Зарево

В сентябре шли упорные бои за Литву. После взятия немцами Гродно и Брест -Литовска открылась дорога на Вильно и Минск. Полк, где служил Петр, после нескольких проигранных сражений отступил к Друскининкаю. Войска, довольно потрепанные, остановились лагерем в поместье Липиньско.

Петр обрадовался передышке: с огорода поднимался сладкий дым – топили баню для солдат. Кашевар уже установил походную кухню во дворе перед барским домом, хотя дом – это мягко сказано. Родовое гнездо помещиков Златницких представляло собой палаццо – трехэтажное здание, к которому примыкали два крыла. Во дворе располагались хозяйственные постройки и флигель для прислуги. Владельцы поместья покинули его с началом военных действий и возвращаться в ближайшее время не собирались.

Сентябрь выдался теплым, словно и не уходило лето. Еще не тронула желтизна пышные кроны деревьев в парке, а на клумбе цвели георгины и флоксы.

Петр вымылся в бане и уселся на скамейке возле дома, чтобы написать письмо домой. Письма получались короткие – жив, здоров, кормят хорошо. Не станет же он расстраивать родителей и рассказывать о боях и опасных вылазках. К тому же военная цензура не пропустит. Лучше он поведает обо всем при встрече – дадут же ему отпуск когда-нибудь!

– Петя! Силин! Где ты? – услышал он крик – это кричал Степан, денщик Беркутова.

– Я здесь! – отозвался он.

Степа подошел так быстро, словно был обут не в сапоги, а в крылатые сандалии. Он даже запыхался по дороге.

– Что за спешка, старик? – спросил Петр, не поднимая головы.

– Господин полковник срочно требуют, -отбарабанил Степан.

Петр, досадуя на то, что ему помешали закончить письмо, сложил бумагу вдвое и спрятал в карман.

– Идем, – сказал он Степану.

И они оба двинулись в штаб.

Штаб располагался во флигеле возле барских конюшен. Полковник занимал несколько комнат, и сейчас принял Петра в наспех оборудованном кабинете. Адъютант стоял за его спиной и сиял, как медный грош. Впрочем, полковник тоже показывал признаки хорошего настроения.

– Ну вот что, рядовой Силин, немецкий свой Вы подтянули; по словам сослуживцев, храбрости Вам не занимать, поэтому даю Вам чрезвычайно важное задание, и от его выполнения многое зависит, – полковник сразу же приступил к делу. – Вам известно, что в последнем бою были захвачены в плен трое немецких офицеров?

– Так точно, известно, – отчеканил Петр. – Я же сам их допрашивал, вернее, вел записи.

– А известно ли Вам, что среди них находится полковник?

– Никак нет.

Петр выглядел удивленным.

– Герр Оберст Мюллер. Оберст по-немецки, полковник.

Щеки Петра залила краска: он был уверен, что Оберст – это фамилия.

Полковник обернулся к адъютанту:

– Подготовьте письмо на немецком языке – предложения по обмену пленными: немецкого полковника на троих наших лазутчиков. А рядовой Силин отвезет письмо в их штаб.

– Я? К немцам? – растерялся Петр. – да они меня тут же в плен возьмут.

– Разговорчики! – прикрикнул полковник. – Поедете и все тут. С белым флагом не возьмут. Возьмете на конюшне лошадь Майку, и чтоб до вечера обернулись.

Полковник строго посмотрел на Петра, а адъютант – еще строже, и Петр вытянулся во фрунт.

Глава 27

Дорога лежала через густой смешанный лес, изобилующий дубами. Осень уже выплеснула все оттенки красок на кроны деревьев, и золото дубовых и березовых листьев смешалось с царственным пурпуром кленов. Здесь и там в траве проглядывали шляпки последних грибов, а спелые ягоды калины уже наполнились красным горьковатым соком.

Петр засунул пакет в голенище сапога, взял с собой паек на дорогу и выехал, погоняя Майку. Кобыла же, застоявшаяся в последнее время в конюшне, бежала резво, опьяненная утренним свежим воздухом, покачивая в седле седока, и Петра вскоре укачало. Сначала он пытался бороться с сонливостью, а потом глаза как-то сами собой закрылись, и он задремал.

Майка все бежала и бежала мимо кустов и деревьев, голова Петра клонилась все ниже и ниже. Реальность смешалась с дремой, и он уже не осознавал, что находится в Литве, что идет война, а ему предстоит встреча с противником. Ольха и орешник казались ему знакомыми, как будто в роще возле села Глебова, и себя он видел в окрестностях Боровиц.

Он очнулся внезапно оттого, что Майка захрипела и замедлила шаг. Петр огляделся, но ничего подозрительного не увидел. Лошадь же явно насторожилась и, не желая продвигаться вперед, тихонько заржала. Каково же было удивление Петра, когда в ответ на ее ржание послышалось точно такое же впереди.

Майка покосилась на всадника, словно спрашивая, едем или нет, ведь впереди кто-то есть, и судя по голосу, это жеребец. Петр и сам понимал, что навстречу им с Майкой едет неизвестный, но в отличие от молодой лошади его не волновало, жеребец это или нет – он думал об одном: как бы не нарваться на немцев.

Он пришпорил кобылу, и Майка двинулась вперед, всем своим видом показывая недовольство: она неохотно переставляла ноги и старалась задержаться у каждого попавшего навстречу куста ракиты, покусывая узкие зеленые листья.

Петру пришло в голову, что ему просто послышалось ржание впереди, а на самом деле никакой опасности нет, и можно спокойно продолжать путь, но в это время застрекотала сорока, и все сомнения отпали. Ему не один раз приходилось бывать в лесу: для деревенского мальчика лес становится вторым домом, и маленькие дети, которые ходят вместе со взрослыми за грибами и ягодами учатся различать съедобные и несъедобные дары леса раньше, чем азбуку в церковноприходской школе. Они умеют определять направление по мхам и лишайникам на стволах деревьев, ну а о приближении чужого подскажет сорока.

Дорога свернула вправо, и из-за поворота послышался конский топот: неизвестный приближался.

Придержав Майку, Петр затаился возле кустов. Тот, кто двигался ему навстречу, тоже затаился, однако его конь не был согласен с таким положением вещей: жеребец спешил вперед – ему не терпелось увидеть неизвестную гривастую красотку.

– Verdammt! – услышал Петр и похолодел – так и есть! немец.

А у него нет оружия: вестовым, едущим с белым флагом оружие не положено. Вооруженному противнику, наверное, будет наплевать и на белый флаг, и на законы ведения войны – выстрелит, и все! Это так, но дороги назад нет, поэтому надо выпутываться любым способом.

– Руки вверх! – крикнул Петр невидимому недругу.

– Эй ты, Иван, прочь с дороги! Ich werde schissen! – послышался голос из-за кустов.

– Эй ты, Фриц, сам иди к чертям собачьим! Наша дорога! – не уступал Петр.

– Была ваша, будет наша. Тебе, Иван, не воевать, а коров пасти.

– А тебе только пиво дуть и колбасой закусывать.

– А тебе водку с селедкой.

В этот момент жеребец снова заржал, и Майка, покрутив гривой ответила почти неслышно.

– Но, но, – раздалось с двух сторон: это наши всадники сдерживали лошадей, внезапно обнаруживших острое желание познакомиться.

– Ну что ж ты не стреляешь? Выйди, погляжу на тебя, – крикнул Петр.

Он лишь сейчас осознал, что они разговаривают на двух языках и прекрасно понимают друг друга. Петр выдавал немецкие фразы, а неизвестный говорил по-русски с французским прононсом, словно его мучил насморк.

– А ты почему не стреляешь? – насторожился противник.

– Нечем, – Петр развел руками, словно тот мог его видеть. – У меня белый флаг, а парламентерам оружие не положено.

Из-за кустов послышался смех.