Аэростаты. Первая кровь

– В “Одиссее” не только любовь и амбиции, там много чего есть.

– Да. Сюжет с циклопом мне очень понравился.

– А, все-таки!

– Но я считаю, что Одиссей гнусно поступил с Полифемом.

– Лучше бы он позволил ему сожрать себя и своих спутников?

– Ну, допустим, вы правы. Хотя Полифем мне симпатичен, и я ему сочувствую. Но вы же не станете утверждать, что Одиссей хорошо поступил с Навсикаей!

– Он не сделал ей ничего плохого!

– Шутите! Он стоит перед ней голый и держит пылкую речь – перед неопытной девушкой, которая еще ничего не знает о жизни, – а потом, когда ее отец дал ему корабль, он ее бросил.

– Он должен был вернуться к жене.

– Хватился, очень вовремя вспомнил о жене! А что станется с бедной Навсикаей?

– Никогда бы не предположила, что вы станете сострадать девушке.

– Скажите прямо, что считаете меня толстокожей скотиной.

– Вы очень интересный читатель. Если я правильно понимаю, то мне следует предлагать вам только книги про войну.

– А вы сами чем занимались эти четыре дня?

– Я студентка, мое ежедневное занятие – учеба. Тут нечего особо рассказывать.

– У вас есть друг?

– Это вас не касается.

– У меня подружки нет, и я вам это говорю.

– Я не обязана поступать так же.

– Не стройте из себя училку. Отец сообщил мне, сколько вам лет. Вы всего на три года старше меня.

– Ваш отец платит мне не за то, чтобы я вела с вами подобные разговоры.

– Вы приходите сюда ради денег?

– А вы думали, ради ваших прекрасных глаз?

– Вы злюка.

– Вы ничего не сказали о возвращении Одиссея на Итаку.

– По-моему, номер с луком – сексуальная метафора, к тому же грубоватая.

– Скорее во французском варианте, нежели в древнегреческом.

– Вы читали это на древнегреческом?

– Я филолог.

– На самом деле вам не девятнадцать лет, вам восемьдесят.

– Совершенно точно. Что еще вам понравилось в возвращении Одиссея на Итаку?

– Честно говоря, я не в восторге от этой части.

– Одиссея узнал его старый пес и от волнения умер – вас это не тронуло?

– Нет. Это попросту нереально. Собаки так долго не живут.

– Не нужно зацикливаться на подобных мелочах. Когда Гомер говорит, что Одиссей отсутствовал двадцать лет, это фигура речи.

– Хорошо, что я уже дочитал до конца. Такими соображениями вы бы отвратили меня от Гомера, я не стал бы даже открывать книгу.

– Гомер впервые собрал песни, принадлежавшие устной традиции. Он наследник аэдов, сказителей, и придерживался их приемов, в числе которых вольное обращение с хронологией.

– Местами видны уловки, нацеленные на то, чтобы завладеть вниманием слушателей. Например, ритм чередования эпизодов. Каждое приключение длится определенное количество строк – чтобы довести действие до высшего накала. Потом передышка. Публика может идти в сортир.

Я засмеялась:

– Тонко подмечено. “Илиаду” и “Одиссею” приказал записать тиран Писистрат. Это была колоссальная издательская эпопея, беспрецедентная, революционная. Аэды бушевали, кричали, что навеки извращено прекраснейшее творение всех времен. И хуже всего, что они, вероятно, были правы. Возможно, текст действительно много потерял оттого, что был закреплен. Но если бы этого не произошло, сегодня от него и следа бы не осталось.

– Тогдашние читатели его бойкотировали?

– Напротив.

– Как это можно узнать? Заглянуть в топы продаж пятого века до нашей эры?

– Нет. Но есть свидетельство более показательное. Вместе с этим изданием родилась литературная критика. И нашелся критик по имени Зоил, который заявил, что Гомер был посредственным борзописцем. Так вот, народ поймал Зоила и повесил.

– Какая прелесть!

– Ладно. Прочтите мне вслух эпизод с лотофагами.

– Почему именно этот?

– Я его очень люблю.

Я протянула ему “Одиссею”, открытую на нужной странице. Пий прочел, по-прежнему монотонно, но без единой запинки.

– Нет у вас больше никакой дислексии. Моя миссия окончена.