(Не)настоящий парень

– Он скоро освободится, – говорит девушка за стойкой, запуская кофе-машину. – Сезон повышенного спроса, – насмешливо кривит лицо. – Садись, я принесу.

Неужели узнала меня? Не то, что некоторые…

Борюсь с собственной натурой и следую совету Гели: сажусь за столик, с которого открывается вид на профиль идеального парня, и делаю морду кирпичом. Внутри разгорается настоящий пожарище, буквально выжигающий мои нервные клетки. Лёгкое волнение перерастает в почти панические нотки. Я в секунде от того, чтобы встать и убежать, сверкая пятками. Просто потому, что я даже представить не могу, насколько все это будет неловко.

Может, он вообще откажет. Высокий сезон, более интересные варианты на горизонте. И тогда я просто умру на месте.

Или зайду в хозяйственный по пути. Нам срочно нужен удлинитель.

Говорю себе не пялиться в его сторону, но это чертовски сложно. Он, как статуя посреди Эрмитажа. Картины вокруг, это, конечно, здорово, но трехмерное мраморное изваяние все равно привлекает гораздо больше внимания. Особенно, если эта статуя упакована во все черное и красиво кривит губы, разговаривая с собеседником.

Меня кидает в жар от волнения и предвкушения одновременно. Через каких-то несколько минут его внимание будет сосредоточено на мне. Мне эта зелень яркой радужки, мне – насмешливый излом рта, мне – горьковатый острый запах. Если очень постараться, можно дофантазировать, что я за все это не плачу.

– Держи, – передо мной вырастает девушка-бариста и ставит фирменный стакан на стол.

Я благодарно киваю, не в силах открыть пересушенный волнением рот. Боже, а ведь мне сейчас предстоит монолог.

Как это все будет? Мне придется начать с подробного рассказа, чтобы напомнить кто я такая? Или моей коротко брошенной фразы по телефону о знакомстве в августе должно было хватить?

То, что у него плохая память на лица я уже поняла. И даже смирилась, что не стала особенной в череде его заказов. Ладно, не смирилась. Как меня можно было не запомнить?! По нему так часто бегают мыши? Или его каждая провожает десятком контейнеров с едой?

За контейнеры, кстати, втройне обидно. Это был отличный повод для очередной встречи, если бы он захотел, а я не ступила.

Но это все лирика. Понятно, что тут ничего личного, один только бизнес.

Отпиваю горячий кофе и отвлекаюсь на горящий пищевод. Ух, убойная штука. Я успеваю отогреться и даже вспотеть в теплом свитере под горло. Проверяю, нет ли унизительных следов подмышками, когда слышу, как скрипят ножки стульев по полу.

Они закончили. Закончили. Мой черед.

Провожаю взглядом спину девушки, встаю, хватаю свой кофе и куртку, и делаю уверенный шаг в сторону Вовы. Что ему сказать, с чего начать, я так и не придумала. А он, подлец, скользит по мне все тем же равнодушным взглядом, снова разжигая внутри раздражение.

– Привет! – максимально уверенно говорю я, садясь напротив. Кладу ногу на ногу, отбрасываю волосы назад и отпиваю кофе, ожидая его хода.

Сердце стучит где-то в ушах, сужая мир до одного приподнятого уголка картинно красивых губ.

"Морда кирпичом, морда кирпичом" – повторяю напутствие Гели.

– Привет, Зина-Ида, – впивается в меня зелень.

И всё-таки помнит меня, зараза.

– Итак, ты вернулась. Не скажу, что удивлен – насмешливо кидает ненастоящий парень, подаётся вперёд и ставит локти на стол.

Эта его самоуверенная улыбочка бесит, аж до зубного скрежета.

– Если бы не острая необходимость… – пытаюсь сохранить лицо, уводя взгляд в сторону.

Красивое кафе, стеллажи с книгами, есть, что посмотреть помимо зелёных глаз.

– Да, да, вы все так говорите. Так что за необходимость?

– Родители.

– Интересно, – постукивает пальцами по столешнице. – А мы до сих пор не расстались?

– Я пыталась. Но ты та-а-ак меня любишь!

Громкий смех заставляет оторвать взгляд от книжных полок сбоку и посмотреть прямо в зелёный луг. Роковая ошибка. Эти глаза, словно два лазера, бьющих точно в цель. Вся бравада, что я держала такими усилиями, тут же сходит на нет. Щеки заливает жаром, а в горле начинает першить. Это ужасно. Он смеётся надо мной, потешается.

Даже не собирается помогать! У него вон, очередь. А я была настолько навязчивой, что он сделал вид, что меня не знает. Разве это не дно?

И как-то я не готова терпеть новую порцию унижений, нахлебалась их с головой за свою жизнь.

Дрожащей рукой ставлю стакан с кофе на стол, нервно комкаю пуховик и встаю, громко скрипя ножками стула. Да пошел он ещё раз! Расстилаться тут ещё перед ним! Цепляю край стола, шиплю от больно впившегося в бедро угла, тяну за собой сумку, по традиции застрявшую между мной и столешницей. Да черт бы ее побрал! Куплю себе рюкзак, так и знай, идиотская сумка!

– Да стой ты, – правую руку окольцовывает прохладная ладонь, удерживая меня на месте.

Я перевожу слегка ошарашенный взгляд вниз, на яркие глаза. От места, где он меня держит, по коже разбегаются мурашки. Декабрьский холод и сюда пробрался, прямо под кожу.

– Садись, фурия, – улыбается уголком губ. – Ещё кофе хочешь?

Я мотаю головой и, хоть и запоздало, но высвобождаюсь из захвата. Хочется потереть то место, где была его рука, чтобы немного унять странный озноб, но это будет выглядеть странно. Просто этот профессиональный жиголо так легко касается людей, а я ужасно голодная до таких простых вещей. Будь здесь Ангелинка, она бы вынесла однозначный вердикт: это всё твои детские травмы. Недолюбили, недообнимали, вот и жаждешь ты, Ида, простого человеческого тепла. Клинический случай.

Возвращаюсь за стол и хватаюсь за опустевший стакан. Просто чтобы дать себе секунду перевести дыхание.

– Давай к делу, – предлагает Вова, дав мне отдышаться.

Прочищаю горло, но глаз на него больше не поднимаю, чтобы не сбиваться.

– Я сказала родителям, что мы съезжаемся, они хотят приехать на пару дней, навестить нас.

– Неожиданный поворот, – комментирует парень напротив. Я только хмыкаю.

– Мама достала.

– Могу представить, – хмыкает он в ответ.

– Да ладно, – не могу скрыть горькой усмешки. – Твоя мать тоже считает, что ты все делаешь неправильно и вообще, сплошное горе, а не дочь?

К глазам подкатывает влага, и я прикусываю щеку изнутри, чтобы не расплакаться тут, как последняя дура. Это на меня так серое небо Питера действует, или я правда утопаю в жалости к себе?

– Отец, горе-сын, – тихо произносит Вова. – Нечто похожее, да. Но я говорил про твою мать, тот ещё кадр! – снова усмешка.

– Мда, – улыбаюсь я. – Кадр.

И ее запомнил, оказывается. Профессионал.

В повисшей тишине изучаю крышку своего стакана и глотаю горький ком в горле. Слезы отступают, но какое-то чувство безграничной печали заполняет грудную клетку до отказа. Я знаю, что один псевдо-парень не решит моих проблем с властной мамой, и, наверное, пора стать взрослой и сказать все, что я чувствую ей в лицо. Но это я сейчас такая храбрая. А стоит нам скрестить шпаги, я слабовольно выпускаю белый флаг.