Путешествие сквозь пальмы и алмазы. Страшная история с нестрашным концом

– Русские? В Андорру? У вас что своего снега мало? Ха-ха-ха. Да и мест у нас для ваших клиентов нету. У нас англичане заранее выкупают номера на круглый год.

Мы объезжали один отель за другим и везде ответы были одинаковыми:

– НЕТ! – говорили нам суровые горцы андорранцы.

Эти ответы напоминали мне строки из стихотворения Самуила Маршака “Мистер Твистер”. Там есть такой момент. Мистер Твистер, отказывается проживать в забронированном ему заранее отеле и начинает объезжать другие отели. Но везде он получает такой ответ:

“ – Нет, – отвечают в гостинице мест.

Прибыло много народу на съезд.

Нет, к сожаленью, в гостинице мест!”

И вот эти строки рефреном не переставая крутились у меня в голове во время наших переговоров в Андорре.

– НЕТ, НЕТ и НЕТ!

Мы уговаривали, убеждали, объясняли все перспективы развития русского туризма в Андорре. Рассказывали, что русские – это чудесные высококультурные и очень легкие в обслуживании клиенты. Сразу оговорюсь, что для испанцев тогда “русские” означало, что это жители всего бывшего Советского Союза. И когда мы говорили русские, именно их мы и имели ввиду – всех жителей бывшего СССР.

Нам предлагали работать по запросу. То есть мы посылаем запрос в отель, и, если кто-то отказался, номер дают нам. Нас это категорически не устраивало. Нашим клиентам надо получать визы заранее, а визы выдаются на основании подтверждения от отеля.

Но нам очень были нужны эти комнаты. Нам надо было обеспечить себя и наших новых сотрудников работой и зимой.

В конце концов, мы решили сменить тактику и, поехав по второму кругу, стали предлагать отелям выделить нам всего по пять номеров. Отели отбивались как могли. Сторговались на пять-шесть номеров в каждом отеле. И то нам их дали уже просто потому что устали говорить нам нет. Разговор выглядел примерно так:

– Нам надо двадцать номеров в вашем отеле.

– Нет. Это невозможно.

– Хорошо, не можете дать двадцать, дайте нам тогда хотя бы девятнадцать!

В этот момент наши собеседники начинали улыбаться.

– Все равно невозможно, – говорили они, но уже не с такими суровыми лицами.

Мы с Олегом сидели абсолютно серьезные. И я с совершенно серьезным видом продолжала разговор:

– Я вас понимаю. Если не можете дать девятнадцать, то хоть восемнадцать тогда?

И так далее. На каждое их “нет” я убавляла по одной комнате. Но строго по одной. В конце концов, примерно когда мы подходили к пяти комнатам, они сдавались.

Мы расставались полными друзьями с большой симпатией к друг другу. Мы были рады, что все-таки заполучили контракты. Отели были рады что мы их немного повеселили.

Лето мы отработали отлично. Постепенно агентства стали доверять нам самых важных и звездных клиентов. Однажды нам позвонили из представительства Аэрофлота со словами:

– Спасите честь России! Известный российский певец прилетает брать уроки у знаменитой Монсеррат Кабалье. Никто не берется их обслуживать. Слишком высокий уровень. Все боятся такой ответственности.

Но мы же смелые ребята. Где наша не пропадала. И мы с честью справились со сложной задачей. Все было организовано великолепно с учетом всех мельчайших деталей. Дуэт русского тенора и испанского сопрано успешно состоялся.

Этим же летом нам довелось обслуживать транспортный форум в Барселоне. Это тоже был очень высокий уровень – министры и высокопоставленные чиновники разных стран. И тоже очень большая ответственность. Но мы прекрасно справились с организацией и этого важного мероприятия.

В общем, разведка боем удалась на отлично. Наш первый самостоятельный летний сезон мы отработали на все сто!

Зимний сезон на новом для нас направлении Андорре начался неожиданно бодренько. Двадцать второго декабря (а первый, совсем небольшой, заезд был двадцатого декабря, то есть ровно через два дня после заезда) – нам позвонили из полиции Андорры и преподнесли нам неожиданный новогодний сюрприз:

– Заберите свой труп, – сказали нам с нажимом.

– У вас еще сезон толком не начался, а у вас уже труп, – возмутилась Кариночка, которой к тому моменту уже исполнилось семь лет. Я уловила в ее голосе нотки осуждения. Она уже, конечно, ко всему привыкла в нашей сумбурной жизни туристических деятелей. Она привыкла к тому, что у нас постоянно что-то происходит. Что у нас постоянно не просто пожар, а пожар в сумасшедшем доме во время землетрясения, цунами и извержения вулкана. Однако так низко, кажется, мы в ее глазах еще не падали никогда. Причем, как я поняла, осуждала она оба момента в поступившей информации. Во-первых, сезон еще не начался (сезон начнется двадцать восьмого декабря), а у нас уже проблемы. И, во-вторых, она явно осуждала качество этих проблем – труп.

Увы, это оказалось правдой, а не новогодней шуткой. Наш первый сезон в Андорре был омрачен смертью нашего клиента. Мужчине стало плохо – инфаркт. И его не успели спасти.

Последующие события этого зимнего сезона оказались не менее эмоциональными.

В пять часов утра (хотя какое это утро? Темная ночь. Не видно ни зги. Время самого сладкого сна) раздался звонок.

– Слушаю, – сказал Олег, вскочив с постели и пытаясь симулировать бодрость.

– У нас автобус с туристами упал в пропасть, – успела прокричать гид Елена и отрубилась. Слышно ее было очень плохо, в телефоне что-то шуршало и сипело. Елена явно звонила со дна пропасти, поэтому связь была как с Марсом. В Андорре высокие горы, и там есть очень сложные дороги. А когда идет снег, то проехать бывает совсем не просто. Именно поэтому в Андорре мы работали только с местной транспортной компанией. Водители у них были отличные и хорошо знали все нюансы местных дорог в любую погоду и непогоду. Но на этот раз, видимо, что-то пошло не так.

Олег безумными глазами смотрел на меня. Я смотрела на безмолвный телефон. Не знаю, что я пыталась там увидеть. Но я молча гипнотизировала телефон, проклиная его изобретателя. Кому это пришла в голову эта ужасная, мерзкая бесчеловечная идея сделать возможным сообщать людям такие новости в пять часов утра?

Отмерев, я сказала:

– Давай не будем паниковать. По крайней мере Елена жива. Она в сознании и может говорить. Это раз, – попыталась я найти позитивный момент, чтобы мы с Олегом сами не свалились в пропасть отчаяния раньше времени.

– А раз жива Елена, то возможно живы все? Это два.

– Но возможно, больше никто не выжил. Это три, – неожиданно закончила я. Начав за здравие и кончив за упокой. И ни к селу ни к городу, но зато в рифму добавила:

– Морская фигура на месте замри.

– По долинам и по взгорьям, – красивым тенором запел Олег. У Олега вообще очень красивый сочный голос, и он прекрасно поет. А когда он говорит, то кажется, что это говорит радио – громко и четко.

Почему я заговорила в рифму? Все очень просто. Я пишу стихи. И, видимо, в минуту душевного волнения, рифма действует на меня успокаивающе. А почему Олег запел про долины и про взгорья? Наверное,

слово “пропасть” вызвала у него ассоциации с ярко выраженным рельефом местности?

Олег пел, я долго пыталась дозвониться до Елены. Безуспешно. Прошло минут пятнадцать. Вслед за долинами и взгорьями Олег спел “Лучше гор могут быть только горы” Высоцкого. Потом неожиданно он перешел на “Отпустите меня в Гималаи” Маши Распутиной. Затем наступила очередь “Здесь вам не равнина” снова Высоцкого. На этом его репертуар про пересеченную местность закончился.

Тогда мы стали строить версии.

– Как ты думаешь, когда автобус летит в пропасть, он падает вниз головой? – спросила я.

– У автобуса нет головы, – философски заметил Олег.

– Ну я имею ввиду передней частью или задней?

– Он падает согласно закону притяжения более тяжелой частью вниз, но зависит также от направления движения и скорости.