ЧЕЛОВЕК ИЗВНЕ
Алмаз Эрнисов
В ледяной пустоши, где ветер несет запах гари и смерти, одинокий воин ползет по заснеженному склону к руинам разрушенного поселка. Его единственная связь с миром – рация, но она молчит. Внизу, в пропасти, горит дом, а черные тучи воронов кружат над пепелищем. "Лезвие" – всего лишь пешка в большой игре, где сталкиваются судьбы, а мир рушится на глазах. "" "Лезвие" – это история о войне, о том, как она ломает человеческие судьбы, о героизме и отчаянии. Это история о том, как человек, оказавшись перед лицом бездны, выбирает свой путь.
Алмаз Эрнисов
ЧЕЛОВЕК ИЗВНЕ
Ветер донес каркающий гомон.
Воронье, огромные стаи воронов. Они опускались со скалистых северных гребней, черные пятна на небосводе цвета металла. Ледяной воздух холмов, отравленный зловонием и запахом далеких пожаров, колыхался от взмахов их крыльев и голодного карканья.
Кусты на краю заснеженной рощи едва заметно шевельнулись. Из-за камня появилась голова человека в изорванном, измазанном кровью камуфляже. Сквозь прорези толстого капюшона-маски его глаза казались двумя осколками обсидиана. Человек, словно тень, скользнул между корнями, искривленными ледяным холодом. Камни, торчащие из-под снега, царапали его локти и колени, несмотря на толстый комбинезон. Он продолжал ползти вверх по заледенелому склону. Достиг края пропасти. Базальтовая стена уходила вертикально вниз метров на шестьдесят. Ни выступа, ни щели. Ничего, кроме обледенелого камня.
Человек направил вниз автомат, изучая сквозь оптический прицел горсть строений на дне пропасти.
Все, что осталось от села.
Стены, разрушенные минометами, обезображенные проказой пулевых кратеров. Один из домов горел. На мертвенно-белом фоне светящегося снега кармазинное пламя смотрелось особенно ярко. Колонна свинцового дыма, принизываемая хаотичным полетом воронья, поднималась к небу, где разносилась ветром.
Человек подкрутил фокус прицела. Разрушенные дома, языки пожара, разбитая колея грязной грунтовой дороги, спускающейся от села. Никаких признаков жизни на дне бездны. Все неподвижно. И смертельно обманчиво.
– Лезвие управлению альфа, слышите меня? Прием.
Тишина
– Лезвие управлению альфа, вы меня слышите? Прием.
Вновь тишина. Нарушаемая карканьем воронья над узким ущельем.
– Лезвие управлению альфа…
– Не трать время, парень. – Фрэнк Ардженто, капитан разведбригады 82 – ой авиадесантной дивизии, опустил тяжелый телеметрический бинокль. – Молчит спутник. Сворачивай рацию.
Радист моргнул один раз, другой. Воспаленные глаза на ярко-красным от мороза лице. Ардженто перевел взгляд с молодого солдата на человека, прислонившегося к радиатору вездехода оливкового цвета, заляпанного грязью и ледяной крошкой. Новелли, лейтенант берсальеров Дрорджио Новелли. Тоже молодой парень. Быть может, года на три старше того, что сидел перед большой тактической рацией.
– Ладно, Ленчи, – Новели сжал губы, – попробуем позже, с другого места.
– Слушаюсь, господин лейтенант.
Некоторое время единственными звуками на холме были завывание ветра и карканье ворон.
– Что вы предлагаете, капитан Ардженто?
Новели был недоволен. Теоретически командовал он. На практике было иначе. Еще две недели назад боевые условия, которые впервые в своей жизни видел лейтенант Джорджио Новелли, являлись всего-навсего военными учениями на Сардинии. А Фрэнк Ардженто имел за плечами Бурю в пустыне, проклятые пески на кувейтской границе. Еще раньше участвовал в операции против Мануэля Норьеги в Панаме. Но Ардженто никогда не рвался командовать кем-либо, даже гипотетически. Блестящая идея использовать его принадлежала великим застольным стратегам из штаб-квартиры НАТО в Бане Лука. В технических терминах это называлось «взаимодействие войск». Армии различных стран, входящих в Атлантический Союз объединили и рассыпали по ним, перемешав, офицеров-наблюдателей из разных стран. Фрэнку Ардженто досталась итальянская армия. Скорее всего, потому что у него итальянские корни и он превосходно говорил по-итальянски.
– Капитан, я хотел бы посоветоваться…
Ардженто молчал, на отрывая глаз от окуляров бинокля. Проблема в том, что несмотря на такой позывной, в «лезвии», то есть патруле глубокого проникновения, не было ничего «режущего» с боевой точки зрения. Пара джипов «фиат», десяток берсальеров, легкое вооружение, несколько ручных гранат, всего одна рация. Ни минометов, ни тяжелых пулеметов, ни индивидуальных средств связи. Восемнадцати-, девятнадцатилетние ребята из Пульи, Тосканы, Калабрии. Не обученные боевым действиям, не имеющие понятия о том, что такое линия огня, что значит стрелять в лицо кому-нибудь с близкого расстояния. Пацаны с пучками черных петушиных перьев на шлемах – анахронический реликт, наследие исчезнувших эпох и забытых баталий.
– Чтобы я предложил, лейтенант, так это вернуться туда, откуда мы пришли.
– Вы шутите?
– Мы километров на двадцать вышли за квадрат, назначенный для разведки, и к тому же, потеряли связь. – Ардженто продолжал изучать в бинокль кучку строений. – Что вы надеетесь найти там, внизу, лейтенант?
Там, внизу, имело имя. Село Главно, Республика Босния. Не представлявшее никакого интереса ни с тактической, ни со стратегической точки зрения в этой грязной боснийской сваре.
Когда-то существовала великая и гордая страна: Югославия. Хотя по законам формальной логики, не должна была существовать. Это была абстракция, утопия, державшаяся единственно культом личности единственного человека, легендарного маршала Тито. Исчез человек, следом сгинула утопия. Исчез человек и вражда объединенных в страну народов, таившаяся, веками, обернулась потрясениями. Экс-Югославия превратилась в жаровню абсолютного зверства. Ее города, ее горы стали символами позора. Сараево, где валялись на асфальте трупы женщин и детей, расстрелянных снайперами. Пале, денно и нощно трамбуемое сербской артиллерией. Долины Герцеговины, прочесанные варварскими рейдами…
Не было конца ужасному списку преступлений: убийство, резня, массовые изнасилования, этнические чистки… Друзья ООН, доброхоты из НАТО вмешались, чтобы положить конец этому варварскому безумству.
– Не исключено, что там укрылись те, кто мог спастись при падении вертолета, – ответил Джорджио Новелли.
Ардженто оторвался от окуляров.
– При условии, если кто-то спасся, лейтенант.
Вертолет с наблюдателями ООН на борту СР-47 итальянских ВВС вылетел из Тузлы и взял курс на Сараево. При отличных погодных условиях, это двадцать минут лета. Через одиннадцать минут после взлета СР-47 исчез с экранов радаров. Просто испарился где-то на западе от реки Дрина.
– У меня боевое задание, капитан.
– Такое задание поручили не только «лезвию». Еще восемнадцать наземных патрулей итальянской армии ведут поиск этого вертолета. Плюс спутники, плюс вермахт, плюс иностранный легион, плюс 82-я авиадесантная дивизия, плюс морские пехотинцы, плюс спецназ американских ВВС.
– Я знаю. – Скулы Новелли затвердели.
Вся эта огромная армия людей и высокотехнологичные средства трудились уже почти семьдесят два часа. Местность, где исчез вертолет, представляла собой настоящий кошмар. Шесть тысяч квадратных километров глубоких ущелий, засыпанных снегом лесов, нагромождения базальтовых торосов. Да, семьдесят два часа. Высокая выучка, высокие технологии, конечно. Результат: ноль!
– Но мы берсальеры, – привел еще один аргумент молодой итальянский офицер. – А люди в вертолете – мои товарищи.
На это у Ардженто не было что возразить. Новелли, черт его побери, был прав. А если бы речь шла об исчезнувших десантниках из 82-ой…
– Хорошо, лейтенант. Спускаемся.
Новелли не смог сдержать довольной улыбки.
– Но предупредите своих, чтобы были начеку…
Ардженто отрегулировал глубину обзора бинокля, внимательно изучая горящий дом. Трудно сказать, сколько времени он горит. Обломков вертолета не видно. Вообще, никого не видно в Главно, не только в зоне горящего дома.
– …Там, где вороны, там и трупы.
Человек над пропастью вдохнул холодный воздух.
Два джипа итальянской армии с трудом продвигались вниз по замерзшей грязной дороге. Странные металлические насекомые, ползущие к уродливому термитнику.
– Не надо туда! – Из-под капюшона-маски его голос больше походил на хрип. – Не входите в деревню!..
Человек достал из подсумка камуфляжа компактную походную рацию, нажал кнопку активации, один раз, два… Безрезультатно. Рация молчала, как эти изувеченные дома. Мертвая, как все вокруг. Но может… Не может. Швырнул рацию в обледенелый камень, разнося ее на тысячи осколков. Черная первобытная ярость.