И среди терновника растут розы

Мисс Россер и мисс Хоггард прошли внутрь, и с улицы послышался громкий и строгий голос миссис Джонс, что звала прохлаждающихся слуг приступить к работе.

Изнутри дом совершенно не изменился. Те же лампы, ковры и картины. Этот же привычный уют, который когда-то создала миссис Россер, а слуги дома из года в год его поддерживают. Отец девушки ничего в доме менять не хотел, и она понимала, что это только из-за глубоких чувств к своей покойной жене и желание сохранить воспоминания о ней как можно дольше. Вдвоём девушки прошли через весь первый этаж через небольшой холл с диванами цветами и вышли в коридор к двери в кабинет мистера Россер.

Глубоко вздохнув, девушка пыталась собраться с силами, но сделать это никак не получалось. От ужаса, который внушал ей отец, по коже, казалось, поползли мурашки, и тело бросило в мелкую дрожь. В голове с бесконечной скоростью сменялись мысли, и она не знала, как обратиться к отцу, с чего начать и чего ждать от него.

Мистер Россер был высоким плечистым брюнетом с тяжёлым взглядом глубоко посаженных почти черных глаз. Игнорируя моду, он отрастил густую темную бороду длинной два сантиметра, среди которой практически не было видно тонких губ. Он напоминал своей дочери султанов из книг с иллюстрациями в библиотеке, которую в свое время организовала миссис Россер, а турецкие мужчины, стоящие у власти, всегда отличались беспощадностью. Руки его были крупными, так и стопы, поэтому перчатки и обувь всегда изготавливалась ему на заказ. Он был скалой, огромной и неприступной, и больше всего мисс Россер боялась, когда мужчина приходил в ярость. Она надеялась, что эти крупные тяжёлые руки никогда не позволят себе сделать ей больно.

Больше стоять у двери смысла не было, и девушка, нерешительно постучав, приоткрыла дверь и, заглядывая внутрь, прошла в кабинет.

– Отец, – обратилась она к мужчине, который, словно не заметив визита дочери, продолжил читать книгу. В его крупных ладонях книга казалось маленькой и хрупкой.

– Отец, я вернулась, – повторила мисс Россер, и мужчина низким и строгим голосом проговорил:

– Не смей со мной разговаривать.

Ужас сковал сердце девушки, и, ей казалось, оно не бьётся. Она даже думала, что не дышит – так пугал её этот мужчина.

– Позвольте мне объясниться, отец! – вновь заговорила девушка, и мужчина с силой ударил кулаком по столу, поднимая взгляд на девушку. Та была испугана настолько, что чувствовала, как хотят вырваться слезы, но не могла позволить себе заплакать.

– Объясниться? – прогремел своим почти утробным голосом мужчина. – Лучше бы он выбрал кого-то другого, чем сначала выбрал тебя, а потом расторгнул помолвку. Как ты могла позволить случиться подобному? Неужели ты совсем не понимаешь, что наша репутация и так очень хрупка, а подобные события совершенно нам не на руку.

«А Сид сказал, что я поступаю правильно!» – в гневе подумала Глэдис. – «Маленький уродец!».

– А что я могла сделать, отец? – спросила мисс Россер, чувствуя, как ее трясет. – Я чувствовала себя такой бессильной.

– Ты в первую очередь думала о своей гордости! Уверен, ты не забыла про свою прямолинейность и высказала ему всё, что думала в лицо! А теперь опозоренная ты увилась ко мне!

– А куда же мне было ехать? – спросила мисс Россер. – Это мой дом.

Девушка стояла у самой двери. Теперь она не хотела плакать, злость захлестнула ее так, что любимые белые стены дома стали ей ненавистны. Она была готова в любой момент выскочить из кабинета и убежать как можно дальше от разгневанного отца, нащупывая за спиной дверную ручку. Мужчина был так зол, что в его глазах от эмоций полопались капилляры – белок медленно наливался кровью. Мистер Россер смотрел на дочь и всего его колотило от бушевавшей внутри злости. Он держал в трясущихся руках книгу, но о чтении её уже забыл.

– Я не могу поверить, что моя дочь может доставлять мне столько проблем! – в гневе кричал мистер Россер. – Ты была помолвлена! Что может быть скандальнее, чем известие о том, что мужчина сначала выбрал тебя, а потом выгнал из своего поместья! Тебя! Мою дочь! И ты, проигравшая и опозоренная приехала сюда, вместо того, чтобы бороться за честь нашего рода! Я просил тебя в письме беречь нашу репутацию!

– Зачем мне было вообще ехать в Вустершир? – спросила мисс Россер.

– Потому что тебе пора вступить в брак, и чем выгоднее будет этот брак, тем лучше, – говорил мужчина уже несколько спокойнее, но все ровно смотря на дочь гневным взглядом.

– Дело в том, что мне не было места в этом поместье, туда съехались все безнадёжные девицы Великобритании, в надежде удачно выйти замуж, именно они поспособствовали тому, что мистер Уанхард перестал рассматривать меня как кандидатуру в свои жены, так как они распускали про меня мерзкие слухи. И к черту всё! Сдался мне этот брак!? Ненавижу теперь и мистера Уанхард и всё его поместье, и всех гостей, что были там! И знаете, отец, я как могла берегла нашу репутацию, – со злобой в голосе говорила Глэдис, – может и Вам стоит начать её беречь! Самой отвратительной идеей было отправить меня в Вустершир, я была против, но Вы настояли! Вот и расхлебывайте!

Девушка говорила громко, окончательно потеряв контроль над своими эмоциями. Она была готова в любой момент сорваться на крик, развернуться и уйти из кабинета, громко хлопнув дверью и вновь крикнуть: «К чёрту всё!», но не могла сдвинуться с места, словно гвоздями прибита к месту тяжелым, сердитым взглядом отца. В какой-то момент ей показалось, словно он сейчас швырнет в неё книгу. Столь хамски она никогда не говорила с ним, но никогда она не чувствовала себя такой униженной. Ту радость, которую ей подарил Лондон по приезду, она больше не испытывала. Душа ее кипела, и ей казалось, словно она ненавидит Нерис-Хаус.

– Как ты смеешь так разговаривать со мной? – строго, но спокойно спросил мужчина. – Как ты смеешь повышать на меня голос?

– Как Вы смеете, отец, ненавидеть меня за то, в чем я не виновата? – спросила Глэдис и все же вышла из кабинета, но тихо закрыв за собой дверь.

«Жаль мамы нет, она бы поняла меня!» – думала Глэдис. – «Она бы поняла нас обоих и не позволила бы нам так ругаться!».

Миссис Россер знала всё, и могла найти в любой момент подходящие слова. Как женщина она была очень умной, мудрой и была лучшим лекарством от вспыльчивости своего мужа. Она могла вернуть его к чувству спокойствия одним только взглядом, а для дочерей она была другом, защитником, врачом и могла понять их, в какой бы ситуации они не оказались, всегда принимая их сторону.

У дверей в кабинет Глэдис все это время ждала мисс Хоггард, явно испуганная и растерянная всеми криками, которые ей пришлось выслушать. Увидев свою хозяйку, побелевшую и обессиленную, она взяла мисс Россер под руку, решив, что девушка, вероятно, близка либо к обмороку, либо к рыданиям.

– Глэдис, мне очень жаль, – говорила она, – пройдёмте к Вам, чтобы никто не видел Ваших слез.

Девушка молча кивнула, сглатывая ком в горле и пытаясь вернуть ясность ума. Она не хотела плакать и возвращаться к мысли о том, какие козни строили ей мисс Вуд и мисс Миллсон, про которые она даже не догадывалась, пока она не допросила об этом Сида.

Комната мисс Россер находилась на втором этаже и вход в неё прятался за небольшим стеллажом в коридоре и парой белоснежных кресел. Покои девушки были огромными, но половиной комнат она не пользовалась. У неё была своя гостиная, комната с туалетом и косметическим столиком, спальня, и небольшая комнатка в которой стояла большая эмалированная ванна, в которую вмещалось двести пятьдесят литров горячей воды. В гостиной стоял камин, в котором тихо потрескивали дрова, которые мистер Джонс принес специально, чтобы из помещений ушла влажность, появившаяся, пока в них не жила мисс Россер.

В комнатах было тепло и светло, солнечный свет, проникающий через окна создавал там особенный уют, но сейчас мисс Россер не замечала этого. Пройдя в свою гостиную, она не чувствовала ничего кроме выжигающей её насквозь злобы. Она надеялась, что письмо, написанное совместно с Сидом, поможет ей избежать трудностей в общении с отцом, поэтому ехала в родной дом с лёгким сердцем, но она ошибалась. Мистер Россер был слишком сложной личностью, чтобы хоть кому-то удалось понять его и найти к нему подход. Даже его жена, любящая его и очень мудрая женщина, не была способна до конца понять эту темпераментную и порой необоснованно жестокую личность. Когда ещё миссис Россер была жива, многие из прислуги боялись находиться с ними в одном помещении, если между ним и его женой возникало недопонимание, так как в такие моменты он мог начать рушить всё вокруг. Этим Глэдис Россер была очень похожа на своего отца, и, как часто казалось самой девушке, за это он её и презирал. Ему, вероятно, хотелось, чтобы его дочери унаследовали характер своей матери вместе с её рассудительностью, мудростью и дипломатичностью, но обе девушки были копией мужчины. Порой ему это льстило, когда они проявляли свои лучшие качества и черты, которые он узнавал в себе, а порой – ужасно злило, если свои недостатки он узнавал в них.

Мисс Россер села на диван. Она уже не плакала, но глаза её блестели от влаги. Она опустила голову и смотрела на свои руки, с которых ещё не успела снять перчатки.

– Как Вы себя чувствуете, Глэдис? – спросила мисс Хоггард, которая всё это время была рядом.

Она поправила платье и села на софу, глядя на девушку с нескрываемой жалостью во взгляде. Ей очень хотелось взять руки хозяйки в свои и заглянуть ей в лицо, поддержав и заставив вспомнить про свою внутреннюю силу, но она могла лишь сидеть рядом и ждать, когда мисс Россер заговорит.

Через открытое окно доносилось чириканье птиц, воздух уже окончательно прогрелся, и на улице больше не чувствовалась утренняя влага. Большие часы на полке над камином показывали десять утра.

– Всё хорошо, Лаурель, – ответила ей девушка через несколько минут, – просто мне жаль, что я вновь не справилась со спасением нашей репутации.

– Я уверена, Вы сделали всё, что было в Ваших силах, – ответила ей мисс Хоггард, опуская голову.

– Лаурель, я хотела бы побыть одной, – проговорила мисс Россер, и девушка понимающе закивала.

В доме воцарилась тишина. Отец девушки продолжал оставаться в своем кабинете и не соизволил прийти на обед, поэтому уже успокоившаяся мисс Россер с мисс Хоггард обедали вдвоем в огромной столовой, которая когда-то в любой праздник могла уместить в себе всех друзей семьи.

Когда миссис Россер была жива, Нерис Эйра Россер (до замужества Уинн), дом всегда был полон гостей. Требовалось много комнат для размещения жалеющих погостить подольше, было решено достроить третий этаж. Так как он был построен значительно позже чем первый и второй, лестница на него была узкая и неудобная, а сам третий этаж сильно отличался от нижних. Но гости никогда не жаловались, наоборот находя миссис Россер столь замечательной хозяйкой, сумевшей превратить холостятский особняк рода Россер в семейное уютное гнездышко.

Дом мистера Россер до женитьбы считался местом мрака и холода, да и мрачные слухи ходили про это злополучное место. Мистер Россер рано лишился матери, а его отец, не выдержав горя, сильно запил, медленно сходя с ума. В пьяном бреду он мог устроить погром в доме или даже попытаться убить собственного сына, но прислуга всегда защищала юного наследника и пытались усмирить своего хозяина, до того момента пока мистер Россер-старший во время очередного пьяного вечера не убил одну из прислуг. Тогда по Лондону прокатилась дурная слава этой семьи, и никто не верил, что мисс Уинн сможет восстановить репутацию белого дома на окраине города. В этом плане Нерис Россер обладала удивительной магией, она могла уговорить своего мужа в любом деле и знала к нему подход как никто другой. Когда Глэдис спрашивала об этом мать, как она может быть такой спокойной рядом с таким эмоциональным и несдержанным мужчиной, та слабо улыбалась, говоря о любви. Со слов ее матери именно любовь помогает ей.

– Понимаешь, милая, – говорила женщина, – чем громче он кричит, тем ему больнее. Он злится, кричит, рушит всё вокруг, но это лишь мольба о помощи. Ему тяжело, и всё, что он хочет, чтобы окружающие это заметили, и я замечаю это и даю ему то, в чем он больше всего нуждается.

– Что же это? – из-за наивности детского ума спрашивала Глэдис, глядя на мать.

– Любовь, милая моя! Каждый из нас нуждается в любви.

И миссис Россер всегда была добра к своему мужу, даже когда по мнению окружающих он этого не заслуживал. Каково было горе всего дома и тех, кто знал, какая атмосфера была внутри благодаря женщине, когда стало известно о её кончине. Миссис Россер упала с лестницы, ведущей с третьего этажа. Случайно, отвлекшись на что-то, что совершенно не стоило ее внимания, она наступила на подол своего платья и кубарем упала с лестницы. Шум привлек внимание мистера Россер, и он, крича ее имя, побежал к ступеням. На голубом с серым узором ковре лежало тело его скончавшейся жены. Врач, прибывший сразу же, диагностировал перелом первого шейного позвонка.

Тогда в дом, казалось, были готовы вернуться тьма и холод. Мистер Россер запил, а воспитанием Глэдис недолго занимались нянечки и гувернантка, после чего, уволив всех, мужчина решил заняться своими дочерьми самостоятельно. Теперь строгость его и пыл усмирять было некому, теперь никто не знал, что нужно ему сказать, чтобы он смог вернуть свои эмоции под контроль. Мисс Россер понимала, что её отцу сложно без любимой женщины, но не понимала, почему он так ненавидит своих дочерей.

За обедом мисс Россер пыталась не думать о своем отце, разговаривая с Лаурель. Та внимательно слушала и по большей части задавала вопросы, так как ей было очень интересно узнать о поместье мужчины, откуда приехала девушка.

– И он выбрал Вас, Глэдис? – уточнила мисс Хоггард, поднимая глаза на хозяйку.

Мисс Россер легко рассказывала всё, что происходило в поместье, так как мисс Хоггард была одной из тех, кому можно было доверять. Она была ей хорошей подругой и камеристкой, не ставшей доносить на неё отцу, поэтому девушка могла быть открытой с ней. Ко всему ей так хотелось выговориться, что она воспользовалась любопытством девушки, чтобы всё рассказать.

– Да, Лаурель. Думаю, теперь он сильно жалеет об этом! Ну и пусть, если честно, то мне вообще все равно, но думаю, никто никогда не сделает мне предложение так же как он, ведь это была сделка чистой воды.

– Он собирался жениться, потому что на него давил отец. Это правда? – спросила мисс Хоггард, делая глоток воды из бокала и разрезая мясо в своей тарелке. Ее голубые глаза горели от любопытства, и этим девушки были особенно похожи – любопытство было их отрицательной чертой.