Оценить:
 Рейтинг: 0

Когда ад замерзнет

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 13 >>
На страницу:
5 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Лучше бы я кота завела.

Так что у Виталика никаких изысков в виде ангелов и прочего кладбищенского гламура, просто прямоугольная плита, на которой закреплена овальная эмаль-фотография и выбиты буквы и цифры, а справа выгравирована гитара со сломанным грифом.

Ченцов Виталий Андреевич.

Гад, предатель и вечный подросток с гитарой, безмозглый и беззащитный в своей всепоглощающей бестолковости, записной волокита и бесстыжая морда. Правда, с мордой у него теперь проблемы, выстрел из дробовика прямо в голову прервал его карьеру ловеласа, хоронили его в закрытом гробу, но червям это безразлично, я думаю.

И я потратила последние деньги, чтобы оплатить этот дурацкий памятник, потому что никаких других пригодных для этого родственников у Виталика нет.

Хотя я тоже никакая не родственница. И спросите у меня, зачем я это сделала, я не отвечу.

– Закончили, хозяйка.

Грязноватый потный мужик воткнул лопату в перекопанную землю – ее осталось немало после того, как срыли могильный холм и установили памятник. Все, что я могла и считала нужным сделать для сукина сына, я сделала, остальное теперь его проблемы.

– Держи.

Я отдала деньги бригадиру, он деловито пересчитал их, поплевывая на грязные пальцы. Это хорошо, что сам памятник я оплатила еще перед отъездом из дома, и сейчас отдаю деньги просто за работы по установке, но и это для меня разорительно.

– Порядок, как договаривались. – Мужик кивнул подельникам: – Живее собирайте инвентарь, скоро стемнеет уже, нечего тут валандаться.

Ну, допустим, еще не скоро стемнеет, но уже пятый час, и сумерки рядом.

– Можем подвезти. – Бригадир оглянулся вокруг и многозначительно кивнул на солнце, клонящееся к закату. – Мы как раз в центр едем.

– Спасибо.

Я бреду по кладбищу, впереди лениво переговариваются мужики, только что установившие памятник на могиле Виталика Ченцова, и у меня странное чувство – словно во всем мире осталось только это кладбище и мы вообще единственные выжившие.

При этом я понимаю, что если так, то я в беде.

Я и так в беде, но в данный момент мне нужно выбраться куда-то, где я буду видеть не только могилы.

Микроавтобус, на котором приехала бригада, стоит в широком проходе между кварталами кладбища. Мы грузимся внутрь, я устраиваюсь рядом с дверцей на протертом сиденье, и это всяко лучше, чем топать отсюда пешком, когда дело к вечеру, а вокруг – нескончаемые кварталы крестов и памятников. Не то чтоб я боялась кладбищ, дело не в этом, а просто как-то неприятно, особенно когда никого нет, так что я принимаю предложение насчет подвезти. И хотя запах в автобусе очень густой, я терплю, потому что плохо ехать лучше, чем хорошо идти.

– Я выйду здесь, если можно.

Воздух очень свежий, а мне нужно проветриться – и после кладбища, и после небольшого пространства микроавтобуса, где сидели четыре потных гражданина, причем свежий запах пота смешивался с застарелым. И я даже представить себе не могу, что такой вот самец явится домой, где его ждет какая-то женщина… Какая женщина, если она, конечно, не резиновая, согласится разделить постель с чуваком, воняющим так, что глаза ест?

В городе недавно прошел дождь. В Александровске дождь идет как-то полосами, вот тут он есть, а через три квартала его нет. И я сейчас иду по улице, где он был. И пахнет свежими лужами, мокрым асфальтом, влажным тополем, люди торопятся по своим каким-то делам, а я хочу есть.

На углу в ларьке торгуют булочками и горячими хот-догами, и мне ужасно хочется купить хот-дог, но нужно экономить.

– Булочку с повидлом, пожалуйста, и чай.

Булочки здесь очень дешевые отчего-то, это я уже знаю, а чай вообще стоит копейки. Правда, это не настоящий чай, а просто пакетик, брошенный в картонный стаканчик с кипятком, но это сейчас неважно. Я могу посидеть в сквере, съесть горячую булочку, запивая этим ненастоящим чаем, и ощутить город и жизнь вокруг.

– Вчерашних булок три штуки осталось, заберешь? – Пожилая тетка-продавщица протягивает мне пакет с булочками. – Бесплатно, бери. Хозяин велит выбросить, а они совсем хорошие, зачерствели только чуток, так ты их в микроволновку – и будут как новые.

У меня нет микроволновки, но это неважно. Все равно еда начинает мне вонять, стоит мне проглотить три-четыре куска чего угодно. Только чай и булочки идут более-менее да растворимые супы, они и сами по себе имеют резкий запах.

– Спасибо.

Я не хочу думать, почему эта тетка отдала мне булочки. Наверное, вид у меня какой-то заморенный, но меня это не волнует. Я допиваю чай и бреду в сторону дома – своего нового дома, если его можно так назвать. Мне нужно пробраться туда так, чтобы не натолкнуться ни на кого из соседей. Это еще один мой новый ритуал и такая занимательная игра – проскользнуть в свою дверь так, чтоб никого не встретить, и пока мне это удается. Если раньше я старалась выходить только после наступления темноты, то потом я нашла вход на так называемую черную лестницу – когда-то по ней ходили прислуга, поставщики и прочие граждане, которых нежелательно было видеть на парадных ступеньках. Эта лестница совсем недалеко от моей квартиры, она забита досками – вернее, была забита наглухо, а теперь уже нет. И если мне надо выйти днем, я спускаюсь в полуподвал, а чтоб вернуться, мне нужно просто обойти дом и отодвинуть доски, и тогда я оказываюсь перед узкой лестницей, ведущей вниз, – там когда-то, наверное, была кухня, а теперь это просто большое пространство в подвале, но из него можно попасть в верхний коридор, и сразу моя дверь. Тут главное – открыть ее, а я пока не привыкла к нелепому замку.

Когда я запираюсь изнутри, меня немного отпускает.

У стены стоят две картины – все, что я смогла взять из своей прошлой жизни. Эти картины рисовала моя мама – она была художницей, но очень странной – она никогда не завершала свои картины. И вот эти полотна единственные, которые она все-таки закончила. Я по сей день точно не знаю, почему она так делала – начинала что-то писать и на полдороге бросала, просто теряла интерес. Я думаю, семья и возня с детьми убили ее вдохновение, хотя я как раз делала все, чтобы не доставлять ей хлопот, так что я к смерти маминого вдохновения непричастна.

В мансарде нашего дома у нее была мастерская со стеклянным люком в потолке – «для света», и там за годы собралось множество начатых и брошенных картин.

И только эти две мама все-таки довела до конца.

На одной из них кувшин с цветами, я помню и сам кувшин, и цветы, которые собрала на лугу и принесла домой, а мама взяла этот букет, поставила в кувшин и принялась смешивать краски. На нее иногда нападало невероятное вдохновение, просто оно так же быстро от нее сбегало, но не в тот раз. Мы были на даче только вдвоем, и маму ничто не отвлекало, а потому она весь день рисовала этот букет и дорисовала до конца, и когда папа через пару дней привез из летнего лагеря моих сестер, картина уже была готова. Помню, как папа был удивлен и рассматривал картину, узнавая цветы. А я теперь думаю, что маму всегда что-то отвлекало, и вдохновение уходило, испуганное домашней возней, постоянными детскими ссорами и бытовыми делами.

На вторую картину я пока смотреть не могу, но цветы меня радуют.

А меня мало что сейчас радует.

Я достаю телефон и ставлю его на зарядку. Так-то, конечно, звонить мне некому, кроме потенциальных работодателей. В сумке пакет с булочками – что ж, очень кстати, голод скоро вернется. И надо как-то пропихивать в себя еду, воняющую, как скотобойня. Я понимаю, что это галлюцинация, но запах всегда приходит.

Где-то в коридоре слышны голоса, топот ног – я уже знаю, здесь у кого-то из жильцов есть дети. Это два пацана, подросток лет тринадцати и забавный мальчишка лет семи, и они не доставляют хлопот конкретно мне, но они пронырливые и все время подглядывают за мной в окно.

И сейчас они, судя по звуку, зачем-то сыплют мне под дверь какую-то крупу.

– Это еще что такое?

Женский голос, я его и раньше слышала.

– Мам…

– Немедленно все уберите. – Женщина, похоже, рассержена. – Вот прямо сейчас, Саша, взял веник и подмел, сию секунду. Миша, от тебя вообще не ожидала.

– Мам, она вампир.

Фраза прозвучала очень уверенно, сразу видно: человек долго думал, сопоставлял факты, и я у него получилась вампиром, что ж.

– Глупости какие. Немедленно принесите веник и подметите. – Женский голос приглушенный и сердитый. – С чего ты решил, что…

– Ну, смотри. – Похоже, мальчишка сдаваться не намерен. – Никто ее днем не видел, выходит только после того, как стемнеет. Никаких продуктов она не покупает, я сам следил, никогда не приносит сумок с продуктами, даже небольших пакетов. Что она ест? Она не выбрасывает ничего такого, что говорило бы о том, что у нее есть какая-то еда. Она вообще ничего не выбрасывает. Когда она переселилась, у нее были коробки, я сам видел – с книжками, и одежда какая-то. Ни посуды, ни еды. А внешность? Все как в книгах: бледная кожа, синяки вокруг глаз…

– А крупа зачем?

– Если вампиру подсыпать крупу или мак, он с места не сдвинется, пока не пересчитает все зерна, тут-то мы ее и раскроем. – Мальчишка решил стоять на своем до конца. – А потом, смотри: как только она поселилась, так ночью Митрофановна из флигеля умерла.

– Саша, не городи ерунды. – Женщина явно сдерживает смех. – Ну-ка, мигом за веником. Вы бы ей чеснока еще подбросили, ну что за глупости.

– Вот ты не веришь мне, мам, а в кино тоже так: никто не верит, пока вампир не выпьет кровь из всех, кто вокруг.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 13 >>
На страницу:
5 из 13