Чудовищный капкан поместья Фловерфилд

Но, Джоанна! Самое интересное, что Гай Кемпински знаком с твоим текущим работодателем, Уильямом Фловерфилдом. Он, кстати, и выразил искренний интерес в отношении здоровья хозяина поместья. В последний раз, когда они виделись, а это было уже приличное количество лет назад, Фловерфилд выглядел неважно и страдал от недуга, который никак не могли распознать, чтобы подобрать правильное лечение. У него были тяжелые ревматические боли в суставах, какая-то экзема по всему телу, и его раннее наследственное облысение (а лысеть он начал с двадцати пяти лет) на фоне болезни сделало его голову похожей на гладкий шар с редкой кромкой истонченных волос впереди и по бокам.

Джоанна, я надеюсь на скорый ответ. Я очень жду подробностей – пиши их все и не старайся беречь мои нервы!

Я намеренно не буду рассказывать тебе ничего про себя, пока ты не предоставишь мне состоятельные доказательства собственного относительного благополучия. Я очень волнуюсь за тебя. Я не хочу, чтобы ты замкнулась в этом болотном поместье. Не для того тебя туда направили! Ох, я уже и жалею…

Напиши мне как можно скорее. И помни, что, если что-то пойдет не так, ты сможешь в любой момент прервать свои обязательства. В конце концов, у тебя уже есть достойные аргументы в пользу возвращения домой, и никто не будет вправе упрекнуть тебя. Я очень скучаю. Держись. Напиши мне в скором времени!

Целую тебя крепко. Твоя тетушка Жоржина.

Прочитав письмо, Джоанна не смогла сдержать слез и горько расплакалась —все ее чувства вышли наружу. Как ей не хватало Миссис Трамель! Здесь, рядом с ней. Сейчас девушке показалось, что тысячи километров разделяют их. Что же так сильно тревожило ее? Сомнения, раздирающие душу. Ей не нравилось в этом доме, и эта семья ей не нравилась. Она казалась ей странной. Здесь ей не с кем было даже поговорить, и, наверно, она только сейчас это осознала. Болтовня с Мистером Фловерфилдом казалась странной, неискренней и какой-то безнадежно пустой.

Конечно, у нее не такой большой жизненный опыт. Она долгое время жила в уединении среди таких же воспитанниц пансиона, не видела мир и о многих вещах судит только по тому, что ей рассказывала ее тетушка, учителя пансиона, а также по обрывкам драгоценных картинок, запечатленных в воспоминаниях о ее раннем беззаботном детстве. Но все же она в состоянии понять для самой себя, исходя из устройства собственной души, что нормально, а что ненормально. Абсолютно неприемлемо, что Миссис Фловерфилд так поступила с ней! Она же знала, что это первая в жизни работа Джоанны! О чем она думала, уезжая прямо перед приездом Джоанны?! Даже если она почувствовала резкое ухудшение здоровья и потребность в экстренном отъезде, она могла бы письмом предупредить, и тогда бы Джоанна не была бы сейчас в столь растрепанных чувствах.

Глава 5. О, Мистер Фловерфилд!

Джоанна так глубоко и безнадежно утонула в сочувствии к самой себе, что даже не заметила, как открылась дверь в ее комнату. Не заметила она и человека, который тихо вошел и осторожно присел на стул возле ее туалетного столика. Девушка сидела, опустив голову на колени, на котором лежало письмо, и негромко всхлипывала.

Джоанна вздрогнула, почувствовав чью-то теплую и тяжелую руку на своем плече. Она подняла заплаканные и замутненные глаза. Рука принадлежала Уильяму Фловерфилду. Он смотрел на девушку с сочувственной нежностью, рука скользнула по спине до уровня лопаток, после чего он осторожно убрал ее.

– Я вторгся в вашу обитель. Прошу меня простить, – почти что прошептал Мистер Фловерфилд. – Я шел в свою оружейную комнату – она в конце коридора, – ваша дверь была приоткрыта. Вы плакали так горько и отчаянно! Как человек, отвечающий за ваш покой и благополучие в этом доме, не могу не спросить… Чем вы так расстроены, и что я могу сделать для вас?

– Все хорошо, – ответила Джоанна и тут же прикусила язык. Глупо устраивать истерики, а потом на вопрос «что случилось» отвечать распухшим от слез ртом, что «все хорошо». Она плакала уже очень долго – счет времени потеряла. Благо, что время было позднее, и она никому уже не была нужна, кроме крохи Эдгара. Но Эдгар приболел и спал с четырех часов. Возможно, Уильям Фловерфилд уже продолжительное время за ней наблюдал, она не могла этого знать. – Вы правы, Сэр. Я действительно расстроена. Есть вещи, которые меня, возможно, не касаются, но я не могу не думать о них…

– Я вас прекрасно понимаю, – произнес Мистер Фловерфилд с предельной для него кротостью. – Вы даже не представляете, как высоко я ценю вашу откровенность. Я, признаться, уже некоторое время пребываю в состоянии растерянности и не нашел в себе сил уделить вам достаточно внимания, дать объяснений некоторым вещам. Слишком много свалилось всего на нас всех… Вы, вероятно, будучи проницательным человеком, сами что-то заметили, сделали предположения… И, конечно, будет лучше, если вы услышите все от меня, и это положит конец вашим терзаниям и ужасным подозрениям.

Джоанна немного пришла в себя и теперь с некоторым удивлением смотрела на Мистера Фловерфилда. Казалось, он говорил какие-то невероятные, странные вещи. Он собирался ей что-то очень важное рассказать, но что? На коленях девушки лежало вымокшее от слез письмо. Чернила поплыли, и бумага теперь напоминала небо с разводами мрачноватых облаков.

– Давайте сделаем так, Джоанна, – произнес Сэр Фловерфилд. – Я сейчас спущусь в кухню и распоряжусь насчет чая. Вы ждите меня здесь. Я принесу поднос с чаем прямо сюда. Мы должны обязательно поговорить. Быть может, мне надо было сразу все выложить… Но вы очень молоды, хотя ваше сердце благородно не по годам. Ждите меня здесь. Никуда не уходите!

Мистер Фловерфилд вышел, прикрыл за собой дверь и быстрым шагом отправился вниз по лестнице в сторону кухни. Покорный старый дом шумным эхом отражал его гулкие шаги.

Сэр Уильям вернулся очень быстро, будто поднос с чайником, двумя чашками и пожаренным хлебом уже ждал его внизу на последней ступени лестницы. Мужчина осторожно расчистил туалетный столик, с позволения Джоанны, и водрузил на него поднос. Он налил чая в чашку и подал ее девушке, которая продолжала сидеть на кровати, но уже убрала письмо с колен. Она наблюдала за его движениями, которые могли бы принадлежать человеку лет тридцати пяти и не больше. Как молодо выглядел Сэр Уильям! А ведь ему не меньше шестидесяти пяти лет.

– Не сочтите за грубость, – сиплым голосом произнесла Джоанна. – У меня от этого чая, который я искренне нахожу очень вкусным, неимоверная сухость во рту, с которой мне сложно справляться в течение дня. Приходится постоянно пить воду… Но даже это не всегда помогает.

Уильям Фловерфилд призадумался, но потом довольно живо отметил:

– А вы правы, Миссис Джонс! Вы совершенно правы! Мы всегда покупаем чай у одного лавочника-индуса. Похоже, что в последнем холщовом мешочке, купленным нашим Джо перед вашим приездом, было слишком много тимьяна. Это тимьян, когда его в избытке, создает такое ощущение, будто першит все время… Завтра же распоряжусь, чтобы Джо съездил за новым чаем. Я тоже, признаться, страдал все это время от неприятного ощущения во рту, но не отдавал себе в этом отчет.

– Я, с вашего позволения, просто воды попью из кувшина, – сказала Джоанна, встала с кровати и налила себе воды в кружечку с нарисованным розовым кустом, подаренную Миссис Трамель перед самым ее отъездом.

– Я, пожалуй, начну, – произнес Мистер Фловерфилд, вздыхая. Его серые глаза будто бы посветлели, привычная туманная пелена спала. – Вас, Миссис Джоанна, несомненно, покоробил тот факт, что по вашему приезду вы не застали мою Амелию, Миссис Фловерфилд. Ранее я вам сказал, что она уехала из-за внезапно обострившегося хронического заболевания на минеральные источники. В этом утверждении почти все правда, но стоит сделать несколько уточнений. Миссис Фловерфилд – женщина исключительно добродетельная и скромная. У нее есть особая черта – она не любит болеть и жаловаться окружающим. У Амелии в прошлом году диагностировали очень неприятную опухоль. – На этих словах Уильям Фловерфилд заглянул Джоанне в глаза и сделал многозначительную паузу. – И это та стадия болезни, когда возможна только лишь паллиативная помощь. Жена уехала, чтобы немножко привести себя в порядок, передохнуть и подарить своему организму небольшое вспоможение целебной силой минеральных вод. Она не хотела, чтобы вы видели ее в дурном состоянии. Амелия решила, что ее нездоровье напугает вас, и вы уедите обратно. Я предполагаю, что это не самое мудрое решение с нашей стороны – застать вас врасплох, так сказать – но мы были в некотором отчаянии.

Рассказ Уильяма Фловерфилда шокировал Джоанну. Выходит, что хозяйка дома смертельно больна и вынуждена была уехать для получения вспомогательного лечения, способного облегчить последние месяцы ее жизни? Она стеснялась своего вида и боялась, что новая гувернантка откажется от своего места? Голова Джоанны шла кругом. Она не могла не отметить некоторые неточности – все же супруга Сэра Фловерфилда могла хотя бы написать ей, пусть и несколько смягчив обстоятельства своего вынужденного отъезда. Да и с чего бы Джоанне пугаться вида несчастной женщины, страдающей неизлечимым недугом? Напротив, она, Джоанна, была бы еще более рада оказать ей услугу и присмотреть за ее детьми. Конечно, она бы расстроилась, что у нее не будет приятного женского общества и, что еще важнее, совета опытной матери, который мог бы пригодиться Джоанне в воспитании непростых и таких разных ребятишек, но уж точно не отчалила бы обратно в Лондон, опасаясь избыточных хлопот… В любом случае получилось нечто вроде сокрытия правды, то есть обмана… Обман – он как отрава, оседает в душе – трудно избавиться, трудно забыть и поверить снова.

– Миссис Фловерфилд вернется домой? – выпалила Джоанна, собравшись с мужеством и испытывая ужас от собственного вопроса. – Удастся ли мне познакомиться с ней? Если да, то как скоро?

– Я очень на это надеюсь, – вздохнул Сэр Фловерфилд. – Мы все на это надеемся. Дети очень скучают. Я уже говорил вам, что и у меня все из рук валится. Вас, наверно, немало напугал вид нашего сада, который давно уже не знал бережных рук садовника. Предыдущий садовник утонул в болоте. Он частенько перебирал с вином… Понимаете теперь, сколько всего и сразу на нас свалилось? Болезнь жены, гувернантка Джудит бросила нас в тяжелый момент, с прислугой вечно какие-то неурядицы и злоключения. Наш старый добрый Джо налетел на сук и теперь без глаза… Черная полоса отчаяния…