– Память мою, и – ничего больше.
– Тогда покопайтесь-ка в ней и скажите, – начал я монотонно, – знаете ли вы такого человека – Уварова Бориса Исааковича?
Что-то неуловимое, то ли ярость, то ли боль, мелькнуло в его глазах, но это было лишь на мгновение.
– Знаю, – ответил он чуть охрипшим голосом. – Это – я сам, ваш покорный слуга. – На его лице не было и тени растерянности.
– Зачем нужен был камуфляж с фамилией, Борис Исаакович? – угрюмо спросил я.
– Наверное, уже знаете, что я судим несколько раз. Так вот, хотел выжечь свое прошлое…
– …каленым железом?
– Вот именно, Зураб Константинович, вот именно!
– Откуда и как появилась фамилия Дорфман?
– Когда меня освободили в последний раз, ринулся в Одессу. Это было года три тому назад. Там женился на Дорфман Валентине Абрамовне и взял ее фамилию, чтобы, как вы сказали, каленым железом выжечь всякую память о моем проклятом прошлом. Документ в ЗАГСе есть. Все чин по чину.
– Но жену вашу зовут Вера Герасимовна, – перебил я.
– Она – вторая моя жена. С ней познакомился в Сухуми. С первой пришлось разойтись… С Верочкой я зарегистрирован, она взяла мою вторую фамилию… Все это здесь, в Сухуми, – ударил он легонько костяшками пальцев по столу. – А та, Валентина Абрамовна, до сих пор в Одессе живет, могу адрес дать.
– Зачем?
– Чтоб нетрудно было проверить.
– Что вы, Борис Исаакович, я верю вам!
В это время открылась дверь, и вошел Тенгиз Сухишвили – наш следователь и мой хороший друг.
– Чем занимаешься? – спросил он.
– Да вот беседую, – показал я рукой на Дорфмана.
– Придется прервать… – отрывисто бросил Тенгиз.
– Почему?
– Задание шефа. Нужно срочно в архиве собрать сведения об одном бандите, которого давно нет в живых.
– Зачем нам мертвый бандит, Тенгиз?
– Это у шефа спроси. Ему виднее.
– Как звали бандита? – быстро спросил я.
– Иса Патава, кажется… Давай собирайся, я жду. – И Тенгиз вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь.
Этот спектакль мы с Тенгизом разыграли с умыслом. Он уже знал, что Дорфман сидит у меня.
– Извините, Борис Исаакович, – я встал из-за стола, – но должен срочно уехать. Ведь вы слышали наш, – помахал я рукой, – разговор. К вам вопросов уже нет, но, если понадобитесь, вынужден буду снова побеспокоить. Так что не уезжайте, пожалуйста, никуда. Если же вдруг придется, сообщите мне. Обязательно! – подчеркнул я.
– Куда я уеду, – сказал он негромко. – Уже нашел тихую пристань, и никогда ее не покину, будьте уверены.
На его лице ничего нельзя было прочесть – оно просто стало бесстрастным.
Ни в какой архив, конечно, я не поехал. Собирался наведаться туда, но позднее, чтобы получить сведения не об Исааке Патаве, а о сыне его… Если Дорфман будет следить за мной, подумал я, пусть делает выводы, какие хочет.
Вечером позвонил Ахра:
– Ты у себя?
– Ну и вопрос.
– Извини… Жди, скоро подъеду и привезу кое-кого. Найди двух понятых. Или, может, ко мне приедешь? Пришлю машину…
В его кабинете сидел чернявый парень в джинсовой паре. Брюки крепко перехвачены солдатским ремнем.
– Вот, знакомься, – сделав широкий жест в сторону равнодушно посмотревшего на меня парня, сказал Ахра. – Золотых дел мастер, Нодар Бахия. Нодар, расскажи ему, – кивнул Ахра на меня, – что говорил мне. Его это тоже интересует. – Ахра подал мне фотокопию рисунка Перегудовой, после чего я стал о чем-то догадываться.
Равнодушие ко мне в глазах Нодара уже исчезло.
– Пришла в мастерскую женщина и показала мне золотую брошь, небольшую такую. – Бахия приставил кончики пальцев друг к другу, словно держал брошь между ними. – Ахра был у меня и у других ювелиров, предупредил, что, если кто-нибудь принесет на продажу редкую вещь, сразу прийти к нему. Вот я и пришел…
– Где брошь? – спросил я, взглянув на Ахру.
– Пока у той женщины, – ответил он односложно.
– Как это? – Меня словно жаром обдало.
– А вот так, Зураб, – вздохнул Ахра, взглянув на часы. – Через час должна состояться встреча между Бахия и той женщиной. – Он говорил так, словно Нодара не было в кабинете. – Женщина передаст ему брошь, а Бахия – деньги, три тысячи рублей. Ты меня понял? Деньги при тебе? – обратился он к парню.
– Да, – похлопал он по туго набитому карману куртки.
– Придет ли женщина? Может, она уже раздумала? – Надежда стала покидать меня.
– В восемь часов я буду ждать ее в мастерской, – сказал Бахия. – Она обязательно придет…
– Ты в этом уверен?
– Да.
– Почему сразу не купил брошь?
– Да денег же со мной тогда не было, – пожал он плечами. – Мы столковались о цене, и она сказала, что принесет брошь в восемь часов вечера, в мастерскую.
– Эта брошь здесь нарисована? – указал я на фотокопию рисунка Перегудовой.