– Одной сказал, что с такими грудями она выкормит хоть сотню детей. Другой просто объявил, что у нее красивые соски.
– Капец. Это не какой-нибудь мем из порно?
Я засмеялась. Было очень похоже именно на это.
– Не знаю. Вряд ли подружки стали бы врать. Просто такой вот хирург. Ты на его фоне очень тактичный, хоть и неправильный доктор.
– Ну спасибо. Я польщен, – усмехнулся и Олег. – Закончил надпись. Посмотришь?
– Конечно.
Он подал мне зеркало, и я не сдержала восхищенного стона.
– Здорово.
Олег проработал руны и сделал контур бабочек.
– Не думала, что будет так…
– Как? – переспросил он осторожно.
– Красиво. Неужели это не сотрется никогда?
– Магия, – усмехнулся мой мастер. – Хочешь сделать перерыв или продолжим?
– Мы недавно прерывались. Я в порядке. А ты? Я слышала, что мастер тоже должен отдыхать.
– Кто-то сделал домашнее задание. Я в порядке, Маш. Можем продолжать. Но имей в виду, что начнем заполнять цветом – это больнее. Если будет совсем труба – обязательно сразу говори и прервемся.
– Да. Хорошо. Скажу.
Олег приготовил другие новые краски и приступил ко второй фазе рисунка. Он был прав, конечно. Контуры и руны ощущались иначе, чем наполнение краской.
Я терпела, думая, что смогу привыкнуть, но боль саднила и не притуплялась. Меня не хватило и на час. Пришлось просить перерыв.
Олег сразу же остановил работу и предложил мне еще чая. Я отказалась, но попросила воды.
– Это белый, – объяснил он, протягивая мне бутылку минералки. – Болючий цвет. Его приходится наносить интенсивнее, чтобы был виден на коже. Почти закончили им. Скоро станет получше.
– Это хорошо. Спасибо, что рассказываешь.
– Не за что. Я люблю поболтать, и ты легче переживешь боль. Мне тут припадков не надо.
– Ахаха, попробую избавить тебя от обморока.
– Кстати ложится на шрамы хорошо. Они старые?
– Угу, – буркнула я, не желая распространяться на эту тебя объёмнее.
Олег кивнул сам себе, поясняя вопрос:
– Старые неровности лучше поддаются цвету. Я поэтому спросил. Продолжим?
– Да.
Я поставила бутылку и легла обратно. Все это время я, разумеется, оставалась топлес, но трагедии по этому поводу так и не почувствовала. А вот то, что Олег смотрел мне в глаза при разговоре нелогично расстраивало. Стоит признаться, грудь у меня была красивая. Я как махровая извращенка надеялась, что он взглянет на нее хоть разок.
Наверно, он смотрел, когда работал. А может и нет. Скорее всего – нет. Все его внимание было на рисунке. Мастер своего дела.
Я не знала, радует меня это или расстраивает.
Олег не обманул. Как только он закончил работать белым, стало не так больно. А может я привыкла. В какой-то момент я поймала ту самую наркоманскую волну. Мне хотелось продлить сеанс, чтобы ощущать эту боль. Или хотелось продлить близость Олега? Я чувствовала его дыхание своей кожей. У меня не было сил игнорировать приятные покалывания даже через саднящую боль, когда он стирал излишки краски, задевая сосок.
– Тебе восемнадцать? – спросил Олег, нарушая тишину и мою полуэротическую медитацию.
– Скоро двадцать, – ответила я. – А что?
– Подумал, что ты захотела закрасить шрамы сразу после совершеннолетия.
– Думаешь, мама не разрешала?
– Обычно так и бывает, – пожал плечами Олег.
– Ты прав. Не разрешала. Она и сейчас против. Но я и не хотела ничего закрашивать в восемнадцать. Моя мама внушила мысль, что шрамы меня не портят. Я верила в это до недавнего времени.
– Что же изменилось?
Олег спросил это так легко и ненавязчиво, словно не знал, как больно мне делает. Ах, он действительно не знал. А мне неожиданно не было больно. Как будто боль и близость этого красивого мужчины лечили мои раны.
– Мой парень… – проговорила я, удивляя саму себя откровенностью.
Не в первый раз за этот вечер я так странно себя веду. У меня больше не было сомнений, что всему виной Олег. Я решила, что будет глупо не попробовать выговориться, раз слова сами вылетают изо рта и не рвут меня на части при этом.
– Мой бывший парень, – уточнила я. – Ему было противно. Он сказал мне об этом. Во время секса.
Машинка остановилась. Олег замер.
– Чего? – спросил он, прервавшись, но сразу осекся. – Прости. Это не мое дело.
Я решила изобразить равнодушие.
– Мы вроде как болтаем. Пока ты работаешь.
–Угу, – согласился Олег.
Машинка зажужжала, он вернулся к бабочкам, а я застонала совсем неприлично.
– Больно? – проговорил Олег, собираясь снова остановиться.