Чудовищный капкан поместья Фловерфилд

– Доброе утро, Эвелин, – произнесла Джоанна, стараясь звучать как можно приветливей. – Я как раз к вам. Хотела попросить кувшин теплой воды… И еще спросить, какой обычно здесь распорядок дня, когда у детей завтрак…

– Вы идите к себе, Мисс, – поспешила с ответом Эвелин, почти перебивая девушку. – Поднимитесь к себе, и я принесу вам воду и тазик.

Эвелин тут же шмыгнула куда-то под лестницу, а Джоанна, пожав плечами, развернулась, чтобы идти обратно.

Эвелин примчалась быстро, ловко водрузила тазик на высокий стул с широким деревянным сиденьем, поставила большой керамический кувшин – белый с красными маками – на туалетный столик. После чего уже собралась было убежать, но Джоанна оказалась проворней и окликнула ее у двери:

– Эвелин, расскажи мне, пожалуйста, про распорядок дня. Мистер Фловерфилд уже проснулся?

– Я не знаю-с, Мисс, – процедила горничная сквозь зубы. – Сэр обычно встает поздно и завтракает отдельно. Когда у нас работала Джудит, она обычно завтракала с ним второй раз по его распоряжению. Во время завтрака он расспрашивал ее о детях. Прислуга завтракает обычно в половину седьмого. К половине восьмого мы накрываем стол для детей. Раньше они завтракали с Джудит, но теперь, наверно, будут с вами…

– А когда у вас работала Джудит, во сколько обычно начинались занятия?

– Ох, – вздохнула Эвелин. – Простите меня, Мисс Джоанна. Лучше пусть сэр Фловерфилд вам все расскажет и покажет. Кто знает, как будет на этот раз.

– Конечно, расспрошу, – вздохнула Джоанна в ответ. – Как жаль, что Миссис Фловерфилд уехала. Надеюсь, мне не придется слишком часто дергать сэра Фловерфилда с расспросами.

– О, на этот счет можете не беспокоиться! – ответила Эвелин с несвойственной ей живостью, но все же довольно неэмоционально. – Сэр очень добрый и отзывчивый. Для него гувернантка – это та, которой он доверяет своих детей. Вы сможете обращаться к нему в любое время. Скажу вам даже так, Мисс, если вдруг вы будете стараться меньше его тревожить, он обидится на вас или сам начнет подходить к вам с предложением своего совета или помощи.

После этих слов Эвелин с характерной для нее проворностью подскочила с краешка кровати, на которой сидела, отвечая на вопросы новой гувернантки, после чего пулей вылетела за дверь, успев напоследок сказать, что можно уже идти завтракать, и что сегодня Мистер Фловерфилд вопреки своим привычкам будет кушать рано и заодно познакомиться с новой работницей.

Джоанна еще посидела какое-то время в своей комнате в задумчивости. Следовало бы сейчас написать письмо тетушке, дорогой Жоржине, Миссис Трамель, но нужно было торопиться к завтраку.

Внизу никого не было. Но был сервированный стол на пять персон. На столе стоял свежеиспечённый яблочный пирог, ветчина, сыр и несколько видов варенья. Джоанна уже решила подыскать себе местечко где-нибудь в укромном месте, чтобы подождать детей и Сэра Фловерфилда – гостиная, где завтракали плавно перетекала в вестибюль, где было несколько больших мягких кресел – но девушку окликнули, и она вздрогнула от неожиданности.

– Миссис Джоанна! – воскликнул Сэр Фловерфилд. Он был одет таким же образом, как и вчера, только сорочка была свежей. А вот с брючинами все та же история – пятнышки темно-коричневой грязи. – Не думала, что вы подниметесь так рано. Вы вчера выглядели уморенной. Надеюсь, спали хорошо?

– Спасибо, Сэр. Все хорошо, – ответила Джоанна, пытаясь сглотнуть побольше слюны – во рту было неимоверно сухо.

– Вы присаживайтесь вот сюда, – скомандовала мужчина с привычным властным задором. – Берите все, что захотите. Все яства к вашим услугам.

Джоанна присела, застелила платье белой тканевой салфеткой и положила себе на тарелку немного хлеба и масла. Мистер Фловерфилд отрезал ножом большой кусок пирога и водрузил его на тарелку девушки. Несколько печеных яблочных долек выпали на скатерть, но хозяин дома предпочел этого не замечать.

– Как вам пирог, Джоанна? – осведомился он, внимательно наблюдая, как девушка ела, неловко ковыряя еду. Ей было ужасно неловко – он смотрел на нее чрезмерно пристально. Джоанна была уверена, что это выходит за рамки приличия. Она не знала, как себя вести, и понимала, что это какой-то особенный случай, о котором Миссис Трамель еще не успела ей рассказать.

– Пирог чудесный, – ответила девушка. – А когда спустятся дети? Мне не терпится с ними познакомиться…

– Не торопитесь, Джоанна, – ответил Сэр Фловерфилд. – Еще успеете устать от них. Они у меня дикари несносные. Тяжелая работенка предстоит. Но то, что вы молоды – это даже хорошо. Юность – гибкая и плодородная субстанция, способная принять форму любого сердца. Немного строгости, щепотку терпения и любви, и они будут вашими навеки. Дети – привязчивые создания и всегда отвечают любовью на искренне тепло. У нашей Джудит получалось, правда, не очень. Но я признаюсь, это все из-за ее некоторой холодности и, как я подозреваю, природной лени. Ей не хватало фантазии и находчивости. Иные детские шалости выводили ее из себя, он впадала в ступор. Могла только отвешивать колкие замечания и угрожать расправой с моей стороны. Но я не привык наказывать детей. Я верю, что к любому ребенку можно найти подход с помощью любви и внимания…

– Мистер Фловерфилд, ваша жена, наверно, волнуется, что ее детей доверяют незнакомой ей особе? Было бы намного спокойней, если бы она могла лично со мной встретиться и поговорить, как мы сейчас разговариваем с вами, – произнесла Джоанна, замечая, что упоминание хозяйки дома произвело на Сэра Фловерфилда странное впечатление – будто искра недовольства промелькнула на его лице, и еще пару мгновений он как будто усиленно размышлял о чем-то. Но затем привычное выражение беззаботной веселости вновь озарило его лицо.

– Вы зря тревожитесь за мою Амелию! Она очень умная женщина и знает, что можно доверять моему мнению и моей оценке происходящего. Я обещал ей писать раз в три дня с подробным отчетом о том, как вы приживаетесь у нас, и о том, как ладите с детьми. Этого будет достаточно, чтобы на ее сердце было спокойно. Ну и потом… она, как я надеюсь, вернется через пару недель. Вы сможете познакомиться, и, уверен, сможете стать приятельницами. Амелия всегда жаловалась, что ей скучно здесь, в этом «царстве болот», как она любила выражаться. Ее поездка – это еще и возможность развеяться.

«Миссис Фловерфилд было бы спокойнее, если бы она уехала после знакомства со мной, удостоверившись, что я все правильно поняла, и что дети согласны принять меня», – размышляла Джоанна, делая крошечные глотки из белой с позолотой чашки. Чай, как и вчера, казался невероятно вкусным.

За дверью, которая вела в сад, послышался топот ног и детские озорные крики – трое детей вбежали в гостиную, чуть не сбив с ног Эвелин, которая несла в кухню грязную посуду на подносе.

– О, вот и мои птенцы! Познакомьтесь, Миссис Джонс, вот это моя прелесть Селестина, почти уже девушка. Это шалун Герберт. А это кроха Эдгар. Прошу любить и жаловать. Дети, поздоровайтесь с Мисс Джоанной и идите мыть руки. И еще, моя дорогая Селестина, надень, пожалуйста, панталончики.

Мистер Фловерфилд резво раздавал указания, а Джоанна рассматривала детей, которые смотрели на нее исподлобья. Но в выражении их лиц не было и тени смущения. Напротив, было нечто дикое и протестное, как у маленьких щенят, которые растут в закрытом вольере, не зная человеческих рук.

Селестина выглядела на все пятнадцать лет, а то и старше. Между ней, Джоанной, и Мисс Фловерфилд по сути была совсем небольшая разница. Девочка была рослой и крепкой и имела дерзкое выражение лица. Похоже, что ей совсем не занимались. На ней было шелковое платье цвета чайной розы – платье короткое, подразумевающие, что под него наденут панталоны. Но их не были. Были голые ноги, обутые в черные кожаные шнурованные ботинки. Лицо Мисс Фловерфилд казалось привлекательной – каштановые волосы, небольшие, но выразительные и черные, как ночь, глаза, тонкий, очень маленький прямой нос и губы, возможно, крупноватые и какого-то воспаленного алого цвета. Джоанне показалось, что Селестина тоже разглядывает ее. В ее взгляде искорками мелькала усмешка – такая же, как и у ее отца.

Герберт был шестилетним мальчиком, одетым в тунику и панталоны. Одежда была на размер больше, чем ему требовалось, но, возможно, так ему было удобней носиться на свежем воздухе. Мальчик сжимал в руке деревянную саблю и смотрел на свою новую гувернантку с некоторой долей враждебности. Трехлетний Эдгар, одетый в длинную, ничем не подпоясанную тунику, похожую на платье, напротив, выглядел робким и разглядывал Джоанну широко раскрытыми глазами, но только тогда, когда она сама не смотрела на него.

Дети убежали умываться. Джоанна пыталась осмыслить увиденное. Похоже, ей и, правда, будет нелегко. Особенно с Селестиной, которая, скорее всего, не захочет воспринять всерьез гувернантку, которая по своему возрасту недалеко от нее ушла. К тому же девочка имеет явно своевольный характер.

Мистер Фловерфилд прервал тягостные размышления Джоанны, точно угадав их содержание:

– Не волнуйтесь, Миссис Джоанна, – произнес он по-отечески нежным тоном. – Я прекрасно понимаю ваши чувства. Мальчишки смиряться с необходимостью слушаться вас в течение недели – я лично прослежу и каждый вечер буду расспрашивать их с пристрастием об уроках и занятиях, внушать им мысль, что они должны хорошо вести себя. Иначе мне придется прибегнуть к наказанию. Они все жить не могут без сладостей… То, что касается Селестины – она, конечно, требует особого внимания. В ней необходимо воспитать кротость и послушание. Без этого ей не видать высшего света, светских радостей и удачного замужества. Признаться, ее и не тянет во все эти дамские штучки. Моя Амелия избаловала девочку главным образом тем, что не запрещала ей мальчишеские забавы, к которым Селестина всегда тяготела. Истинная дикарка…

Мистер Фловерфилд вздохнул и ушел глубоко в свои мысли. Джоанна погрузилась в свои, но тут мужчина неожиданно продолжил, как бы воспрянув духом:

– Мисс Джоанна! Я никогда не буду требовать от вас невозможного! Не буду ждать, что вы вашими силами сгладите все несовершенства. Ваша задача состоит лишь в том, чтобы дети стали вести себя хотя бы чуточку благопристойней, прилежно учились… Мне бы хотелось, чтобы вы развили в них чувство прекрасного и тягу к знаниям. Да, и я надеюсь, что вы поможете привести в порядок их одежду. Возможно, им понадобиться новый гардероб. Джудит никогда не следила за этим – признаться, она сама одевалась как попало. А моя Амелия немного упустила этот вопрос, полагая, раз мы живем на болотах в уединении, то не стоит пока тратить усилия на внешний лоск. Этот лоск, по ее словам, улетучился бы в миг после пары-тройки прыжков в саду и лесу.

Глава 4. Детки, которое не все конфетки

Дети оказались даже запущенней, чем предполагала Джоанна. Селестина бегло читала, но ее подчерк был просто ужасен. Ее не интересовали книги и истории, которые Джоанна старательно выискивала и старалась читать с выражением, вдохновенно. Она не могла сидеть ровно, все время растекаясь по парте, и казалось, что никак не может справиться со своими руками, которые не давали ей покоя. Когда Джоанна обращалась к ней с просьбой коротко пересказать услышанное, девочка безмолвно таращила глаза с таким невыразимым безразличием и скукой, что у Джоанны сжималось сердце и пересыхало в горле так, что, казалось, она сама потеряла дар речи. К слову сказать, в этом доме девушка все время мучилась невероятной и незнакомой ей доселе сухостью во рту. Ей приходилось пить много воды, но это не всегда помогало.

Герберт был способен к математическим наукам – он прекрасно считал. Писать он пока не мог, но знал буквы, и Джоанна решила, что как раз сейчас хорошее время для того, чтобы обучить мальчика письму. Правда, Герберт был невероятно упрямым, все время спорил и доказывал обратное по любому поводу – казалось в него вселился бесенок противоречия. Но это все равно было не так страшно, как притупленная черствость сознания Селестины, сквозь которую, казалось, невозможно было проникнуть никакими средствами.

Маленький Эдгар оказался самым благодарным учеником – ему явно не доставало тепла и нежности. Он с удовольствием слушал сказки, старался заучивать стишки и скороговорки. Он почти сразу привязался к Джоанне и, когда она не была занята, ходил за ней попятам, крепко захватив маленькой ручкой краешек ее рукава или платья. Внимание малыша успокаивало Джоанну.

* * *

Девушка никак не могла отделаться от ощущения, что ее окружает туман лицемерия и ненастоящих чувств. Она все время боролась с собой, убеждала себя, что это ее фантазии, и не стоит придавать им слишком много значимости. Первый и даже второй взгляд могут оказаться обманчивыми.

Джоанна почти всегда пребывала в состоянии из-за опасения сделать что-либо не так. Это была ее первая работа. И у нее не было поддержки мудрой и доброй по отношению к ней женщины – она привыкла к обволакивающей заботе и вниманию Миссис Трамель и теперь чувствовала себя покинутой, одинокой, а часто и вовсе беспомощной.

Одно хорошо – ей не приходилось слишком часто общаться с Мистером Фловерфилдом, который вызывал в ней необъяснимое отторжение. Ей все время казалось, что существует бескрайняя пропасть между тем, что он говорит, и тем, что он думает на самом деле. Уильям Фловерфилд регулярно отправлялся куда-то верхом, а иногда и в двуколе вместе со своим Джо, который, как успела понять Джоанна, принимал активное участие в управлении поместьем и часто выполнял всевозможные поручения Эвелин (по совместимости она была еще и экономкой), а часто и самого хозяина дома. Пыл Сэра Фловерфилда в отношении воспитания детей и надзора за их успеваемостью быстро угас, когда он увидел, что гувернантка справляется и проявляет твердость, не выходя при этом из себя и не теряя доброго чувства к вверенным ей подопечным.

Единственное – Мистер Фловерфилд настаивал на совместном и ежедневном с Джоанной чаепитии. И это могло быть не только время второго завтрака, но и любое другое – в два, три или пять часов. Даже, если у гувернантки были в это время уроки с детьми, она была вынуждена прерваться и провести вместе с Сэром Фловерфилдом не менее сорока минут. Иногда он вовлекал ее в активную беседу (не о детях, а просто о чем-нибудь ему интересном), но чаще чаевничал молча и так сильно погружался в свои размышления, что и вовсе забывал о том, что он здесь не один и начинал шумно прихлебывать, не осознавая шероховатостей своих манер. Он машинально подливал чай себе и Джоанне, и обычно девушка выпивала не меньше трех чашечек. Для нее это было чересчур, но она не могла отказаться из вежливости. И потом было бы странным, если бы она просто сидела за столом со сложенными на коленях руками и ничего бы не делала. А так чай был хоть каким занятием, которым она могла занять себя во время этого странного застольного ритуала.

Однажды Джоанна спросила Сэра Уильяма, почему Селестина не обучалась ранее музыке. Ведь это помогло бы сформировать навыки вдумчивости, усидчивости и, вне всяких сомнений, пошло бы на пользу ее подчерку, далекому от совершенства. На это хозяин махнул рукой, сказав, что у Селестины музыкальные занятия с ранних лет вызывали глубочайшее отторжение. Они с Амелией даже обращались по этому поводу к семейному врачу, и тот, осмотрев девочку и понаблюдав за ее игрой (если можно так назвать изуверства и насилие над клавишным инструментом) и упражнением по самым азам нотной грамотности, пришел к выводу, что ум девочки не воспринимает музыкальные науки. Он также сказал, что подозревает в маленькой тогда еще девятилетней прелестнице некоторую долю умственной слабости. Уважаемый доктор назвал это умственной апатией. Правда, он выразил надежду на то, что этот врожденный недуг или особенность развития как, вероятно, следствие родовой травмы, может сойти на нет, если девочка будет расти здоровой и крепкой, проводить много времени на свежем воздухе. Пусть она и не станет утонченной образованной леди, все же при наличии внешнего очарования и природного жизнелюбия сможет составить какому-нибудь джентльмену весьма недурственную партию.

Мистер Фловерфилд признался, что для него самого образованность женщины не есть бесценный Грааль. Счастье семейной жизни, по его мнению, составляют другие качества – кротость, участливость в делах мужа, нежность к детям и другие свойства, относящиеся скорее к сердцу, чем к уму. Джоанна в душе никак не могла с ним согласиться. Она верила, что путь обучения во всей его полноте и продолжительности касается не столько ума, сколько развития душевных качеств. Человек не может образоваться морально, духовно, если он закрыт для знаний, если сознание омертвляется, не пропуская внутрь созидательно-целебный луч божьего света. Необразованная душа не приведет к развитию человечной основы – благородства, сострадания и прочих добродетелей. Джоанна, разумеется, не стала возражать Сэру Фловерфилду. Она совершенно не представляла, как ей найти подход к Селестине. Однако отец девочки, как поняла Джоанна, не предъявлял никаких особенных требований и не обозначал свои ожидания, поэтому девушка решила для себя, что не будет упорствовать с занятиями, требовать усердия и послушания. Она, с одной стороны, ощущала собственное бессилие. С другой стороны, Джоанна не собиралась испытывать чувство вины за это бессилие. В свои юные годы она уже хорошо понимала, что есть вещи, на которые повлиять невозможно даже при большом и искреннем желании. Селестина не испытывала к гувернантке теплых чувств. Джоанна не могла разглядеть, что там внутри этой непонятной и чужеродной души. Возможно, мать, Миссис Фловерфилд, могла бы рассказать и подсказать, но ее здесь не было.

Джоанна с помощью Джо на днях отправила письмо своей дорогой тетушке и с нетерпением ждала ответа.

Она еле сдержалась, чтобы не выложить все детали и подробности, которые постоянно поднимали в ней самые разные тревожные ощущения, но пока ограничилась лишь очень кратким повествованием о своих будничных заботах. Единственное – она выразила беспокойство о здоровье Миссис Фловерфилд и свое сожаление насчет того, что они не успели познакомиться до отъезда хозяйки на лечение.

Письмо от Жоржины Трамель пришло через три дня, и Джоанна, не справляясь с частым сердцебиением, дрожащими пальцами вскрыла конверт и прочитала:

Дорогая моя, милая, милая, Джонни! Я так рада получить твое письмо. Меня насторожили твои объяснения, почему ты не могла так долго (целую неделю) отправить свое первое письмо. Я уверена, что ваш уважаемый и верный слуга и посыльный Джо может в следующий раз быть порасторопнее с отправкой. Ты говоришь, что он часто катается на станцию по разным хозяйским делам? Пожалуйста, будь понастойчивей и требуй внимания к своим интересам. Тем более что такая просьба не будет стоить никому ни времени, ни лишних денег. Пиши мне почаще, Джоанна!

Меня тоже взолвновала внезапная хворь Миссис Фловерфилд, если учесть с каким невероятным рвением и воистину мужским упорством она старалась «выписать» тебя поскорее в свои дорогие сердцу болота. Я могу понять, что с женщинами случаются разные неприятности, могут неожиданно обостриться старые залеченные болезни, но, дорогая, она могла бы дождаться тебя! Всего-то неделя или даже меньше ожидания! Но я могу тебе сказать, что женщины – в принципе, существа мало предсказуемые, особенно начиная с определённого возраста. Рискну предположить, что скорый отъезд матери троих детей – результат многолетней накопившейся усталости. Видно, что как только она удостоверилась, что ты приедешь, то сразу же подхватила свои вещички и отчалила на воды, где климат, несомненно, благостней, и царит полная свобода от домашних обязанностей. Я искренне надеюсь, что отсутствие матери семейства не станет для тебя чрезмерно обременительным. Умоляю, не бери на себя слишком много! И если Мистер Фловерфилд возжелает взвалить на тебя дополнительные обязанности, пожалуйста, дай мне знать, и я сразу же ему напишу. Не пытайся заниматься вопросами дипломатии самостоятельно. Поверь, для твоего возраста, это будет перебор. Взрослые опытные люди, особенно мужчины, могут быть изобретательные и коварны, и ты глазом моргнуть не успеешь, как превратишься в няньку и прислугу для всего дома.

Напиши мне, пожалуйста, подробнее о детях и Мистере Фловерфилде. Как его самочувствие? Мне написал Мистер Кемпински, с которым ты по невероятному стечению обстоятельств оказалась в одном поезде и свела короткое, но приятное для него (и я надеюсь для тебя) знакомство. Он выразил глубочайшую радость оттого, что смог вживую пообщаться с прекрасной дочерью его дорогого друга, семью которого нещадно поколотили жизненные перипетии. Он готов оказать посильную помощь по самым разным вопросам тебе или мне, твоей опекунше, если понадобится. Пользуясь случаем, я заказала у него несколько травяных лечебников, которые он мне от всего сердца расхваливал.