Меланхолия ундины

– Согласна. Но…?

– Но размер, что ни говори, имеет значение. А ещё… не будем забывать о толщине, – призналась я, искренне наслаждаясь такими дурацкими девчачьими сплетнями.

– В таком случае, ты по достоинству оценила бы член Витторио. Видела его однажды голым. Случайно, конечно… ну, почти. Честно говоря, я подсмотрела, когда они с Ильёй переодевались в водолазные костюмы.

– Опять Витторио! То ни слова о его существовании, то не отделаться от его незримого присутствия, – пробубнила я.

– Всё, ни слова больше о красавчике. Обещаю, – Кира изобразила, как застегивает свой рот на замок. – Твои плечи немного подгорели. Погоди, у меня есть лосьон.

Она достала из своей сумки баночку с белым молочком и кинула её мне. Я приспустила бретельки, прижав майку к груди, не позволяя ей упасть. Прохладный эликсир растёкся по покрасневшей коже. Быстро распределила его невесомыми осторожными движениями, ощущая неприятное жжение.

Скрипнули ступеньки трапа.

– Надеюсь, вы принимали душ не вместе? Иначе у меня сейчас будет инфаркт, – слишком восторженно как для сердечника произнес Илья, остановившись в метре от кровати.

Я дёрнулась, мгновенно поправив свою одежду.

– Ты путаешь инфаркт с эрекцией, дорогой, – парировала Кира. – Кстати о членах. Этот экземпляр тоже может впечатлить, будь ты чуточку посмелее.

Её слова обрушились на меня лавиной тяжёлых камней. Это просто глупая шутка, брошенная между делом, или предложение? Предложение, которое она не хотела бы озвучивать? От кома в горле не смогла вымолвить ни слова, я застыла от всепоглощающего ужаса, от того, что мой короткий ответ может предрешить самое ближайшее будущее.

– Теперь я просто член, – хмыкнул мужчина. – Ну что ж, не буду жаловаться. Ли, почему ты вновь смутилась? Мне уйти?

– Я… не знаю, – сорвалось с губ.

Илья подошёл ближе. Не к своей жене, а ко мне. Мои глаза устремились вниз. Голова сама отвернулась в сторону, щека почти коснулась плеча, словно я могла спрятаться за собственными волосами. Приторный озноб разливался волнами по коже от мужского взгляда. Только бы он не коснулся меня. Я не выдержу, я наверняка поддамся этому сумасшедшему вожделению… и не будет пути назад. Моё тело было согласно, но моё сознание протестовало.

Илья молчал, а потом повернулся к Кире, и я услышала звук их страстного поцелуя. Всё правильно, вот кого он должен любить. Они – пара, а я – случайная гостья из прошлого, которая бесцеремонно увлеклась этой странной, щедрой игрой.

– Ли…– выдохнул он моё имя, и это было так тихо, так интимно, что меня обдало кипятком.

– Я… пока не готова, – ответила ровно, почти спокойно, даже выдавила лёгкую, вежливую улыбку. – Подышу воздухом.

– Если передумаешь…

– Я понимаю…– не дала ему договорить.

Я отодвинулась в сторону, так и не посмотрев на него. Поднялась, и на ватных ногах пошла к выходу. Взгляд невольно зацепил их силуэты, как Илья наклоняет голову Киры к своему паху, как его плавки падают на тёмный пол.

Солёный морской воздух ударил в лицо. Рухнула в ближайшее кресло у штурвала. Ветер трепал длинные волосы, но не охлаждал – наоборот, будто раздувал огонь внутри. Каждый звук из каюты вонзался в меня острыми лезвиями.

Приглушённые стоны Киры – надломленные, будто она задыхалась от удовольствия. Низкий рык Ильи, почти звериный. Его голос, хриплый и властный: «Вот так… ещё… не останавливайся…».

Я зажмурилась, прижала ладони к ушам, но звуки просачивались сквозь пальцы, сквозь кожу, сквозь кровь. Там, внизу, они сливались в одно дыхание, одно тело, один огонь. А я сидела наверху и горела чужим пламенем. Я сжала колени, и пустота внутри стала ещё острее, ещё больнее. Пустота, которую он мог бы заполнить одним движением, одним взглядом, одним «иди ко мне».

Я презирала себя. За то, что слушаю, за каждую вспышку желания, за каждый вздох, который вырывался в такт их движениям.

Шорох ткани, скрип кровати. Короткий вскрик, потом тише, потом снова – резкий, сладкий. И вновь этот шёпот: «Моя хорошая… давай…». Толчок и ритм. Быстрый, несдержанный. Казалось, что палуба подо мной скрипит, что яхту качают не тихие волны, а напористые движения его бёдер.

Я сидела, вцепившись пальцами в подлокотники кресла, до боли в суставах. Болезненно прикусила губу. Невозможно! Хватит! Рванулась подальше от трапа к термобоксу, стоящему под столом, захватывая подрагивающей рукой жменю льда, прикладывая его к лицу, к шее, к груди. Лёд таял мгновенно, стекал под майку, обжигая холодом.

На белых сиденьях лежал смартфон Киры и наушники, в которых всё ещё тихо играла музыка. Вероятно, она забыла выключить её из-за внезапного визита Витторио, когда оставила меня в руках Ильи и ушла. Сейчас я была на её месте. На своём месте. Теперь всё правильно.

Я втиснула наушники в уши, как фильтры от реальности, и вывернула громкость до звона в висках. Пусть хоть что-то заглушит эти стоны. Пусть хоть что-то удержит меня от того, чтобы сорваться. Свернулась на диване, как подстреленная птица, закрыла глаза.

Музыка ревела.

Мы вернулись на закате. Тело всё ещё гудело от напряжения, от солнца, от соли, от страсти, которую я так и не приняла.

Я почти бежала по стремительно темнеющим улочкам в гостевой домик. Макс не звонил мне с тех пор, как я ушла, и это меня беспокоило. Я оставила его одного, повинуясь своим желаниям, следуя за своими капризами и призраками прошлого. И теперь я несла ему всё, что горело во мне: возбуждение, которое не нашло выхода, жар, который не остыл, жизнь, которая вдруг проснулась под чужими руками и чужими губами. Я хотела упасть к нему в постель, прижаться всем телом, отдать ему этот огонь.