Горящая черная звезда, пепел, подобный снегу

– Не понимаю, о чем ты, – сохранил равнодушное выражение лица Цзэнь.

– Что же ты такого увидел, что атаковал Шаньцзюня?

– Не понимаю, о чем ты, – повторил Цзэнь, чувствуя, как что-то сжимается в груди. – Он просто меня напугал.

– Так ты не видишь вещей, которые заставляют тебя задуматься, реальность перед тобой или иллюзия? Голос в темноте, например, лицо в тени, подкрадывающееся все ближе существо?

Волосы на затылке Цзэня встали дыбом, и он подумал о чудовищном монстре с пустыми глазницами и сгнившей кожей. Об ощущении, что что-то всегда наблюдает за ним, что-то, скрытое между мирами ян и инь, жизни и смерти.

Его молчание, должно быть, послужило ответом, потому что мастер шагнул вперед.

– Я работал в императорском дворце. Я знаю, как ведут себя одержимые демоном. Особенно, когда в твоем ядре ци столько инь. Если не желаешь потерять разум в угоду своему Богу-Демону, лучше тебе начать действовать, пока еще не поздно. – Еще один шаг вперед. – Поиски Феникса приведут тебя на запад, так что позволь поделиться с тобой еще одним соображением.

– Там существовал древний клан, охранявший истины этого мира, – продолжил он, повернувшись лицом к темному коридору, который вел в подземелье, к тайнам, которые мансорианцы похоронили внутри, к историям, утраченным во времени. – Поговаривали, что императорская семья веками просила у них советов и стала такой могущественной только из-за секретов, которые те раскрыли. Благодаря этому клану правители, привязанные к Богу-Демону, сохраняли здравый ум и правили на протяжении нескольких династий. И благодаря этому клану… они познали секреты Богов-Демонов. – На последней фразе мастер посмотрел Цзэню прямо в глаза. В них читалось что-то, напоминающее жалость, а также нечто, похожее на сострадание. – Инь Черной Черепахи стремительно поглотил разум твоего прадеда. Подобное бремя нелегко нести, Ксан Тэмурэцзэнь. Древние практики не так просто настаивали на том, что лучше не сворачивать с Пути. Слишком много инь может отравить твою ци. Сделать ее нестабильной.

Нестабильной. Цзэнь подумал о последнем поступке Ксана Толюйжигина, о крови невинных, которой он запятнал свою репутацию.

– Сумасшедший, – шептались жители деревни. – Одержимый демоном.

Чистое зло.

Цзэнь крепче сжал рукоять Ночного огня.

– Сколько времени было у императорской семьи, прежде чем демон поглотил их? – спросил он.

– Не путай, – ответил мастер. – Итог сделки с демоном всегда один. Но всю свою жизнь правители контролировали собственный разум. Вот к какому выводу я пришел, наблюдая за императорским лекарем во дворце.

Но Цзэнь уже не слушал. Всю жизнь.

Пообещав свою душу Черной Черепахе, он и мечтать не смел о каком-то подобии жизни, будущего. Он поклялся отдать все, что от него осталось – тело, разум, а затем и душу – лишь бы спасти эту землю от колонизаторов и вернуть ее в распоряжение Девяноста девяти кланов.

И Цзэнь, каким он был еще цикл назад – жесткий, дисциплинированный и не мечтающий о чем-либо еще, – сделал бы это без всяких сожалений.

Так было до тех пор, пока на его пути не повстречалась певичка из чайного дома на юге. Стоило Цзэню подумать о своих мечтах, о проблесках счастья, которое ему довелось испытать, его воспоминания крутились вокруг нее… вокруг Лань. В той маленькой горной деревушке, защищенной от всего мира туманом и легким дождем, в нем зародилась надежда.

Возможно… всего лишь возможно… существовал способ использовать силу Черной Черепахи и не сойти при этом с ума… хотя бы не так быстро. Может, он мог бы вернуть эти земли и продолжить жить, чтобы править ими. Чтобы увидеть, как возрождаются к жизни кланы и как практики снова ходят по водам рек и озер древности.

И возможно… всего лишь возможно… рядом с ним была бы его любимая.

Надежда – чудовищная вещь. Он сделал все возможное, чтобы погасить оставшиеся от нее угли, но от слов Безымянного мастера они снова разгорелись.

– Где этот клан? – спросил Цзэнь.

Безымянный мастер не выглядел удивленным, как будто своими проницательными глазами он видел каждую мысль в сознании Цзэня.

– На краю этого царства, в Эмаранской пустыне лежит город Бессмертных. Наккар, в котором когда-то правили ЮйЭ.

В книгах Цзэню попадались редкие упоминания о ЮйЭ, которые в их мире считали чуть ли не мифом.

– Клан ЮйЭ вымер много династий назад, – заметил он.

– Исчез, – поправил Безымянный мастер. – Клану ЮйЭ были известны секреты бессмертия, царства, которые лежат за пределами нашего мира. Когда смертные начали искать их, дабы удовлетворить свои амбиции, древний клан не смог вынести подобной ноши. Они попросту исчезли.

– И все же легенда гласит, что в ночной час, когда наступает полнолуние, а инь обретает силу, границы между нашим миром и другим королевством – царством духов и призраков – слабеют. Возможно, именно в Наккаре можно найти ответы.

Из искр надежды разгорелось пламя. Наккар. Реально существующий город. Каково это – повелевать силой Черной Черепахи без страха потерять рассудок, без чувства, что отведенное ему время подобно песку, что стекает в другую половину песочных часов?

– Почему ты помогаешь мне? – прохрипел Цзэнь.

Безымянный Мастер моргнул.

– Потому что понимаю. Ты действуешь так, как думаешь, будет лучше для общего блага. Когда-то я был мастером Ассасинов при императорском дворе и ради общего блага забирал жизни. Хотя в чем вообще заключается общее благо? Кто это решает? Тот, у кого есть сила. Мне тебя не остановить, но я могу направить, дать совет в надежде, что ты выберешь лучший путь. Я хотел бы надеяться, что ты в какой-то мере все же считал себя учеником Дэцзы, а значит, готов последовать его уроку: выбирать, руководствуясь любовью, а не жадностью или ненавистью.

Безымянный мастер будто пронзил Цзэня раскаленным клинком. Его слова пробудили воспоминание о Дэцзы, лежащем в луже крови и взирающем на него.

«Надеюсь, что в своем выборе ты будешь руководиться любовью, а не местью. Надеюсь, ты вспомнишь, какую цену заплатил за власть».

– Подожди, – выдохнул он, но Безымянный мастер исчез так же, как и появился: ни малейшего дуновения ветра, никакой дрожи теней. А Цзэнь остался стоять под небом, усыпанным звездами.

Впереди его ждал долгий путь – отыскать Алого Феникса, снять печать со второй части «Классики Богов и Демонов». Даже справься он с этим, ему все равно потребовалась бы сила Бога-Демона, чтобы призвать Всадников Смерти и повести их на войну против элантийцев.

Нельзя было делать все это, медленно теряя рассудок. В коридоре лежали осколки чайника, и Цзэнь остро ощутил отсутствие Шаньцзюня. По полу был разлит теперь уже остывший отвар.

Цзэнь перевел взгляд на Юго-запад. Таился ли ответ на, казалось бы, неразрешимый вопрос в вечном городе, которым когда-то правили легендарные бессмертные? Смог бы он использовать силу Бога-Демона и оставаться в здравом уме?

И если так… было ли у него будущее после этого? Жизнь, остаток которой он провел бы с Лань, в затуманенной дождем горной деревушке?

Он собирался найти город Бессмертных.

Цзэнь наполнил себя демонической ци, чувствуя, как та потекла по телу. Перед ним открылась печать Врат, ведущая в пустыню, в город, что был освещен яркой луной и окутан черным пламенем его ци.

Не оглядываясь, Цзэнь прошел сквозь печать.

6

О ЮйЭ сохранилось не так много записей, только несколько историй, рассказанных охотниками или практиками, которые в попытке отыскать секрет бессмертия посвятили свою жизнь поиску входа в другое царство, что якобы спрятан в городе Бессмертных.

    Различные ученые, «Исследования Девяноста девяти кланов»

Кэчжань[2 - Подворье; постоялый двор, гостиница.], освещенный красочным изобилием латунных ламп, потолочных канделябров и хинских фонариков, был наполнен болтовней посетителей и ароматом специй. Лань проскользнула по деревянной лестнице в трактир и выбрала место поближе к стойке, между ахеменидским ювелиром и эндхирским торговцем специями, которые спорили из-за цен на лазурит и корицу.

Стоял вечер второго дня в Наккаре. Первую ночь они провели в страхе, что их узнают элантийцы, поэтому поспешно забрели в первый кэчжань, который открыл свои двери в разгар песни песков. Ночь напролет Лань и Тай хлопотали вокруг Делаи. Заклинатель Духов использовал все целительные печати, которым научил его Шаньцзюнь, а Лань уговорила повара приготовить бульон с женьшенем, а потом вливала его по ложке меж пересохших губ девушки. К счастью, ранения от всепоглощающей энергии мо пришлись не столько на тело матриарха клана Джошеновой Стали, сколько на ее ци. К рассвету румянец снова появился на щеках Делаи, а измученные Лань и Тай упали на соломенный тюфяк и тут же заснули.

Теперь же наступила ночь. Ранее улицы были забиты брезентами всех цветов и узоров, торговцы предлагали шелк и соль, духи и бумагу, слоновую кость, красители и другие всевозможные товары. Это напомнило Лань о вечернем рынке в Хаак Гуне, где она когда-то торговала и захаживала к больному старику, что занимался контрабандой.

Лань заказала миску говяжьего бульона с лапшой. Тай присматривал за Дилаей, которую из-за повязки на глазу и пустого левого рукава было слишком легко заметить. К тому же Лань лучше умела «вращаться в обществе», как выразилась Дилая, а затем, одарив ее фирменным надменным взглядом, добавила: «Иди, используй свои сладкие речи для чего-то стоящего».

Слухи о нападении песчаного демона распространялись со скоростью лесного пожара, хотя то, как кто-кто сумел остаться в живых, чтобы рассказать эту историю, оставалось загадкой. Казалось, вокруг росло недовольство элантийцами и тем, как они извели хинских практиков, которые когда-то путешествовали по Нефритовой тропе, сражаясь с духами, демонами и монстрами. Теперь же Нефритовая тропа, как и Последнее царство, стала уязвимой, и торговцы из соседних королевств не очень-то хотели рисковать собственными жизнями и приезжать сюда.