Проклятие Серой Дамы

Проклятие Серой Дамы
Алла Ромашова

Сила в родовых корнях. Это понимает состоявшаяся писательница Елена Шмуляк, когда ищет ответ на вопрос: «Откуда у ее деда-священника письма, написанные по-французcки детским почерком от имени Pier Tcha?kovski?»

Пройдя через испытания «огнем, водой» и …пленом, она осознает, что иногда близкий человек может оказаться негодяем, а далекий – стать настоящим другом.

Елена пишет роман-детектив о Фани Дюрбах, француженке-гувернантке. В 1844 год на ижевском оружейном заводе пропали секретные бумаги. Генерал Нератов, в семье которого служит Фани, приглашает своего старинного товарища статского советника Лагунова помочь с поисками. У Лагунова в городе своя миссия, и он не справится без помощи очаровательной француженки. Судьба сводит их во второй раз, и, похоже, что это неспроста.

Что же связывает писательницу Елену с героиней ее книги? Какая семейная тайна стоит за старинными письмами? Как сложатся у девушек из разных времен их судьбы?

Алла Ромашова

Проклятие Серой Дамы

Все герои вымышлены, а совпадения случайны. Историческая линия сюжета является художественным фоном к событиям, описанным в книге.

«Роман Елены Шмуляк «Фани Дюрбах и Статский советник». Продолжение

– Беги-и-и…

Вода под Мишкиными ногами хлынула через земляную насыпь, и мощный поток снес с пути ветки и бревна, старую телегу, мешки с песком – все, что накидали солдаты. Мишка едва успел вскарабкаться на вал. Сапоги, которые он бережно поставил на верхней кромке насыпи, чтобы не попортить, вмиг исчезли в хлынувшей воде. Вокруг орудовали лопатами мужики, швыряя в быстрое течение комья земли и песок. Но ничего не помогало. Бревна плотины ломались под натиском стихии, вздыбливались в бурлящем водовороте и с грохотом обрушивались в реку. Промоина расширялась. Еще немного – и нижняя улица города будет затоплена.

– Мужики, кидай, что под руку попадется! Хватай, что можно унести!

Рабочие и солдаты кинулись по дворам, сгребая все, что попадалось. Взгромождали на себя мешки с мукой и зерном, короба с углем, тянули сундуки с утварью, ломали заборы. Бабы выли и падали грудью на добро. Мужики орали на жен: "Дуры, все одно погибнет!" и сами тащили к промоине и сбрасывали вниз емкое имущество. Вода бурлила, поглощая скарб. Старший смотритель завода, обрусевший немец по имени Федор, командовал:

– Держись, братцы, подводы рядом!

Среди криков, воя женщин и грохота взбеленившейся воды едва слышался тонкий старческий голос: дряхлый удмурт с белыми длинными волосами и желтыми слезящимися глазами тряс посохом, стоя на валуне рядом с разрушенной плотиной, и кричал:

– Сазьт?ськи, окаянной! Азьпалзэ тодытыса веран быдэсмытэк – музъем усьт?ськиз. Шаман убиенный кыскиз ас понна – ваньмыз быремын[1 - Очнитесь, окаянные! Сбылось пророчество – разверзлась земля. Убиенный шаман тянет за собой – все погибнем!]. Гоните чужаков с земли удмуртской, если хотите остаться живыми!

Смотритель, перекрикивая шум воды, скомандовал:

– Убрать смутьяна!

К старику кинулись солдаты, подхватили его под руки и стащили вниз. Ноги «смутьяна» безвольно скользили по грязи, а рот все еще был открыт, но криков уже не было слышно: старику двинули «под дых».

В конце улицы загромыхали долгожданные подводы с лесом. Мишка вздохнул с облегчением. Груженые телеги останавливались у края промоины, лошади испуганно били копытами и ржали. Их крепко держали за поводья по двое и по трое солдат, пока остальные скидывали в водоворот лес. Рабочие, по грудь в воде, заколачивали дыру в плотине.

Вскоре все телеги опустели. Вода, наконец, отступила. Тонкие ручьи еще пробивались сквозь груду деревьев, мешков и скарба, но уже не грозили затопить город. Люди смогли вздохнуть спокойно.

Мишка огляделся: мужики вокруг чумазые, лиц не видно, половина – босые. «Сапоги жалко!» – подумал он. Когда теперь такие выдадут… На заводе Мишка без году неделя – а уже дослужился до сапог: получил обувку в благодарность за участие в установке на шпиль заводоуправления часов – курантов. Тогда он упросил мастера взять его с собой наверх. По винтовой лестнице они добрались до площадки вокруг высоченного шпиля, на котором высился российский герб – двухаршинный золоченый двуглавый орел с тремя коронами, скипетром и державой и расправленными, словно обнимающими город крыльями. Солнце отражалось от его блестящей поверхности, слепило рабочих. Мишка уселся, как петух на оградку, на самый край узенькой площадки вокруг башни, зацепившись ногами за ажурную решетку, и озирал окрестности, пока остальные водружали огромные часы, приклепывая их по металлу. В этом весь Мишкин подвиг и состоял. Вот так, ни за что, получил повышение до подмастерья и награду – сапоги.

Зябко потирая одну босую ногу о другую, Мишка вспоминал, как год назад он вместе с конюхом Василием, получившим вольную за помощь в поимке убийцы, прибыл из Воткинска в Ижевск. Завод поразил парня: пылали жаром доменные печи, лились лафеты, ковалось оружие. Работу начинали спозаранку – в пять. Заканчивали в сумерках. Спали в рубленых домах, на полатях, по шестеро, а в жаркие дни – на полу, на казенных суконных одеялах. Но зато имелись баня, сад и оружейная школа, где таких, как Мишка, мальчишек обучали мастерству: гравировке, токарной обработке дерева и металла.

Мишка по бревнам допрыгал до заводи, образовавшейся ниже того места, где водоворот утащил сапоги. В ней плавал смытый потоком мусор, промокшие вещи, хворост. Мишка длинной жердью поковырял глину, надеясь нащупать пропажу. Уткнулся в твердое, пошевелил палкой, задел что – то острое, похожее на пряжку. Обрадовался: «Никак, нашел!» – и принялся энергично подтягивать пропажу к себе. Когда до находки оставалось меньше аршина, он засунул руку в грязь, ухватился посильнее за что-то липкое и дернул. Сапог, почему-то издавая страшные вопли и разбрызгивая вокруг себя хлябь, дергался и вырывался из его руг. Мишка с испугу выпустил находку, плюхнувшись по инерции на землю. «Сапог» перевернулся в воздухе и оказался худым грязным петухом с разинутым клювом, едва не принявшим смерть в земляной жиже. Птица, вереща, бросилась наутек. А мужики, которые отдыхали, сидя на земле неподалёку, грохнули от смеха так, что даже командир ижевского завода Нератов Иван Александрович, наблюдающий за устранением аварии с террасы генеральского дома, направил в Мишкину сторону лорнет, чтобы рассмотреть, над чем так гогочут рабочие.

Миловидная девушка в скромном, но элегантном платье изумрудного цвета, которое красиво оттеняло ее каштановые, уложенные в строгую прическу волосы, тоже смотрела в окно из генеральского дома. Это была француженка-гувернантка Фани Дюрбах».

Угроза

Текст писался легко. Вдохновление пришло с первой строчки и не покидало Елену все утро. Если так пойдет дело, то через месяц она закончит обещанное читателем продолжение романа. Пикнул телефон. Смс. Елена оторвала от компьютера взгляд и перевела на экран телефона. Ее глаза устали, и мелкие буквы прыгали, не желая составляться в слова. А когда всё же слова сложились, пропал смысл написанного. Противный спазм сжал желудок. Хотелось одним движением пальца стереть сообщение с экрана телефона.

Елена перечитала ещё раз:

«Готовь 50 тыс долларов. В полицию не сообщай, только навредиш».

Номер отправителя не определился.

Первым делом Елена подумала, что это розыгрыш. Даже если это шутка, то злая. Да и повода нет – не первое апреля». Как минимум, это неприятно. Кому же она перешла дорогу?

Елена положила гаджет на стол, вскочила и прошлась по комнате, массируя пальцами голову.

"Что случилось за последние дни?" По привычке Елена взяла чистый лист бумаги, ручку. Это всегда помогало ей собраться с мыслями. «Вспоминай!» – приказала она себе. Вывела неровные строчки.

– Скандал в библиотеке.

– У Дмитрия появился новый и странный покупатель. Уже несколько дней он не отвечает на звонки.

Елена задумалась. Казалось, что первый пункт с сообщением никак не связан. А вдруг это не так?

Она договорилась с библиотекой о презентации своей изданной книги, когда еще находилась дома, в Санкт-Петербурге. Желая найти интересный сюжет для продолжения, Елена добралась до Воткинска. И как-то все закрутилось: расследование кражи иконы, новые друзья, знакомство с экспертом по искусству Коровьевым, со звонарем Володей, который не отпускал её от себя ни на шаг. Елена вспомнила слова своей попутчицы в ночном поезде, похожей на ведущую телепередачи из детства. В поезде часто ведутся душевные беседы…

«Ты присмотрись к парню-то. По рассказу, Володя хоть и простой, но с руками и по-настоящему любит тебя. Как и твой отец. Это же важно. А что Дмитрий? Сколько лет вместе, а предложения так и не сделал. Где он был, когда тебе плохо было?»

Ни в первую, ни во вторую поездку в Воткинск Елена не хотела об этом думать. Она привыкла считать Дмитрия мужем. Он был первый и единственный мужчина в ее жизни. А то, что не торопится жениться – ну мало ли пар так живут? Но со временем он менялся и становился замкнутым, грубым. Елена задумывалась: разве это любовь? И все больше понимала, что и с ее стороны чувства исчезали. Да и не известно, были ли они когда-нибудь? Она была юна и восторженна, когда сошлась с обаятельным взрослым мужчиной. «Нарцисс», – вынесла вердикт ее сокурсница, побывав у них в гостях и понаблюдав за парой со стороны. Дмитрий заметил трезвый взгляд на него ее подруги и быстренько отвадил друзей Елены от дома. Девушке это не нравилось, но Дмитрий всем видом показывал: «решение принято, обсуждать нечего». Надо было или уходить от него, или мириться с положением дел. С нарциссами по-другому нельзя. Елена выбрала второе. Тогда она верила, что каждый может измениться. Ошибалась.

"Не сбивайся", – приказала она себе, мысленно возвращаясь к вечеру в библиотеке.

Народу в актовый зал собралось человек сто. Люди пришли с цветами. Покупали экземпляр книги и стояли в очереди за автографом. Долго не могли начать вечер: знакомые все подходили и подходили. Среди радостных лиц выделялась группа людей, которую Елена заприметила еще при входе. Они пришли раньше всех. Вместе разделись в гардеробе, но расселись в разных местах, словно не знали друг друга. Пока звучали приветствия и выступала улыбчивая дама-библиотекарь, незнакомцы сидели с такими лицами, будто готовились к сражению.

«Странно, – думала Елена, – Меня все здесь любят. Книга выиграла не один конкурс. Она об Удмуртии. А это ведь всегда приятно, когда рассказывают про любимый край! Что не так? Кто эти люди?» Она читала отрывок из книги, когда дама в серенькой кофточке, и такого же цвета волосами выкрикнула, не вставая с места:

«У меня вопрос к автору! Вы в своей книге утверждаете, что удмурты строили завод в Воткинске. А в этом нет никакой заслуги вотяков! На строительстве использовали только труд русских крепостных крестьян. Вы показывали свой текст историкам-искусствоведам? Воткинцы в крайнем возмущении от того, что вы искажаете факты! Почему вы пишете про удмуртов, как будто развитие края – их заслуга? Вы в курсе, что Воткинск входил в состав Вятской губернии? Это русский город! И вообще. Сейчас национальная тема стоит остро, и лучше ее не касаться. Я отвечаю за национальную политику в регионе, и знаете с чем приходится сталкиваться? А у вас вотяки – убийцы. Такие наговоры на удмуртов уже были в истории! Слышали про Мултанское дело? О чем оно? Кто вел расследование? Отвечайте!»

Зал забурлил. На серую даму набросились:

«Вы позорите наш край!»

Команда странной женщины повскакивала с мест.

«А вы в курсе, что автор – из Санкт-Петербурга?! Нечего тянуть свои грязные руки к нашим святыням!»

Сквозь поднявшийся гвалт еле прорывался голос седенькой библиотекарши:

«Пожалуйста, не будем спорить. Садитесь».

Елена слушала и не верила своим ушам. Ни такой риторики, ни такого искажения ее книги она не ожидала услышать.