Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 1

Величайшее богатство народа-его язык! Тысячелетиями накапливаются и вечно живут в слове несметные сокровища человеческой мысли и опыта. И может быть, ни в одной из форм языкового творчества народа с такой силой и так многогранно не проявляется его ум, мудрость, так органично и навеки не излагается его национальная история, общественный строй, самобытность, мировоззрение, особенности национальной культуры и обрядов, их неповторимость и индивидуальность, как в пословицах и поговорках, изречениях и афоризмах. Потому я всегда пишу и говорю: любите, цените и дорожите национальными особенностями, музыкальнокультурным, прикладным наследием, обрядами и устоями.

Язык нынешнего поколения, к сожалению, даже не жаргон, а нечто сборно-сбродное местами. Если абстрагироваться от действительности и посмотреть со стороны, впечатление такое, словно происходит подмена ценностей и наше поколение отстает в восприятии формирующегося нового этноса и нового мира.

Член-корреспондент РАН Александр Аникин, известный лингвист, специалист в области этимологии, теории языковых контактов, славяно-русского языкознания и литературоведения, уверен, что «язык – свободный живой организм, который плохо поддается регулированию. Для решения проблемы нужны не запреты, а повышение общей культуры. Для этого необходимо не жалеть сил, денег, воли. И в первую очередь готовить хороших учителей, филологов».

Ханох Дашевский

Родился в Риге. Учился в Латвийском университете. Живет в Израиле с 1988 года (в Иерусалиме). Поэт-переводчик. Член Союза русскоязычных писателей Израиля, Международного союза писателей Иерусалима, Международной гильдии писателей (Германия), литературного объединения «Столица» (Иерусалим). Член-корреспондент Международной Академии наук и искусств. Автор книг «Из еврейской поэзии» (POEZIA, USA, Чикаго, 2014), «Из еврейской поэзии» («Водолей», Москва, 2016), «Не угаснет душа: избранные стихотворения и поэмы» («Водолей», Москва, 2016). Автор перевода на русский язык поэмы Переца Маркиша «Куча» («Книжники», Москва, 2015). За эту работу номинирован на премию Гильдии мастеров перевода. Публикуется в журналах и альманахах Израиля, Германии, Америки и России, а также в сетевом журнале «Заметки по еврейской истории».

Рог Мессии

роман

Отрывок из 4-й книги

С трудом лавируя между глубокими лужами, оставленными недавним проливным дождем, Михаэль шел, прихрамывая, по немощеной, застроенной деревенскими домами улице. Улица находилась на окраине Вологды. Той самой Вологды, куда мечтала вернуться вместе с ним после войны Клава. Но Клава исчезла в кошмаре окружения и гибели, растворилась в волховских болотах, а война была в самом разгаре. Михаэль помнил, что в городе оставалась мачеха Клавы. Ее-то он и пытался разыскать.

В Вологде Михаэль провел четыре месяца. Санитарный поезд, доставивший его в вологодский госпиталь, он помнил плохо: то и дело терял сознание. А когда приходил в себя, появлялась откуда-то Клава. Вытирала пот, ладонью проводила по горячему лбу.

– Клава! Клава! – кричал Михаэль. На самом деле это был едва слышный шепот.

– Клаву свою зовет, – сказала молодая санитарка.

– Видать, гангрена в ноге начинается, – ответила другая. – Доктора хотят прямо здесь, в поезде, резать, а то поздно будет.

Нога Михаэля была в опасности, но он об этом не знал. Его готовили к ампутации, когда подошедший начальник поезда, хоть и носивший знаки различия майора медицинской службы, но так и не избавившийся от гражданских привычек, поинтересовался:

– Сколько ему лет, коллеги?

– Неполных двадцать.

Начальник нервно теребил завязки халата.

– Пока подождем. Под мою ответственность. Пусть в госпитале решают.

В госпитале картина повторилась. Михаэль уже находился в операционной, но хирург, осмотрев ногу, почему-то покосился на приготовленную пилу и, ничего не объясняя, скомандовал:

– Обратно в палату!

Затуманенное сознание Михаэля с трудом воспринимало происходящее, и в этом состояло его счастье. Ногу спасли, и он с большим опозданием понял, какой беды ему посчастливилось избежать. И только потому, что опытный врач на операционном конвейере задержал на нем взгляд. Но Михаэля не демобилизовали. Снова, как и после предыдущего ранения, его признали годным к нестроевой. В военкомате, куда Михаэль явился после медкомиссии, он получил предписание. Местом новой службы военного переводчика Михаила Гольдштейна должен был стать отдел контрразведки Ленинградского фронта-Смерш.

Такого Михаэль не ожидал. В новых документах, полученных после того, как с него сняли клеймо власовца, не говорилось ни слова о том, что их хозяин владеет немецким. Понимая, что о нем позаботился человек, хорошо с ним знакомый, и теряясь в догадках, Михаэль откозырял:

– Разрешите идти, товарищ капитан?

– Иди, иди, лейтенант, счастливой дороги, – машинально, по-граждански ответил военком. Его занимала какая-то мысль. – Нет, постой! Ведь это ты Михаил Гольдштейн? Так?

– Так точно!

– Тогда это для тебя, – произнес, открывая несгораемый ящик военком. – Получай!

Из военкомата Михаэль вышел с орденом Красной Звезды на груди и письмом в руке. Награжден он был за январские бои, закончившиеся прорывом блокады Ленинграда. Только Михаэль не знал и знать не мог, что представили его к более высокой награде, но командир дивизии, даже не прочитав текст и задержавшись на фамилии, внес поправку:

– А еврею и Звезды хватит.

С этой Звездой, которую военком лично прикрепил к его гимнастерке, Михаэль пробирался по улицам пригорода, боясь увязнуть в еще не подсохшей грязи. Письмо, прочитанное несколько раз, лежало в кармане и являлось большей ценностью, чем заслуженный боевой орден. Неожиданно давший знать о себе Юрис Вецгайлис сообщал Михаэлю, что, по имеющейся информации, его отец, доктор Гольдштейн, и сестра Лия находятся в партизанском отряде «За Советскую Латвию».

Послание было немногословным и, хотя содержало радостное известие, оставляло тревожное чувство. Отец и Лия нашлись и живы, а мама?! Почему про нее ни слова?! Но о плохом не хотелось думать, и Михаэль сумел убедить себя, что Юрис либо забыл упомянуть, либо у него недостаточно информации.

«Главное, – решил Михаэль, – благодаря Юрису появился шанс установить связь с родными. Отправить письмо или хотя бы сообщение». Ни о чем подобном он и мечтать не мог.

Несмотря на все предосторожности, многострадальная нога все-таки увязла. Пытаясь вытащить ее, Михаэль охнул от боли. С противоположной стороны улицы послышался женский голос:

– Товарищ командир! Вам помочь?!

– Нет-нет! – смутился Михаэль. – Я сам! Не беспокойтесь!..

Но растревоженная нога разболелась и не слушалась. Наблюдавшая за Михаэлем женщина подбежала к нему:

– Сейчас вытащим! Обопрись на меня! Не бойся! Крепче! Да что с тобой сегодня?! Каши не ел?! Обопрись, говорю!..

Через несколько минут они уже стояли на каких-то брошенных, чтобы прикрыть гиблое место, досках, и Михаэль удивлялся тому, что не заметил раньше этот своеобразный настил. Он все еще опирался на женщину. Боль понемногу успокаивалась.

– Вы откуда, товарищ офицер? – вернулась к официальному тону спасительница.

Только теперь Михаэль разглядел говорившую. Симпатичная, но старше его. Года двадцать три – двадцать четыре, а то и больше. Немного курносая.

– Чего разглядываете? Нравлюсь?

Женщина смотрела серьезно, но большие серые глаза смеялись. Глаза! Ну конечно! Точно такие же, как у Клавы! У Михаэля заныло сердце. Неужели у всех женщин этого города такие глаза?

– Нравитесь, – простодушно сказал Михаэль. Он не мог ответить иначе. – Вообще-то я из госпиталя.

– Да я поняла, – улыбнулась незнакомка. – В ногу ранило, что ль? Видела, как вы ее тянете. А сейчас куда?

– Обратно на фронт.

– На фронт?! Куда вам с такой ногой!

О том, что его направляют в Смерш переводчиком, Михаэль, разумеется, не сказал. Отделался общей фразой.

– Фронт большой. Найдется что-нибудь подходящее.

– А здесь что ищете? Заблудились? Вам же на станцию, наверное, надо…

– Я улицу Речников ищу.

– Речников? Так это ж близко. А кто вам нужен? Может, я помогу.