Капелька скандала

Она лукаво улыбнулась и медленно похлопала своими длинными ресницами. Леди Ламсбет была красива. Ее большие выразительные синие глаза призывно смотрели на собеседника, блестящие белокурые локоны обрамляли круглое лицо.

– Ах, как вы обворожительны в своей бессердечности. Обычно вы называли меня Оливией, Чандлер. Откуда такая официальность?

– Так мне хочется.

– Придется мне переубедить вас. Я соскучилась по вашему очарованию.

– Сомневаюсь.

Леди Ламсбет шагнула ближе.

– Какой вы злюка. Ваши слова причиняют мне боль.

– Похоже, ваш муж снова умер на этот сезон, или же в Париже слишком жарко для вас в это время года?

– Нигде не может быть так жарко, как в ваших объятиях, дорогой Чандлер. – Она соблазнительно улыбнулась. – Да, так и есть – я вдова. На сей раз это правда.

Чандлер огляделся, не видит ли кто-нибудь, что он с ней разговаривает. К счастью, рядом с парадной дверью не было никого, кроме полицейского, от которого он только что отошел.

– Мои соболезнования, – сказал он совершенно безучастно.

– Я знаю, что у вас нет причин мне верить, но это правда. Мой муж погиб в дорожной катастрофе вскоре после того, как в прошлом году мы приехали в Париж. Странно, что вы об этом не слышали.

– Это меня не касается. Если вы вернулись, чтобы дальше творить зло, вам придется поискать другой объект. Я для этого не гожусь.

Леди Ламсбет глубоко вздохнула, подняв пышную грудь, выступающую из глубокого выреза платья.

– Ну, ну, ну. Вы все еще сердитесь на меня за мою ложь.

– Она не настолько меня задевает, чтобы сердиться.

– Господи, каким вы стали невыносимым злюкой, Чандлер! – Она протянула руку, делая вид, что поправляет ему галстук. – Мне это нравится. Это может быть интересно в постели.

Чандлер немного отступил и сказал:

– Извините меня, я должен кое с кем встретиться.

Он хотел было пройти мимо нее, но леди Ламсбет схватила его за руку и остановила. Потом призывно улыбнулась, показав прекрасные белые зубы. Это напомнило Чандлеру, почему когда-то ему так хотелось овладеть этой женщиной. Кожа у нее была нежная, тело красивое, и она обожала, когда мужчина прикасается к ней и поклоняется ей. Она была умелой любовницей... и искусной лгуньей. Чандлер заставил себя скользнуть взглядом по ее лицу, по стройной шее, пышной груди – и дальше, по длинным красивым пальцам, которые сжали его руку, словно тиски. От злости его мышцы невольно напряглись под ее рукой. Чандлер посмотрел на державшую его руку, а потом на похотливое лицо Оливии.

Глаза его сузились, губы сжались.

Медленно разжала она руку и отпустила его.

– Вам совершенно не идет испытывать ко мне неприязнь. Один поцелуй – и мы помиримся. – И она подняла к нему лицо.

Чандлер никогда не позволял себе по отношению к леди откровенной грубости, но сейчас его так и подмывало ступить в эти неизведанные воды, поскольку, конечно же, ни одна другая женщина не заслуживала этого больше, чем леди Ламсбет. У него вертелись на языке слова, которыми он выразил бы все, что думает о ней, но ему совсем не хотелось, чтобы его видели разговаривающим с ней.

– Вы очень хороши собой, леди Ламсбет, но ваш ум и ваше сердце лживы. Вы больше меня не интересуете.

Она прищурилась, красиво надув полные губки. Вероятно, его неприязненное замечание привело ее в ярость, но она ничем этого не показала. Сердце у этой женщины было как лед.

– Я знаю, вы думаете, что это я проболталась о нашей любовной связи, так что это попало в скандальные газетенки, но клянусь, я не виновата. Я понятия не имею, кто узнал о нас. И я собиралась сказать вам правду до того, как мой муж вернется в Лондон. Мне вовсе не хотелось, чтобы он застал нас в постели. Генри убил бы нас обоих, если бы вы вовремя не убежали.

Чандлеру не хотелось даже слышать слово «любовь» из ее уст.

– Значит, тот, кто все рассказал ему, хотел только моей смерти? Это утешает. Мне безразлично, кто выдал нас, пусть даже то была ваша горничная. Что сделано, то сделано. Мой роман с вами окончен.

– Ну что же, пусть так, но потанцуйте со мной, покажем всем, что между нами нет вражды.

– Но ведь она есть. Вы больше не поймаете меня, леди Ламсбет. Найдите кого-нибудь другого, кто поверит, что вы – одинокая вдова. Я на сей раз не попадусь. Поверьте, с меня достаточно, и я больше не хочу иметь с вами никаких дел.

Он повернулся и быстро отошел. У Чандлера вдруг стало чертовски хорошо на душе, когда он вернулся к гостям, толпившимся в передней гостиной. Он взял с подноса бокал с шампанским и с наслаждением сделал несколько глотков. Ему давно уже хотелось сказать леди Ламсбет, как он относится к тому, что она солгала ему, сказав, что она вдова.

Чандлер был не святой. Он получал свое прокрадываясь в сады, гостиные и спальни, но никогда не укладывал в свою постель замужнюю женщину. У него был свой собственный кодекс чести, и он сознательно не нарушал его. Вполне хватало доступных женщин, ищущих его внимания. Чандлер не позволял себе ухаживать за чьей-то женой.

Он остановился, вздохнул и улыбнулся. Хорошо, что она больше не вызывает у него желания. Ему хотелось ощутить своими губами единственные губы, и принадлежали эти губы мисс Блэр. Он был исполнен твердой решимости отыскать ее еще до конца этого вечера.

Время шло, Чандлер бродил из одной комнаты в другую. Он задел локтем какого-то герцога, улыбнулся мисс Пеннингтон, кивнул другому герцогу и герцогине, здоровался с друзьями, не переставая искать в толпе мисс Блэр. Чандлер знал, что она должна быть здесь, потому что лорд и леди Хиткоут еще не ушли. Мисс Бардуэлл снова оказалась рядом с ним, но он не стал приглашать ее на танец. Увидев Файнза, Чандлер постарался сделать так, чтобы тот не заметил его.

Слоняясь из комнаты в комнату, Чандлер случайно оказался в безлюдной части дома. Он остановился в начале длинного узкого коридора, в который открывалось по нескольку дверей с каждой стороны. Коридор освещали масляные лампы, висевшие на стенах, а в самом конце стояли высокие часы с большим белым циферблатом.

– Время многое меняет, – тихо сказал он.

Мысли его устремились в прошлое. В прошлом году, сразу же после окончания сезона, он начал свой пылкий роман с леди Ламсбет. Он познакомился с ней на последнем большом балу сезона. Леди Ламсбет сказала ему, что она вдова и вернулась в Лондон после нескольких лет, проведенных в Париже. Она пригласила его зайти к ней, и на следующий день он так и сделал.

Чандлер велел своему повару приготовить абрикосовые пирожные, надеясь насладиться ими за чашкой чаю рядом с прекрасной леди Ламсбет. Тогда ему и в голову не могло прийти, что остаток дня он проведет в ее постели, не выпив ни одной чашки чаю и не съев ни кусочка пирожного. И большую часть времени в течение трех последующих недель Чандлер проводил именно там – в ее постели.

До тех пор, пока слухи об их связи не просочились в раздел светской хроники «Дейли ридер». Чандлер бы с удовольствием удавил лорда Труфитта своими руками. Он сделал бы это, если бы знал, кто автор этого раздела.

Чандлер попадал в этот раздел уже не первый год, и сплетни не удержали его от посещений леди Ламсбет, однако не прошло и недели, как ее муж неожиданным и таинственным образом восстал из мертвых, и именно тогда, когда Чандлер находился в ее постели.

Ему пришлось выпрыгнуть из окна спальни леди, располагавшейся на втором этаже, схватив свою одежду в охапку. Через пару дней ее муж ворвался в «Уайтс», держа в руке шпагу. Чандлер лишился бы руки, если не головы, если бы кто-то из друзей лорда Ламсбета не удержал его и не отобрал у него оружия.

Чандлер был вынужден сделать то единственное, что мог сделать порядочный человек. Он отрицал, что когда-либо бывал в постели леди Ламсбет, а его друзья, собравшиеся вокруг него, поддерживали эту ложь. Больше он ни разу не видел Оливию вплоть до этого вечера. И с радостью понял, что не имеет ни малейшего желания видеть ее.

Чандлер поднес бокал к губам и обнаружил, что тот пуст. Он даже не заметил, как все выпил, вспоминая прошлое. Снова взглянув на часы, Чандлер вдруг заметил движение тени, падающей из комнаты, расположенной в конце коридора.

Он насторожился. В комнате кто-то есть. Но кто это? Хозяин дома или светский вор? Это необходимо было выяснить. Чандлер тихо поставил на какой-то столик свой пустой бокал и осторожно и как можно бесшумнее пошел по коридору. Заглянув в дверь комнаты, он с удивлением увидел мисс Миллисент Блэр.

Она стояла перед камином и смотрела на картину, висевшую над ним. Потом что-то написала на бальной карточке. Неужели она опять делает заметки? Записывает, кому послать благодарственные письма? Чандлер скривился. Ну уж нет. Больше он не даст себя обмануть таким объяснением.

Нет, черт побери.

Чандлер отступил от двери. Миллисент одна в чужом кабинете. В таком месте, которое обычно не посещают гости. Дать ли ей знать, что он здесь?

Внезапно в голове у него темным мрачным облаком мелькнула некая мысль. Все его тело напряглось. Чандлеру не хотелось верить в то, что подсказывал рассудок. Но он ничего не мог поделать – эта мысль уже обрела у него в голове четкие очертания. Не могла ли мисс Блэр делать заметки о ценных предметах, находящихся в доме, готовясь что-то украсть?

Чандлер не хотел об этом думать, но он не мог отрицать и того, что она может что-то записывать, а потом передавать сведения сообщнику. Вещи, которые легко унести из дома так, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.