Легионы идут за Дунай

– Отказался работать в поле, великий царь.

– Кто он такой, откуда прибыл на подворье?

– Это раб – один из пленных римлян. До недавнего времени трудился на литейных печах Пятра-Рошис, наказан там за попытку бежать и переведен сюда. Но, видимо, придется одеть ему колодки и отправить на мельницу.

Холеная кисть с витой сарматской плетью поднялась вверх. Конец кнутовища уперся в подбородок невольника. Глаза избитого медленно приоткрылись. Взгляд их был недобрым.

– Настоящий волк. Ничего, покрутишь колесо, пожрешь месяца три лепешки из плевел и шелухи – враз образумишься.

– А если не поумнеет?

– Ха! Пусть подыхает, он уже с лихвой отработал несколько своих стоимостей, светлый царь.

– Облейте его водой и развяжите руки!

Даки-конюхи приволокли здоровенное кожаное ведро, наполненное чуть подсоленной жидкостью для лошадей. С размаху окатили привязанного. Ослабили узлы бечевки.

– Твое имя? Кем ты был до того, как тебя продали?

– Меня зовут Римская Вонючка, и я закладчик шихты в литейную печь...

– Я спрашиваю, кем ты был в армии цезарей?

Ноздри раба раздулись. В осанке появилось нечто властное. Громким непохожим на прежний голосом он отчеканил:

– Марк Рутилий Фортунат, центурион первой когорты гастатов XXI Хищного легиона.

Децебал с непонятным самому уважением смотрел на человека, стоящего перед ним.

– Почему отказываешься работать? Ты знаешь, что тебя ждет?

– Знаю! Я вспомнил о том, что я – римлянин. И теперь хочу умереть.

Вмешался управляющий:

– Поздновато вспомнил.

Бывший центурион не ответил. Он смотрел куда-то поверх голов на поросшие лесом кодры, словно приветствовал и прощался с этим миром навсегда.

– Ты командовал сотней воинов...

– Тремя сотнями, – перебил Фортунат. – Я был центурионом первой когорты.

– Пусть так, это еще лучше! Что ты скажешь на то, если я отправлю тебя обучать центурии армии даков, подарю тебе свободу и дам землю.

– Слишком много для презренного раба.

Плеть управляющего обрушилась на плечо римлянина.

– Грязный хорек! Как ты разговариваешь с царем Дакии? Ты должен на коленях благодарить владыку за небывалую милость!

– Я всего лишь раб и не могу запретить тебе лизать понравившуюся задницу. Но сам скорее умру, чем стану заниматься тем же.

Голос Децебала оставался спокойным.

– Разве мало кампигенов из римлян и воинов вексиллатионов служат мне?

– Я слышал об ублюдках, продавшихся варвару за горсть золотых монет и клочок земли. Но солдат, прошедший Британию, Африку и Домициановы войны, не станет пятнать себя позором предательства!

– Для Цезаря и римского народа ты и так являешься предателем, Рутилий Фортунат!

– Важно, кем я предстану перед бессмертными богами. Ты надоел мне, варвар. Иди ищи проституток в другом месте.

Децебал повернулся и зашагал к резным столбам царского дома.

Грек нагнал его.

– Великий царь прикажет сослать строптивого грубияна в шахты или после примерного наказания прикрепить к мельничному жернову?

– Зачем? Ты же слышал: он не будет работать. Прикажи закопать его живым. И собери на казнь побольше других рабов.

– Я все понял, повелитель, – управляющий на ходу коснулся губами полы царской рубахи и кинулся исполнять указание.

Перед тем как войти в дверь, Децебал оглянулся. Римлянин, уже развязанный, стоял среди обступивших его кряжистых слуг. Глаза их встретились. Центурион отработанным за всю военную жизнь движением наклонил голову и крикнул:

– Благодарю!

Он и на казнь-то уходил, словно шел среди рядов своих легионеров на утренней поверке перед разводом. Расправив плечи и высоко держа голову. «Что же дает этим римлянам такую силу духа перед смертью в одном лишь осознании, что они – римляне!» Раба увели, а царь даков еще постукивал по виноградным кистям и яблокам, вырезанным на подпорках фасада, и думал о своем народе. Муказен несколько раз робко напоминал про завтрак. На лице мальчишки было написано выражение плохо скрытой досады и нетерпения. Ему очень хотелось ускользнуть и посмотреть, как будут зарывать приговоренного раба.

2

Ремень колчана невыносимо резал плечо. И зачем он приказал набить его тройным комплектом стрел? Нет, он поступил правильно. В бою с сарматами даже шести десятков может оказаться мало. Диег поправил снаряжение, приложил руку ко лбу. Фланговые сотни уже начали выдвижение. Левое крыло под командованием Регебалла прошло даже чуть дальше. Правое, наоборот, продвигалось нарочито медленно. Ну хорошо, Котизон еще малоопытный юнец, но План-то бывалый воин, мог бы поторопиться. Копья, которые даки держали наперевес, разом взметнулись ввысь. На ветру затрепыхались десятки сказочных драконов. Прикрепленные у оснований наконечников волчьи морды, украшенные разноцветными лентами, грозно скалили надраенные песком клыки. Глухо завыли пищалки, сработанные из берцовых костей человека.

– Пора!

Диег поднял правую руку, качнул вправо-влево, махнул вперед. Отборные отряды центра за его спиной также подняли своих драконов и перешли на рысь. Еще. Еще. Кони ударились галопом.

– Ау-у-у-у!!! У-ууу! У-у-у-уууууууу!

Древний боевой клич даков – подражание вою волка – заполнил окрестности.

Языги, застигнутые врасплох, метались между своих кибиток, стаскивая последние в круг. Воины их, всегда готовые к битве, запахивали длинные обшитые железной чешуей халаты до пят и садились на лошадей, привязанных возле каждого шатра на колесах. Охранная тысяча, на скаку распадаясь на три отряда, понеслась навстречу конникам Диега. Но время было потеряно. Даки преодолели больше половины пути, отделяющего от крайних повозок сарматские стойбища. В воздухе зарябили стрелы. Свистящие сарматские с трехгранным наконечником и свистулькой, и дакские, окрашенные черной краской. Языгские всадники по дуге проносились перед линией врагов и без промаха поражали неприятелей. Даки не оставались в долгу. Но их снаряды чаще отскакивали от прочных лат сарматов, у которых кожаные чепраки с наклепанными роговыми пластинами защищали даже лошадей. Диег считал про себя оставшиеся конные броски. Он видел, как на крыши составленных в линию телег взобрались сарматские женщины и дети с луками и пращами.

Его пальцы беспрестанно выхватывали из горита оперенные тростинки. Даки неслись за предводителем, держа перед собой тучу смертоносных, жалящих, как осы, стрел. Катафрактии языгов, расстреляв весь запас, побросали большие дальнобойные луки и, уставив длинные четырехметровые копья – контосы, ринулись вперед. Скакавшие во второй линии извлекали из ножен тяжелые, заточенные с одной стороны кавалерийские мечи-скрамасаксы.

Подростки и женщины обрушили на нападающих град черных речных голышей.

Диег забросил за спину лук. Продел руки в ремни щита и вытащил серповидный дакский меч-фалькату. Больше всего он боялся, что молодые воины из отряда Котизона сломают строй, не выдержав дождя метательных снарядов. Дико завизжали встретившиеся в схватке кони. Удар тяжеловооруженной сарматской лавы был ужасен. Немало всадников Диега полетели на землю, пронзенные безжалостными остриями. Скрамасаксы сарматов секли людские и лошадиные головы.