Живое знание

– Я ошибалась! Я заблуждалась, принимая себя только за дочь, за девушку, за женщину, за мать!

В желудке появились несильные рези, с любовью глажу то место, приговаривая:

– Я люблю тебя, запуганная, недовольная, цепляющаяся женщина. Все хорошо! Ты такая добрая и хорошая! Вижу под всей этой злостью, гневом и возмущением тихую, нежную, хрупкую, славную женщину. Я люблю тебя, милая, добрая! Ты прости меня, чудесное, прекрасное, лучшее, что есть! Так случилось. Так надо было. Все позади!

Добрая слеза покатилась из глаз. Ясно вижу, что вместо меня поселилась и жила жизнь мысль, в которую я поверила. Я отождествилась с ней, придала ей реальность. И вот теперь, когда исчез, растаял образ мужа, кричавшего в ярости «пошла вон!», отождествление мое так и не унимается, держит меня. Чтобы подтвердить мысль, что я никому не нужна, подкидывает боли в теле, в нижней части ноги, в желудке, доказывая реальность своего существования. Теперь я тихо пытаюсь успокоить тело, проговаривая:

– Тело, не бойся, теперь между мной и тобой ничего не стоит. Смотри внутрь, чтобы не было ни одной мысли. Любая мысль имеет свойство раздуваться, расширяться, изменяться.

Внутри тишина. Я так и не поняла, что это все было. Мама-Жизнь, прости меня. Быть может, все это было нужно для того, чтобы попросить именно это прощение. Кто у кого просит прощения? Я не знаю. И никогда не узнаю.

…Сейчас, когда я совершенно свободна и нет особых дел, днем смотрю фильмы, а вечером выхожу на прогулку. Иду туда, куда ведут ноги. Пришла в свой любимый парк, на улице холодно, в парке тишина, лишь изредка кто-нибудь прогуливается с собакой. Прошла в глубину парка на любимую тропинку, иду и думаю: если не обозначать предметы, не описывать то, что наблюдаешь, значит, все, что меня окружает, это неизвестность, Тайна. В глубине парка очень уютно, почувствовала себя окруженной чем-то родным и близким. Я смотрела на небо, деревья и звезды. Как только произнесла слово «мама», из глаз потекли слезы. Буквально на миг, на одно мгновение почувствовала Аи так близко, как самое родное, как маму. Неизведанное чувство пронзило меня, слезы на глазах, вырвались слова:

– Аи хорошая, лучшая мама на свете, она просто боролась и выживала, как могла. Не по своей воле она превратилась в яростного зверя, готового порвать любого, кто посягнет на нее, на ее детей, на маленький огонек внутри. Она выживала и любила, как могла.

Смотрю на деревья и небо, глубоко внутри чувствую, как струится любовь. Плачу:

– Аи хорошая, она любила меня, защищала и боролась, как могла. Аи моя мама, хорошая мама. Я люблю ее!

Такое кристально чистое чувство внутри, что не описать. Мгновенный взрыв переживания сошел «на нет», обрел покой, и я медленно пошла по тротуару, освещенному фонарями. Что-то внутри успокоилось. Зашла домой, а внутри такое ощущение, что Неизвестность выбралась из пучины водоворота, уставшая от борьбы с ветряными мельницами. Теперь, отдышавшись, тихо по сторонам озирается, с интересом разглядывает куда попала. Разглядывает все пристально, ей все интересно, во взгляде любовь ко всему происходящему. Тихо замечает, что она была как бы прибита к кресту. С одной стороны прибита мыслью «у меня плохая мать – злая, жадная, хитрая, беспощадная, ненасытная». А с другой стороны креста прибита состоянием постоянной обороны и защиты, доказывая всем: «Видите, какая я хорошая? Совсем другая, не то, что моя мать. Из кожи вон лезу, чтобы все заметили, какая я хорошая мать». И вот я распята на две части. На одной стороне прибита гвоздем «у меня плохая мать», на другой стороне – гвоздем «я хорошая мать». Вполне возможно, что мужчины тоже прибиты к подобному кресту «у меня плохой отец» – «я хороший отец». Это ад. Пучина водоворота, из которой не так-то просто выбраться.

Наблюдаю происходящее, не пытаясь что-то изменить. Теперь ясно смотрю на претензии, упреки, ожидание, защиту, нападение. Смотрю на сопротивление и нужду и говорю: «Я не буду прогонять тебя, но и на поводу у тебя тоже не пойду – теперь мне это не надо». И, как следствие, делаю уборку в квартире совершенно без мыслей.

Вечером во время ужина сижу и наблюдаю, как эта гигантская мысль начала жить во мне, меняясь в разных лицах как одно внутри Одного. Это какой-то кошмар, ужас! Даже Бог может запутаться. Маленькая девочка, услышав от матери «уходи, ты не моя дочь!», тихо закрывается в своем горе – мама меня отвергла, я не нужна своей маме. Затем, сама став мамой, всячески старается служить ребенку, пытаясь показать, что она хорошая мать, но ребенок уже не видит ее. Она наблюдает это долгие годы в свекрови, видит, как сын закрылся от матери. Мама всячески старается напитать «голодного» ребенка, уберечь его. Но сын глух, не слышит мать, он закрылся в своем горе. И так драма продолжается, словно по спирали.

Когда дети были маленькими, мы завтракали с мужем, я посмотрела на него, и глаза у меня стали «квадратные»: он был в майке, а шея и грудь покрыты засосами от поцелуев. В слезах я воскликнула: «Что это?!» Он сразу встал, пошел в ванную комнату смотреть в зеркало, потом ушел. Еле дождавшись вечера, в ярости, в гневе и злости, схватив столовый нож для бутербродов, я стала во все горло кричать: «Уходи! Убью тебя, уходи отсюда!» Увидев эту сцену, наша шестилетняя дочь в страхе за жизнь отца залезла под стол и кричала: «Папа, уходи, пожалуйста, уходи! Мне плохо! Папа, уходи!» Маленькое сердечко девочки пытается любой ценой спасти жизнь отца. Вся ее внутренняя суть как бы взывала «уходи, оставь меня здесь, спасайся сам!». Ее сердечко навсегда закрылось от мамы в своем горе «меня здесь не любят; раз хотят убить моего отца, значит, и меня тоже убьют». Он ушел, а я пыталась позвать дочь, прижать к себе, успокоить. Но она плакала и кричала: «Не подходи ко мне!»

Выросший сын услышал от отца, как тот сказал обо мне – его матери: «Мне наплевать на Аи!» Сердце сына в гневе и злости закрывается от отца. Сквозь зубы он процедил: «В таком случае мне наплевать на тебя!» Захлопнув свое сердце перед отцом, замкнулся в своем горе. «Раз отцу наплевать на мать, значит, ему и на меня плевать», – думает сын.

Один наблюдатель, разные лица Одного. Что это? Ужас, кошмар, человеческой жизни. И автор всего этого – лишь одна маленькая мысль «меня здесь не любят, отвергают, я никому не нужен». Как человек смог сотворить весь этот ад, поверив всего лишь одной мысли?!

… Только сейчас поняла свой давний сон: ночью посреди большой магистральной улицы на остановке я стою одна. Тишина. Глубокая ночь. Жду автобус, чтобы поехать домой. И вдруг, чувствую каким – то боковым зрением, что здесь еще кто – то есть, я обернулась, чтобы посмотреть, кто же там? Долго, пристально вглядывалась, и удивилась, это муж. Немного замялась на месте, ведь он не хочет меня видеть, но подумав, что нам с ним все равно ехать в одно место, подошла к нему и сказала:

– Поехали домой.

Вдруг, совершенно неожиданно, как в тумане послышались голоса семьи. Я увидела за его спиной маленькую девочку, которая пряталась за ним. Глаза мои от удивления округлились, я с удивлением воскликнула:

– Кто это?!

– Я тебе потом всё объясню, – ответил он и скрылся с этими голосами в тумане. Я лишь слышала его голос, зовущий «доча, доча!»

Отец не оставил ребенка, остался спасать дочь. Теперь, милый друг, ты мне все объяснил. Благодарю. Во всех лицах мужчин вижу одного, пытающегося помочь одной в разных лицах – маме, жене, дочери. Вот почему женщина всю жизнь ждет мужчину – она ждет в нем спасителя. Он в самом деле спаситель, но понимает это не каждый. Лишь потом, когда мужчины нет рядом физически, женщина осознает, как велика его цена! Во всех лицах – Одна Мать, Один Отец, Один сын, Одна Дочь – сквозь всё ниточкой проходит глубокая любовь ребенка к отцу и матери.

…Вспоминаю слова Берта Хеллингера: «Когда ребенок смотрит на своих родителей, он чувствует себя слабым. Родители – наоборот. Если родители видят только друг друга и лишь потом ребенка, то чувствуют себя слабыми, маленькими. Только тогда, когда ребенок за спиной родителей видит бабушек, дедушек, прародителей и смотрит дальше – туда, откуда исходит жизнь, – он видит своих родителей частью чего-то Большего. То, что идет через родителей, всегда прозрачно, чисто, полноценно. Когда родители смотрят туда, откуда приходит жизнь, и видят себя в этом потоке, тогда они сильны, сильны в силу включенности в поток жизни».

Сижу и думаю: как правильно сказано в священной книге «будьте как дети». У ребенка любовь к родителям прозрачна, чиста, открыта. Испытать такую любовь – счастье. Слезы на глазах. Пусть мне пришлось заплатить высокую цену, но те чувства, которые сейчас струятся через меня, не описать словами. Да, за это можно все отдать. И лишь только по истечении времени осознается замысел Одного.

Внутри тихая благодарность. Неизвестное происходящее. Понимаю, что не нужно себя никак называть: ни ребенком, ни родителем, ни спасенной, ни спасителем. Не надо определять себя каким-либо предназначением, смыслом, миссией. Любое обозначение себя – это свинцовый саркофаг на легком безмолвии Бытия. На мгновение случилось ясное видение: мать и ребенок, отец и ребенок – это одно лицо. Мужчина и женщина – это одно тело. Святой и отверженный – одно. Всё одно, происходящее в Одном. Выдох. Облегчение. Всем телом это ощутила, тихо воскликнула:

– Слава Тебе, Господи! Какое облегчение!

Воздушное ничто. Открытое ничто. Становится светлее, яснее.

…С каждым днем все больше понимаю: для того, чтобы преодолеть «тяжелую судьбу», необходимо полностью отдаться сложившейся ситуации. И тогда внутри чувствуешь: что дает силы – то уместно, а что ослабляет – то не уместно.

…Вечером посмотрела южно-корейский фильм «Паразит», получивший престижную премию. Этот фильм настолько поразил меня, что я даже оглянулась назад и узнала себя – наивная и доверчивая притягивает к себе паразитов, живущих на всем готовом. Жалость притягивает зло, чистота и стерильность притягивают вонь канализации. А в целом все едино. Один паразит пожирает другого, то есть свою противоположность. От ясного видения меня накрыло отчаяние, тоска, грусть, одиночество – состояние, словно маленькая смерть. Смерти боятся почти все. Впервые за последнее время легла спать с легким чувством страха. Уснула лишь тогда, когда начала повторять: «Посмотри на того, кто боится».

… Внутри появилось ясное понимание, что время игр прошло и теперь все будет по-другому. Как? Я не знаю. Пропал интерес знать что-либо. Что будет, то будет. Радует, что Есть что-то, на фоне чего все происходит. «Это хорошо», – подумала я.

Среди ночи проснулась в мольбе:

– Мама, осознай себя среди всех этих взрослых детей, ты не ребенок. Убери любое описание себя. Перестань быть наивной и доверчивой, перестань быть хитрой, перестань быть не настоящей!

Просыпаясь утром в теплой постели, еще в полудреме, первым делом нежно произнесла:

– Прости, мама.

– Постой! Разве может фильм или картинка просить прощения у экрана?

– Нет.

– Тогда кто у кого просит прощения?

– Получается, Одно просит прощения у Одного. Одно само у себя просит прощения.

Анализируя просмотренный фильм, поражаюсь тому, что видела. Только человек может всю жизнь прятаться от человека в подвале, превратившись в таракана. Разве таракан прячется от других тараканов в подвале? Разве олени, жирафы или слоны массово истребляют таких же, как они? Они не уничтожают себе подобных. Что заставило человека сотворить это безумство? Мысли, убеждения, принципы, мораль, догмы, совесть. Что мысль может знать о жизни? Ничего. Я, женщина Аи, ничего не знаю, но слова Руперта Спайра «тот, кто страдает, не является тем, за кого он себя принимает» отозвались во мне ясным знанием.

…Мама приехала ко мне на два-три дня, сказала, что очень сильно соскучилась. Обстановка была тихой и безмятежной, будто мы просто отдыхали друг в друге. В этот раз я наблюдала в ней довольство жизнью: пока я готовила, она пела песни. Много говорила о том, какая хорошая жизнь была у них с папой, вспоминала разные эпизоды и была довольна прожитой жизнью. Подарила ей ожерелье из натурального жемчуга с камнями, она очень обрадовалась. Я поняла, что, если человек отождествился с какой-то формой, он может до конца своих дней нести это отождествление. И мама моя осталась истинной женщиной: не скрывает радости от подарков и даже попросила найти ей портного, чтобы заказать себе платье из изумительной ткани, которая ей очень нравится. Да, моя милая мама, ты как зеркало показываешь то, с чем я отождествилась.

Открыто смотрю и задаю себе вопрос: кто тут мама, кто дочь? Смотрю на свое зеркало и ясно понимаю, что жизнь дала всего сполна. Любящего отца – сильного, волевого мужчину, который полностью обеспечивал женщину и удовлетворял все ее нужды. В этот раз мама не плакала, не жаловалась, не осуждала других, а говорила только добрые слова, молилась, пела песни. И лишь изредка всплывали нотки «мне этого мало, дайте ещё». Но эти нотки звучат все тише и тише, напоминая вентилятор: когда его выключают из сети, он по инерции еще продолжает вращаться, пока совсем не остановится.

Процесс обновления

Проснулась, почувствовав во сне сильную боль в руке. Прошептала: «Мама, прости мой страх». И тут же спрашиваю себя: кто просит прощения и за что? Я. Значит, я прошу прощения за боль сама у себя? Если все происходит во мне и со мной, значит, всё я? Тело среагировало на это сильной изжогой, выходят газы, внутри все горит. Вновь страх. Я продолжаю шептать: «Мама, прости мне мой страх». Кто просит прощения? Откуда появился страх? Из одной огромной мысли, что я есть только тело. От нового осознания почувствовала в теле легкий холод. Что, вместо меня живет жизнь эта огромная мысль «я только тело»? Говорю себе:

– Смотри в нее.

– Хорошо.

Лоб покрылся испариной.

– Кто боится?

– Я.

– Кого боится?

– Меня.