– Мне конец.
Я повторяю эту фразу, поднимаясь по лестнице, повторяю, пока стягиваю шарф и отряхиваю шапку от снежинок, мгновенно превратившихся в крупные капли.
– Мне конец. Мне конец. Мне конец, – применяю разные интонации, но суть от этого не меняется. Конец он и есть конец.
Стягиваю промокшие сапоги, кидаю сумку и зажатый в руке телефон на тумбу.
– Что ты там бормочешь? – выглядывает из комнаты Ангелинка.
– Мне конец! – уже в полную силу говорю я, прочувствовав всю глубину собственного отчаяния.
– А где начало?
– Что? – смотрю на нее невидящим взглядом.
– Что?! Я тоже ни черта не поняла, говори нормально!
Я набираю побольше воздуха в лёгкие, чтобы хватило на длинный эмоциональный рассказ, но выходит только озвучить главное:
– Родители. Едут.
– Огурцы привезут?
– Господи, Геля! – я плюхаюсь на пуфик и издаю самый протяжный стон из имеющихся в арсенале. Закрываю глаза ладонями и тру их, не заботясь о размазанной туши.
Мне конец. Конец!
– Да шучу, просто разрядить атмосферу хотела. Ты капец напряжённая.
Геля подходит ближе, поднимает упавшую на пол шапку, отряхивает от влаги и уносит в комнату на сушилку. Через несколько секунд возвращается и впивается в меня острым взглядом.
– Ну, рассказывать будешь или ещё в стену повтыкаешь? – складывает руки на груди.
– Мама звонила, – хрипло говорю я. – Слово за слово… и вот я уже "лохушка, которой попользовались, а ведь она предупреждала!".
– Та-а-ак… яснее не становится. Кто попользовался?
– Вова, – изучаю дурацкий красный ромбик на обоях, кажется, даже не моргаю.
– Вова?.. А! Твой псевдо-парень? А с чего такие предъявы? – Геля опирается на стену и складывает руки на груди.
– Слишком долго он "у родителей" был, – вздыхаю я. Откидываю голову назад, упираясь затылком в стену.
– И что?
– Мама решила, что он меня кинул. Уехал, завел там себе кого-то, а я тут наивная дурочка жду его.
– А это плохо? – осторожно спрашивает подруга. – То есть, ты же все равно рано или поздно с ним бы "рассталась", а так и придумывать ничего не нужно.
– А это ещё и не все, – морщусь я, зажимая онемевшие от холода ладони между коленями. От остановки шла без перчаток, зажав телефон в руке, не в силах даже убрать его в сумку. – Мама разошлась. С лохушки мы скатились до неудачницы, с неудачницы до сопли зелёной, ничего не смыслящей в жизни. А там и сестру в пример мне поставили и мужа ее, и про соседа, взявшего на себя раскручивать бизнес своей семьи, не забыли. И про мое место в жизни напомнили.
Я замолкаю на секунду, проглатывая неприятный ком, ставший поперек горла, и снова набираю побольше воздуха в лёгкие. В голове так и стучат слова мамы: выше головы не прыгнешь; рождённый землю копать, с лопатой в руке и помрет; я же тебе говорила.
Я же тебе говорила? А я тебе говорила! А я ведь говорила!!!
– Короче, я так разозлилась, что она мне и слова не даёт ставить, и что за последнюю идиотку держит, и ляпнула… Что Вова возвращается на днях. И что мы съезжаемся.
На последних словах я замолкаю и вглядываюсь в лицо подруги. Она выглядит слегка озадаченной. А ведь это не конец истории.
– Мдам… – изгибает она бровь. – И что…
– И они приедут погостить. На пару дней. А ты съехала.
– Ка-пец.
Геля разворачивается на мысках и скрывается в кухне. Слышен звук хлопающих ящиков, звон стаканов. Я собираю себя из бесформенной массы на пуфике в подобие человека и плетусь за ней. Я и сама все ещё в шоке. И от того, как обернулась моя ложь, и от собственной дурости.
Нельзя было так долго использовать одну и ту же легенду. Могла и догадаться, как звучит со стороны это "уехал к родителям, когда вернётся, не знаю". Могла бы вообще ничего не придумывать! Могла не нанимать парня, не врать об отношениях, а сказать прямо: та жизнь не для меня, как ты не поймёшь, мама?! Но я никогда не умела отстаивать свою свободу. Даже на филфак поступила втихаря и сообщила родителям об этом постфактум. Они отвезли меня к общежитию сельскохозяйственного института, а я на метро добралась до педагогического. Правда раскрылась быстро, понятное дело, я выслушала лекцию "ну и куда ты потом с таким образованием, коровам Тургенева читать?", пережила пять лет нападок и ударила их под дых еще раз, найдя себе здесь квартиру и работу.
Думала, однажды мама смирится.
Но это совсем не в ее стиле. Вот загнобить родную дочь до полной капитуляции – это пожалуйста. Но чем больше напор, тем сильнее мое сопротивление. Мама не понимает, что кое-что я унаследовала и от нее. Помимо рыжих волос.
И это упрямство – моя единственная сильная сторона. Ещё отличная память, но в борьбе за свой выбор и возможность жить своей жизнью это бесполезная штука. Только мешает, подкидывая неприятные воспоминания, которые ломают дух, как сухую тростинку.
Вот и сейчас я чувствую себя поломанной.
И в отчаянии.
– Как знала, что пригодится, – кряхтит Геля, прокручивая штопор в бутылке вина. – Хорошо, что с корпоратива утащила.
Пробка поддается, выскальзывая из горлышка с громким "чпок", подруга тут же разливает золотистую жидкость по бокалам и подталкивает один ко мне. Сажусь за стол и берусь за тонкую ножку фужера. Дешевое стекло, фикспрайс, сто рублей. Из набора осталось всего два бокала, остальные ещё на праздновании новоселья приказали долго жить.
Прикрываю глаза, делаю выдох и опрокидываю в себя вино залпом. Немного легчает.
– Ой-ей, полегче, – отбирает у меня пустой фужер подруга и наливает в него ещё. – Вино-то дорогущее, прочувствуй вкус.
– Ничего не чувствую, – шепчу я.
– Ну да, понятное дело, – кивает Геля и снова придвигает ко мне бокал. – Так и что делать будем?
– Слышала, из удлинителя отличные петли получаются. Даже мыло не нужно, – делаю два больших глотка и, наконец, ощущаю тепло, разливающееся от желудка по венам.
– На твое счастье нет у нас ни одного удлинителя, – Геля садится напротив и задумчиво хмурится. – А все острые предметы я заберу с собой.
– Куда с собой?
– Пока не знаю. Перекантуюсь у кого-нибудь, пока вы тут счастливую молодую семейку разыгрывать будете.