Труд и досуг

В этой связи вернемся к фильму «Время», где на лень элементарно нет времени, так как встроенные в тела счетчики времени вступают в очевидное противоречие с его непроизводственными остатками (отбросами). Интересным является то, как внутри промзоны распределяется время досуга и праздности. Хотя его крайне мало, но оно есть, поскольку люди, хотя и скромно, но все же отмечают праздники, а досужее время тратят даже на выпивку и шлюх. Однако такое время имеет отрицательную стоимость, так как предполагает трату заработанного времени. По этой причине главный герой, отказывая себе в развлечениях, все время повторяет: «У меня на это нет времени». В таком гиперболическом выражении все непроизводственное время, по сути, является маргинальным.

В современных реалиях столь жесткий режим распределения времени существует лишь в трудовых колониях, где так называемое свободное время, чем бы оно ни было заполнено, все равно есть время «отсидки». При этом чем строже дисциплинарный режим, тем жестче временные? лимиты. Однако и в условиях строжайшего режима возникают временны?е диффузии. Парадокс антиутопии «Время» заключается в том, что как бы болезненно и остро ни переживался темпоральный остаток, на который скрупулезно (вплоть до секунд) указывают часы, люди все равно беспечны в его трате. Так, один из героев, получив по дружбе «десятку» лет, бежит в бар и напивается до смерти. Очевидный и неприятный парадокс тотального тайм-менеджмента заключается в том, что менеджер, у которого, по его словам, «каждый день расписан по минутам», вдруг режет себе вены и месяц валяется на больничной койке.

То же самое можно сказать о так называемом времени дожития. Столь циничное определение пенсионного возраста самой формулировкой отбрасывает пенсионера в маргинальный возраст. Однако и внутри него возникают маргиналии: с одной стороны, пожилой человек оказывается в ситуации сверхценного окончания времени, а с другой стороны, кто сказал, что именно так он проживает свой временной остаток? Удивительная черта человеческой натуры заключается в том, что человек способен впустую тратить время даже на пороге смерти. Таким образом, понятие «время дожития» лишь обостряет ту неустранимую двойственность, что характеризует темпоральный остаток жизни: времени всегда недостаточно, чтобы его тратить, и всегда достаточно, чтобы его завершить. В той же связи, подкрепляя свое рассуждение об окончании жизни как «способности быть целым», М. Хайдеггер приводит цитату из «Богемского пахаря»: «Едва человек приходит в жизнь, он сразу же достаточно стар, чтобы умереть» (Хайдеггер, 1997. С. 245).

Двусмысленность маргинального остатка, которую мы попытались предъявить путем различения оставшегося и остаточного времени, требует соответствующего онтологического словаря. Такой словарь дает М. Хайдеггер, различающий онтический и онтологический смыслы экзистенциальных феноменов. Если онтологический смысл оставшегося времени выражается в окончании как решительном заступании в конечность, то онтический смысл – в оттяжке конца – в заполнении времени всевозможными остатками. К примеру, если взять время дожития, то его онтологический смысл состоит в заступании в смерть и заботе о целостности Dasein, в то время как онтический смысл – в круге повседневных забот, предположенных самим понятием «пенсионный возраст» (приоритет здоровья, медицинская страховка, социальное обеспечение, органы опеки или попечительство родственников и т. п.). Когда А. С. Пушкин в начале «Евгения Онегина» рисует картину дожития, он всего лишь описывает один из онтических модусов остаточного времени.

Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше выдумать не мог.
<…>
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!

С учетом этой онтико-онтологической двойственности маргинального времени как времени, конституированного относительно границы, следует рассматривать любую форму социального, включая труд и досуг. Отсылкой к онтологии мы хотели лишний раз подчеркнуть, что не все в труде есть труд, как и не все в досуге есть досуг, правда, теперь с акцентом на слове «есть». Труд и досуг прежде всего стоит рассматривать как способы экзистирования и лишь затем – как формы организации социального времени. И если способ экзистирования в труде не совпадает с социальной формой труда, то налицо проблема. Если мы сталкиваемся с такими явлениями, как диффузия границ и хронологическая дезориентация, то это значит, что что-то изменилось в самих феноменах труда и досуга.

Диффузия пространственно-временны?х границ рассеивает субъекта – его собранность на чем-то одном; следовательно, ставит под вопрос саму оппозицию труда и досуга, в силу чего ее запись требует новой грамматики: не с помощью союза «и», а с помощью знака «/». Проблема диффузии границ труда/ досуга заключается не только в том, что растворяются дисциплинарные рамки, но и в том, что рассеянию подвержена сама экзистенция. Иными словами, проблема в том, что «два этих ремесла» смешиваются в самом способе человеческого присутствия.

Список литературы

Агамбен Дж. (2018) Оставшееся время: Комментарий к Посланию к Римлянам / Пер. с итал. С. Ермакова. М.: Новое литературное обозрение.

Корсани А. (2015) Трансформации труда и его темпоральностей. Хронологическая дезориентация и колонизация нерабочего времени // Логос. Т. 25. № 3 (105).

Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. (1982) Символ и сознание: метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. Иерусалим: Малер.

Маяцкий М. (2015) Освобождение от труда, безусловное пособие и глупая воля // Логос. Т. 25. № 3 (105).

Разинов Ю. А. (2018) К герменевтике символа смерти // История. Семиотика. Культура: Сборник материалов Международной научной конференции, посвященной 250-летию Ф. Шлейермахера / Отв. ред. И. В. Демин. Самара: Самарская гуманитарная академия. С. 112–123.

Фуко М. (1999) Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. М.: Ad marginem.

Хайдеггер М. (1997) Бытие и время. М.: Ad Marginem.

MARGINAL TIME OF LABOR AND LEISURE:

Existential-ontological aspect

Yuriy Razinov

Author’s affiliation: Samara National Research University, raznov.u.a@gmail.com.

Teh article discusses the topic of the demarcation of labor and leisure, which examined in the temporal aspect. In particular, the problem of marginal time and the difuf sion of the boundaries between labor and leisure is posed. In order to explicate the existential-ontological horizon of marginal time, the concept of “the time that remains” by G. Agamben is analyzed.

Keywords: labor, leisure, laziness, idleness, marginal space, marginal time, the time that remains temporal difuf sion, limit, extreme, Agamben.

Лень и прокрастинация как практики активизма

Данила Расков

Не будет преувеличением сказать, что мы живем в мире, в котором ценится трудолюбие, действие, эффективный результат. Такую культуру, в рамках которой за досугом (греч. schole, лат. otium) не признается самодостаточного, высшего смысла, вслед за Йозефом Пипером можно назвать «культурой тотального труда»[2 - Pieper J. Leisure, the basis of culture. South Bend: St. Augustine Press. 1988 [1948]. P. 26–29.]. Даже положение о том, что мы работаем, чтобы отдыхать, воспринимается с большим сомнением, чем пиетистское: «Трудятся не для того, чтобы жить, а живут для того, чтобы трудиться. Если же человеку больше не дано трудиться, то он обречен на страдание или смерть»[3 - Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 254.]. В этой культуре за праздностью, ленью, склонностью к откладыванию дел закреплена негативная оценка. В определенном смысле практики ничегонеделанья, отказа от работы, ленивости и отвлеченного созерцания маргинализируются как не вполне нормальные для современного преуспевающего человека.

Цель статьи состоит в прямо противоположном, а именно в том, чтобы показать мощный потенциал и источник творческой активности в практиках бездействия, отказа от труда и прокрастинации (оттягивания выполнения). В полном соответствии с античными представлениями данные практики могут быть признаны не только смелыми и нонконформистскими, но и подлинно активистскими.

Вопреки ожиданиям, связанным с развитием науки и техники, все возрастающей роботизацией, люди в развитых странах не стали работать меньше, проблема отчуждения не была решена. «Век праздности и изобилия», который в 1920–1930-е годы пророчил Дж. М. Кейнс, не настал, искусство жить не стало самой необходимой потребностью[4 - Кейнс Дж. М. Экономические возможности наших внуков //Вопросы экономики. 2009. № 6. С. 60–69.]. Более того, высокооплачиваемые работники только повысили количество часов труда, то есть ценность дополнительного высокооплачиваемого труда по большей части превысила аналогичную ценность досуга[5 - См.: Паласиос-Уэрта И. (ред.) Через 100 лет: ведущие экономисты предсказывают будущее. М.: Изд-во Института Гайдара, 2017.]. Благодаря цифровизации и распространению интернета возросла возможность работать в удаленном доступе в любое время дня и ночи (7/24)[6 - Афанасов Н. Б. Свободное время как новая форма труда: цифровые профессии и капитализм // Галактика медиа: журнал медиаисследований, 2019. № 1. С. 44–61.]. Расширились возможности для досуга, но параллельно расширились и возможности по апроприации досуга, по тотальной эксплуатации. Неслучайно Жан Бодрийяр охарактеризовал новую ситуацию как «драму досуга»[7 - Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Республика, 2006. С. 193–202.], а современные социологи стали признавать, что все труднее отличить досуг от труда, а новые стандарты потребления принуждают к досугу и обязательным расходам[8 - Вахштайн В., Маяцкий М. Случайный труд – принудительный досуг. Дискуссия // Логос. 2019. № 1. С. 1–26.].

Польза бездействия давно известна. Например, не устарела армейская премудрость: «Не торопись выполнять приказ – с большой вероятностью его отменят». Прокрастинация также всегда имела своих заступников. Достаточно вспомнить серьезную шутку Марка Твена: «Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра».

В последующем развитии похвалы этим всегда актуальным и незаслуженно угнетаемым практикам, если не сказать полезным компетенциям, можно было бы ограничиться тремя из них, выстроив их в иерархическом порядке. Самая простая и многим доступная форма воздержания от труда – это прокрастинация, то есть оттягивание выполнения; вторая, требующая большей убежденности и сил – это «отказ от труда»; и наконец, третья, наивысшая (как бы сказал Малевич, супрематическая) форма – это бездействие. Рассмотрим теперь подробнее эти три формы преодоления труда, или три формы возвращения человека к себе самому, то есть практики активного очеловечивания.

Прокрастинация

Прокрастинация, то есть откладывание и оттягивание выполнения работы, наказывается в системе, где инструментом являются приказы, директивы, разъяснения к приказам. В такой системе прокрастинация маргинализируется тем, что ее приравнивают к тяжелой и вредной форме заболевания, с которой надо бороться с помощью медицины, общественного порицания и совести. В такой системе борьба с тунеядством носит директивный характер. В системе же с формально свободным трудом (рыночной экономики), казалось бы, субъект имеет право отказаться от работы. Но и здесь такое поведение маргинализируется идеологией. Извечный спутник человека – прокрастинация – приравнивается чуть ли не к недугу или болезни, тогда как это форма жизни, а иногда и форма сопротивления бессмысленности приказов или неправильной организации труда.

Одним из удачных примеров философского примирения с этой проблемой и в то же время демонстрации как ее творческого потенциала, так и присущего ей характера активного сопротивления следует признать книгу Джона Перри «Искусство прокрастинации: как правильно тянуть время, лоботрясничать и откладывать на завтра»[9 - Перри Дж. Искусство прокрастинации: как правильно тянуть время, лоботрясничать и откладывать на завтра. М.: Ад Маргинем Пресс, 2017.]. Уже в самом названии содержится позитивное послание о том, что прокрастинация может быть особого рода искусством, обращенным в пользу человека, что она парадоксальным образом может иметь положительные последствия, а правильное затягивание и откладывание выполнения вполне оправданны. Перри признается, что его научные работы не привлекали такого внимания и не пользовались таким успехом, как это случилось с его концепцией упорядоченной прокрастинации (structured procrastination).

Упорядоченный прокрастинатор – это «человек, который успевает сделать многое, не делая чего-то другого»[10 - Там же. С. 15.]. Прокрастинация не означает полного бездействия. Напротив, оттягивание выполнения одного дела двигает сильно вперед другие, на первый взгляд менее важные, дела. Вместо того чтобы писать статью или отчет, можно затеять важную уборку рабочего стола, составлять подробный график работ, прочесть роман, прогуляться, посмотреть последний сериал и т. д. Иными словами, прокрастинатор делает многое, активничает, чтобы не делать того, что надо делать.

К примеру, чтобы оттянуть написание данного текста, я, к удивлению родственников, перебрал калину (имею в виду ягоду), которую привезли накануне с дачи, чем порадовал семью и стал примером для детей, поскольку это нудное занятие, требующее много времени и рутинных усилий. Я неистово перебирал калину, чтобы не делать того, что стоило бы делать. Это стало мощной практикой моего активизма в отлынивании от работы. Не интересуясь особенно большим теннисом, я все же досмотрел до конца финал Медведев – Надаль на US Open, который длился почти пять часов. Сделал бы я это, если бы мне не надо было заканчивать текст? Сомневаюсь. Нарастание внутреннего напряжения заставило стать преданным фанатом большого тенниса, поэтика спорта захлестнула и дала уникальные переживания и наблюдения.

Прокрастинатор склонен составлять списки важных дел, самое важное из которых редко выполняется, поскольку находится в самом начале списка. Но странно судить о результате именно по тому, что не все выполняется, ведь, кроме этого, есть значительная масса дел, которые по рейтингу – не всегда правильному – выполняются и перевыполняются. В них прокрастинатор даже может добиться впечатляющих результатов, которых вряд ли достиг бы, если бы не надо было оттягивать выполнение чего-то такого, что внешний мир считает более важным. Конечно, от прокрастинации страдают сами исполнители и те, кто зависит от прокрастинатора. Таковы издержки прокрастинации, но для справедливого суждения об этом явлении необходимо учитывать и те несомненные, часто неожиданные выгоды. Прокрастинация в этом смысле наделяет труд чертами хаоса, спонтанной организации, которые присущи языку и рыночной экономике. Именно поэтому активность прокрастинатора в других делах может приводить к непреднамеренным последствиям.

Прокрастинация часто связана с высокими критериями, предъявляемыми к себе, иными словами, с перфекционизмом или желанием идеально выполнить работу или поручение[11 - Там же. Гл. 2. Прокрастинация и перфекционизм. С. 27–39.]. Если приглядеться к тем, кто сразу выполняет поручение, едва его получив, молниеносно отвечает на критику, то можно увидеть, что за этим часто стоит низкое качество, формализм, неспособность глубоко разобраться в вопросе. Просто выполнить все в срок, если не ценить совершенство выполнения. Можно даже дойти до того, что сказать, что часто тот, кто не способен затянуть выполнение, не способен к совершенству, к идеально выполненной работе. Оттягивание выполнения помогает прокрастинатору сделать задание в последний момент и потратить все-таки не все свое время, а именно столько, сколько достаточно для выполнения. Из собственного опыта скажу, что часто приходится оттягивать подготовку рецензий на статьи, поскольку если делать по всем идеальным правилам, то надо внимательно прочитать текст, подумать над всеми аргументами, сверить сноски, проверить корректность интерпретации текстов, которые цитирует автор, и т. д. Затем в хорошем стиле одним духом написать цельный текст, соответствующий всем правилам рецензирования. Вызвать этот дух – отдельное повивальное искусство. Другое дело, если остался один день: тогда уже перфекционист способен сократить кое-какие этапы и все же создать достаточно профессиональную и адекватную ситуации рецензию, далекую от идеала. Стоит ли говорить, что многие работы оказываются напрасно выполненными, если человек сразу бросается за их выполнение.

Тем самым прокрастинация активна в том отношении, что заставляет выполнять, казалось бы, второстепенные дела с усердием и рвением, она помогает минимизировать время выполнения перфекционистам, она упорядочивает и делает человека более активным во многих других делах, которые лежат на условной периферии. Наконец, прокрастинация в условиях приказной системы может избавить от выполнения многих бессмысленных заданий, которые со временем оказываются отмененными или напрасно выполненными, поскольку перекрываются новыми распоряжениями и новыми изменившимися условиями. Прокрастинация отличает человека от робота и позволяет развить активность, которая приводит к непреднамеренным результатам.

Отказ от труда

Оттягивание выполнения работы – недостаточно радикальная практика по сравнению с полным несогласием. Отказ от труда и бездействие – это те практики, которые тонко прочувствовал художественный авангард, поэтому наиболее красноречивыми примерами и вербализацией этих практик борьбы за освобождение человека стали Марсель Дюшан и Казимир Малевич.

Книга известного философа и в прошлом активиста Маурицио Лаццарато «Марсель Дюшан и отказ трудиться»[12 - Лаццарато М. Марсель Дюшан и отказ трудиться. М.: Грюндриссе, 2017.] открывается следующими соображениями:

«Джон Кейдж хвалился, что ввел в музыку тишину, а я горжусь, что восславил в искусстве лень[13 - По поводу лени, а в случае Малевича – «Лени». См.: Расков Д. Е. Лень и труд: по мотивам Малевича // Логос. 2019. № 1. С. 259–272.]», – как-то сказал Марсель Дюшан. «Великая лень» Марселя Дюшана произвела в искусстве куда более радикальный и долговременный переворот, нежели кипучая активность Пикассо с его 50 000 произведений. Дюшан упорно отказывается работать – идет ли речь о наемном труде или о труде творческом. Он отказывается подчиняться обязанностям, ролям и нормам капиталистического общества[14 - Лаццарато. Там же. С. 15.].

Лаццарато сопоставляет две очень разные реальности и находит точки неожиданного совпадения. Что общего между аристократическим жестом Дюшана, который вполне мог прожить на капитал, заботливо оставленный ему отцом, и стачкой рабочих, которые борются за свои права, не вполне осознавая, что значит право на лень? «Ленивое действие» Дюшана Лаццарато ставит выше именно по той причине, что в нем заключен не только отказ от труда, но и что-то еще: праздная активность, ленивое действие. В отказе трудиться – радикальный жест, переворот, создание пространства новых возможностей. В этом Лаццарато видит даже выход за рамки тотальности труда: «Право на лень побеждает обмен, собственность и труд, но при этом отступает от марксистской традиции»[15 - Там же. С. 19.]. Индивидуальную практику Дюшана Лаццарато сопоставляет и ставит в один ряд с коллективными практиками забастовки и бунта.

Отказ от труда[16 - Отказ от труда и его парадоксальный эффект активизации внутренним образом связан с любой формой отказа. Такое религиозное явление, как отказ от мира, может порождать не оскудение и бедность, а, напротив, обогащение и приращение. Так, орден францисканцев, отказавшись от мирских благ и собственности, стал самым богатым орденом католической церкви. Интересные эффекты отказа от мира (эскапизма) наблюдались и у русских старообрядцев, когда те, кто смог радикальнее отказаться от соблазнов мира, получал в конечном итоге больше земных благ. См.: Расков Д. Е. Бегство от мира и земной успех: экономическая культура зарубежных староверов // Идеи и Идеалы. 2016. № 4 (1). С. 37–53.] – это прежде всего отказ от навязанных и навязчивых предложений, нежелание встраиваться в чужую игру, играть не по своим правилам. Тишина в музыке – это предложение каждому услышать свою музыку, у этой музыки нет авторства, нечего охранять патентами и правами собственности. Тишина в музыке подобна поэзии в языке, когда значение слов может приостанавливаться. Обычная речь не звучит, от нее отказываются. Прославление лени у Дюшана – это прямая отсылка к трактату Поля Лафарга «Право на лень», который появился как ответ на право на труд Луи Блана.

Лафарг задолго до Дюшана призывал отойти от христианских предрассудков и вернуться к античным идеалам и провозгласить право на лень много более священным, чем «чахоточное» право на труд[17 - Лафарг П. Право на лень. Религия капитала / Пер. с фр. М.: Либроком, 2017.]. Памфлет Лафарга призван был показать эксплуатацию, заложенную в труде, и освобождающий потенциал отказа от труда, в котором заложена эксплуатация. Первобытный дикарь, который большую часть времени отдыхает и проводит в играх, гражданин античного полиса, который считает рабским унижением продажу труда за деньги, – вот те идеалы, которые, по мнению Лафарга, могут помочь новому обществу. Лень не означает отсутствия активности, но способна осуществить переключение на другой тип активизма. Ленивое действие содержит переключение на другой тип активизма. Своеобразным лозунгом этого парадокса являются слова Лессинга, которые Лафарг помещает в качестве эпиграфа: «Будем ленивы во всем, кроме любви, пиров и лени».

Ленивое действие позволяет выйти за рамки производительности и эффективности, культуры «тотального труда». Отказ от труда в привычном смысле дает новые силы, открывает пути для изобретений, означает новую антропологию и эстетику. Сама жизнь предпочитается работе. Человек освобождается, отказываясь подчиняться обязанностям, ролям, нормам, отказывается участвовать в том, смысл чего не понимает, отказывается плодить и умножать бессмысленность или чужие смыслы. Так человек работающий становится человеком создающим, человеком творящим. Именно в таком жесте может происходить освобождение и снятие отчуждения.

Неслучайно сравнение с первобытным человеком в эпоху догосударственных родоплеменных отношений. Работа уступает место игре. Для Дюшана такой игрой становятся шахматы – он совершенствуется, участвует в соревнованиях, но не как спортсмен, вся жизнь которого зависит от исхода состязаний, а как игрок в полном смысле слова – человек играющий в шахматы.