Ты предназначена мне

Одна из девиц покосилась в сторону. Снова посмотрела на меня. Я быстро глянул в угол и не сразу понял, что вижу. Моё сознание не сразу приняло увиденное.

– Ева! – просипел, ощущая, как внутри всё сворачивается в воронку.

Чёрную ледяную воронку моей собственной преисподней.

5

Руслан

Состояние было двояким. С одной стороны, я чувствовал дикую усталость. Проведённая без сна ночь, адский, предшествующий ей вечер и не многим отличающийся от него сегодняшний день истрепали меня, как шкодливый котёнок рулон бумажных полотенец. Глотку драло от чёрного, приправленного имбирём, мускатным орехом и гвоздикой кофе, пресловутой бодрости от которого я совсем не испытывал. И всё-таки стоя у окна в палате гратской больницы, я продолжал цедить его.

В борьбе света и темени победила, как это зачастую и случается, вторая. Проглотившие беспомощное солнце серые тучи снова клубились над городом, наполняли его сердитыми раскатами грома.

Услышав тихий стон, я воткнул опустевший стаканчик в другой такой же, что стоял рядом на подоконнике, и вернулся к постели.

– Ева, – позвал тихо.

Ответа, само собой не получил и, погладив по узкой бледной кисти пальцами, выдохнул. Выдох получился похожим на глухой рык. Голова была свинцовой, как будто её тоже набили тяжёлые тучи. Сколько ещё часов мне предстояло провести без сна, я не имел понятия. Мог бы устроиться тут же, на стоящем в углу палаты диване, но знал – сна не будет.

В тот момент, когда там, на «Беринге 320», в самом углу пропитанной страхом каюты на брошенной прямо на пол подстилке я увидел свою жену… Платье её было покрыто кровавыми пятнами, волосы размётаны вокруг плеч и лица, бледные губы приоткрыты. Лямка платья была разорвана, лицо…

– Ева! – кинулся к ней и приложил ладонь к груди, попытался найти пульс на шее. Но не мог.

То ли не мог, то ли его просто не было.

Но едва я услышал почти невесомый, перемешанный со стоном выдох Евы, я задышал сам. Чувствовал её прохладную щёку, спутанные волосы под пальцами, отяжелевшее безвольное тело и понимал, что до этого момента между небом и землёй я не болтался. Граница между жизнью и смертью пролегла именно в те секунды, пока тишину не сменил этот её слабый выдох.

Помню, как с её выдохом прикрыл глаза, как, скомкав волосы, шептал какую-то ересь. Как потом поднял взгляд и столкнулся им со взглядом высокой девушки с чуть раскосыми глазами. Подогнув ноги, она сидела в противоположном углу и смотрела на меня, а по щекам её текли слёзы.

– Прости, Зверёныш, – просипел. Поглаживая её ладонь. На предплечье её уродливым пятном выделялся большой синяк. Сколько всего их было на ней, я не имел понятия и, честно говоря, иметь его не хотел.

Слишком много для того, чтобы обойтись без потерь.

Потери… Я мрачно хмыкнул. Курок я всё-таки спустил. В тот момент, когда прибывший с нами на катере береговой охраны врач отдавал указания, заметил одного из подручных Виконта. Должно быть, он остался последним из тех, кого ещё не погрузили для отправки на берег. Последним, кого не погрузили для отправки на берег и первым, в кого я, бессильно рыча, разрядил обойму. Прекрасно понимая, что значат бурые пятна на подоле светлого Евиного платья.

Раздавшиеся из коридора тяжёлые шаги становились всё ближе. На секунду они стихли у самой двери и, одновременно с тем, как она отворилась, я услышал отданный охране приказ Акулевского:

– Ждите снаружи. Да… – ещё секунда промедления. – Я хочу, чтобы у этой палаты постоянно кто-то находился. У этой и у палаты второй девушки.

Сказав это, он вошёл и затворил за собой дверь.

– Паршивый день, – поднявшись, процедил я.

Акулевский одарил меня тяжёлым взглядом. Мелкие морщинки в уголках его глаз стали заметнее, как и тёмные круги под ними. Всё случившееся за последние недосутки оставило на нём ничуть не меньший отпечаток, чем на мне. На Еву он не смотрел.

– Мне бы следовало вздёрнуть тебя, Алиев, – выговорил он. Холодно, спокойно, как говорил почти всегда, но от меня не укрылись сдавленные, хриплые нотки в его голосе. – Ты видишь, до чего довела твоя грёбаная самоуверенность?! Решил, что ты Бог?! Что рядом с тобой ей ничего не грозит, мать твою?!

Я стиснул зубы. Борис подошёл к постели и всё-таки посмотрел на Еву. Поджал губы. Глаза его стали тёмными, черты лица более резкими. В палате воцарилось молчание. Я стоял, неотрывно наблюдая за ним и в очередной раз чувствовал, как выворачивается нутро. Ожидающая его к ней прикосновений ревность свернулась внутри огненным шипастым клубком. Смешивающаяся с чернотой и горечью, она превратилась в самый настоящий яд, держащий на грани, но не способный при этом прикончить.

– Если ты продолжишь так дальше, – к Еве Акулевский так и не прикоснулся. Резко обернулся на меня, – сам знаешь, чем это может закончиться. Тебе мало?

Я смотрел на него, отчётливо понимая, что этот сукин сын прав. Ребёнка я потерял и, если бы всё зашло немного дальше, мог бы потерять и Зверёныша. Огненный шар ревности сжался, позволив взять бразды правления чёрному гневу и горечи.

– Выследить его не удалось? – ничего не ответив, спросил я.

– Пока нет, – Борис отошёл от постели. Издали посмотрел в окно, мрачная, танцующая с ветром темнота за которым постепенно сгущалась. – Полагаю, его предупредил кто-то с берега. Придётся хорошенько поговорить с правительственной верхушкой наших соседей. Хотят они или нет, им придётся дать нам карт-бланш на своей территории. Раз у них развелись гниды, вывести которых сами они не способны, придётся нам давить их.

– Власти могут отказаться, – заметил я, прекрасно понимая, что мало кому захочется пускать чужаков на свою территорию. Мало ли, что откроется, когда мы начнём копать. Вполне возможно, что рыльце в пушку не только у мелких сошек, но и у рыб покрупнее.

– Не могут, – отрезал Борис так, что мне стало ясно – у него есть весомые аргументы, которые он выдвинет, чтобы добиться своего.

– Ты всё ещё думаешь, что ореол твоего несуществующего божественного сияния распространяется и на неё? – продолжил Акулевский. – Если так, то ты не просто самоуверенный щенок, Руслан. Ты глупец.

– Гарантировать её безопасность не смог бы и ты, если бы она была с тобой.

Сразу Борис не ответил. Только гнев во взгляде стал заметнее, как и его напряжение. Мы смотрели друг на друга точно так же, как и минувшим утром перед тем, как я сел в его машину. Прямо, в упор.

– Возможно, – выговорил он после недолгой паузы. – Но она была не со мной, Руслан. Она была с тобой.

Сказав это, он вышел из палаты, положив перед этим на тумбочку возле постели небольшую, украшенную пышным жемчужно-перламутровым бантом коробочку.

Я не прикоснулся к ней. Вернулся к окну, предварительно поручив принести мне ещё один горький кофе, но на этот раз не с пряностями – с коньяком. Чёртов сукин сын Акулевский. Чёртов сукин сын, будь он проклят, потому что Ева действительно была не с ним. Она была со мной. Со мной, а сейчас она здесь – в этой безликой больничной палате, покрытая синяками и ещё не знающая о том, что под её сердцем больше нет жизни.

6

Ева

Мой собственный выдох был первым, что я услышала одновременно с тем, как действительность начала пробираться в сознание сквозь туман. Только после него облизнула губы и постаралась открыть глаза. Окружающий меня полумрак был мягким, почти приятным, и я пошевелилась в надежде, что руки не окажутся связанными. Связанными они не оказались. Вместо жёсткого пола – удобная свежая постель, вместо платья – что-то лёгкое, свободное, вместо запаха соли…

– Руслан, – только и сумела просипеть я. Голоса не было, короткий выдох иглами прошёлся по горлу, обжёг.

Я тяжело сглотнула. Память подкинула воспоминания о том, как один из тащивших по коридору обратно к каюте, схватил меня за шею и с силой ударил о стену. Как потом он же втолкнул меня в другую комнату. Как вместе с ударившей о борт и заставившей корабль покачнуться волной, он швырнул меня снова.

– Рус… – попробовала позвать я снова. Показалось? Запах кедра и пряностей. Кофе…

Застонала, приподнимаясь и тут же услышала шорох. Ощутила прикосновение к плечам, тёплое дыхание на щеке. Локоть подогнулся, и я, обессиленная, упала в такие нужные мне руки.

– Малышка… – его сдавленный шёпот согрел мою щёку. Губы, жёсткие, нежные, коснулись скулы.

Руслан прижал меня к себе, положил ладонь на плечи и выдохнул так, как будто до этого на минуту задержал дыхание.

Не обращая внимания на боль, я уткнулась в него. Руки не слушались, слабость была такой, что я с трудом могла поднять их. Обхватила его за шею, прильнула ещё ближе и, не выдержав, всхлипнула. Слёз не было – только этот всхлип, царапнувший голо так же, как выдох до него. Ткнулась носом в шею Руса, подняла голову и почувствовала кожей его жёсткую щетину.

– Хорошо, что ты успел, – выдавила, касаясь пальцами его волос. – Я так боялась…

– Успел? – голос был пронизан горечью, злостью, гнетущей неизбежностью.

Мягко взяв за плечи, он отстранил меня от себя, но руки не разжал. Несмотря на полумрак, я видела его лицо, тёмные глаза. То, что тронуло линию его рта, нельзя было назвать ни улыбкой, ни усмешкой, ни даже оскалом. – Нет, не успел. Не успел, чёрт возьми!