И подняла глаза. Все же что-то серьезное у него стряслось. За внешним спокойствием внутри глаз плескалось беспокойство, отчаяние, боль, неуверенность, страх. Что с тобой?
Погладила ладонью по щеке нежно, легко, как успокаивают ребенка. Он поймал ее и, повернув, поцеловал запястье, пощекотал его губами.
– Перестань.
Бесполезно. Губы уже на моих губах, сметают любое сопротивление. В поцелуе такое неистовство. Руки мнут, прижимают, пытаясь вдавить в тело еще больше, глубже в стальные мышцы.
«Куда меня несет?».
Мысль прервалась. А куда меня несут и так понятно – на кровать. Сумка свалилась с глухим звуком на пол, покрывало в сторону. Оторваться от меня он не мог, платье на груди просто порвал, пытаясь до нее добраться. Ну и ладно. Воздуха не хватало, и было слышно тяжелое, прерывистое дыхание. Хорошо бы сейчас кислородную маску.
В школьные годы мы баловались одной игрой. Становишься к стене, кто-то из ребят постарше скручивает в жгут свою футболку и сдавливает тебе горло, пока ты не отключаешься. Эх, какие занимательные картинки можно было увидеть во время этого самого «отключения».
Сейчас я ощущала то же самое – полное отключение от реальности. Перед глазами плывут разноцветные круги. Напряжение в теле почти не чувствуется до момента фейерверка.
Да с ним у меня всегда так. Или почти всегда, врать не буду.
Придя в себя через пару минут, понимаю, что скрюченными в судорогах пальцами все еще вцепляюсь в его спину. Выдыхаю, расслабляю руки.
На моих бедрах похоже тоже останутся синяки. В данный момент мне все равно, хочется лежать так вечность.
Проснулась от того, что затекли руки и ноги, мы все еще лежали в обнимку. За окном все та же красотища. Только солнце переместилось и уже не заливает комнату ярким, желтым светом. Все спокойнее, ветер стих и чуть колышет занавеску. Осторожно подпихнув его, начала выбираться с кровати. Тело онемело, покалывало, голова гудела. Свесив ноги с кровати, осмотрела себя.
– Черт.
Платье безнадежно испорчено. А жаль, только этим летом купила, надевала всего пару раз. Размяв задеревеневшие руки и шею, ушла в ванную. Долго стояла под теплой водой, потом резко включила холодную, затем опять потеплее. Собрала свои пузырьки с парфюмерией и вернулась в комнату.
Рубашку он снял и теперь сидел в расстегнутых штанах на краю побоища и перебирал в руках лоскутки ткани.
– Извини. Я не хотел. Купим тебе новое.
– Не бери в голову. Одежда – это ерунда.
И забросила в сумку бутылки, что держала в руках, запихала кое-как полотенце. Потом вспомнила, что ехать мне уже не в чем, покопалась еще немного. Все равно внутри кавардак, после падения. Вытащила шорты и футболку, быстро напялила. Так, очки. Где они? На тумбочке. Их за ворот.
На той же тумбочке стояла трубка телефона и рядом памятка, по какому номеру звонить администратору.
– Здравствуйте! Можно ли заказать такси до города? Да. Я подойду к главному зданию. Спасибо, жду.
Голая спина напряглась. Я пристроила трубку обратно в гнездо.
– Все же уезжаешь?
Хотелось захохотать, но подавив этот порыв в зародыше, кашлянула и попыталась успокоиться.
– А ты думал, если помнешь меня немного на кровати, то я смягчусь и останусь?
Он хмыкнул, показывая, что оценил шутку, но как-то безрадостно.
– Нет. Но хотя бы подумаешь о некоторых плюсах пребывания здесь.
– Извини. Я не хочу еще несколько дней пыжиться и изображать радость и эйфорию.
– Изображать? Совсем недавно ты ничего не изображала и я тоже.
– Тогда тебе нужно пообещать мне очень насыщенную программу на оставшееся время. И интенсивную не в плане телефонных переговоров приглушенным голосом. Такую, чтобы я вообще не успевала ни о чем думать. Сможешь?
Наконец повернулся ко мне.
– Когда ты стала такой?
– Какой интересно? Но могу тебя утешить, я всегда была такой.
– Нет, не всегда. Еще в прошлый мой приезд ты была более мягкой, открытой… Что случилось? Или изменилось?
– Наверное, климакс начался. Стоит начать поиски более молодой подружки.
– Бред какой-то. Твои шутки сейчас неуместны и нисколько не смешны.
– Жаль, раньше ты высоко ценил мое чувство юмора. Но, на счет новой подружки, я как раз и не шутила. Просто с возрастом женщины утрачивают иллюзии и соответственно мягкость, открытость и иные положительные качества.
– Все с возрастом утрачивают иллюзии. И я вроде бы никогда не пытался создать их.
– Нет, не пытался. Я и без тебя отлично справлялась с этим.
– В прошедшем времени?
– Да. В прошедшем. В чем проблема? Я, можно сказать, делаю тебе одолжение, не напрягая своими фантазиями и всем остальным…
Покачала головой, отвернулась и поставила сумку к выходу. Потом вернулась и присела перед ним на корточки.
– Что случилось? Что произошло, расскажи мне?
Взяла его за руки, стиснула пальцы. Молчание.
– Одиннадцать лет тебя знаю и вроде бы и не знаю одновременно. Даже сколько тебе лет.
– Разве паспортные данные это так важно?
– Я для примера. Обычные вещи, которые люди узнают друг о друге, – заглянуть в глаза невозможно, голова опушена. – Да я многое знаю. Как ты спишь, на каком боку. Какой рукой накрываешь мою грудь, какой ногой придавливаешь ноги. Какую любишь музыку, еду. Как улыбаешься, звук твоего смеха. Я все это обожаю. Даже, как хмуришься, или злишься…
– И что? Не можешь побыть со мной, когда я приехал? Мне это очень нужно сейчас.
– Я вижу. Скорее даже чувствую. Но хотелось быть бы не просто мягким медвежонком, к которому обращаются, когда хотят развлечься или поплакаться.
Он вскинулся и сжал в ответ мои пальцы.
– Это не так. Совсем не так. Ты много значишь в моей жизни.