Сикстинской… и дрожание в руке.
Птицы
1
Если в каждой слезе есть мечта – этой капле
Господней
(помнят небо дожди и, сжимая, уносят в себе),
Жизнь – мечта, оглушенная гулом, глубины
исходят
Дотянуться волной… умножённо в единой
трубе.
И когда истощается гул, и ты скажешь, я вижу:
«Всё есть прах, только прах и замешан
на мёртвой воде»,
Небосвода воронка затянет расхристанной
жижей
Горстку птиц – это ты, сколько выпало тверди
тебе.
Но сбивается кучею рваною
Клин каравана —
Умри на восходе,
Крылья – гири, взмах невозможен,
И жжение схоже
Со звездою, проглоченной с ночью,
И лёгкие – в клочья,
Дыхание – пепел,
Сам воздух, как чаща
Хлыстов или петель…
Зависнув на миг —
Тело бросить – лететь без него —
Пока не выходит.
И тогда держит в небе
Кри-и-ик…
Один только крик.
2
Все когда-то летают… Кто сквозь океан
на манер
Альбатроса крылом-плавником загребая,
В перевёрнутом небе (всегда и во всём
отражённом,
Так идеи в своих эманациях)[3 - Тайным ракурсом небо повсюду: в любви и проклятии, в пропасти, вопле и в погребе сутью рубахеИз глины в излучинах света, в мышином чулане – бабулином пугале детства, и в пуле, и в клюве,Тем паче, в ноже, тёплом, ласканном сердцем и пальчиками, ледяном, голубом, сером, ржавом —Но чтоб цвета глаз: от любимых и до ненавистных. По кругу оно – напослед – в той же, тойИзначальной слезе, что сжимает всё, всё перечисленное, плюс его двойников,Пусть не названных тут, как графиты алмаз (оттого и алмазной) безмерною зрячею каплей.], в сводах воды,
Уподобя глубины высотам, теченья – ветрам.
Кто кротом иль червём прогрызая, буравя
землицу:
Облака отражаются в россыпях твёрдых,
а тучи
В тектонических плитах, что трутся краями,
искрят
До ворчания старческого, то бишь, каменных
молний,
Что когда-то и своды взорвут, то бишь, череп