.

– Ты чего делаешь? – Недоуменно хлопая глазами, достаю из кармана ключ. – Хозяин комнаты здесь, перед тобой.

– Ой! – Аня виновато смотрит на меня. – Я забыла сказать, что ты живешь не один, а с Мишей.

– С каким еще Мишей? – настороженно уточняю: все это похоже на дурной сон, которому ни конца ни края.

– С Петуховым, – преспокойно отвечает Аня.

Ответ, конечно, по существу, но тревога в душе множится с космической силой.