Половинки нас

– У меня есть!– радостно хлопнула в ладони Вера, как ребёнок, получивший долгожданный «Чупа-чупс».– Вы же её запряжёте?

Мирон тут же потянулся к заднему карману джинсов, но вспомнил, что у него нет ни бумажника, ни наличных, только телефон, и тот лежит в автобусе. Наверное, уже и разрядился от сотни не отвеченных звонков. Стало безумно неловко перед Верой, что он не может позволить такую мелочь, и оправдываться глупо.

«Вот тебе задача: без денег и телефона ты ноль без палочки…» Он непринуждённо отвёл руку и положил ладонь на затылок. «Ну что я не договорюсь как мужик мужиком?»

– Сначала деньги,– прохрипел парень прокуренным голосом и цыкнул языком между зубами.

Вера погладила лошадь и посмотрела на часы.

– Я сейчас сбегаю за сумочкой… а то в кармане только мелочь…

– Погоди,– уверенно остановил Мирон, коснувшись её локтя.– Сейчас всё уладим…

Вера признательно кивнула и снова стала ласкать морду лошади.

Мирон лихо перелез через ограждение загона, взял парня под локоть… И спустя несколько минут вышел из загона с седлом через плечо и уздечкой в руках, гордо махая ею Вере. Та расцвела в счастливой улыбке и, сложив ладони, подпрыгнула на месте от радости, совсем как девчонка. Неизвестно, кто был сейчас довольнее: она или Мирон, который с лёгкостью уговорил конюха дать лошадь, пообещав позже прислать приличную сумму на содержание всех четырёх скакунов в конюшне, и исполнил желание Веры. В залог он оставил ключи от автобуса.

Мирон сам запряг лошадь, с разрешения Веры проехался по загону, чтобы определить, насколько безопасно животное, а затем вывел её на дорогу и помог Вере забраться в седло.

Вера восторженно обняла лошадь за шею, что-то прошептала той в остроконечные уши, выпрямилась и взяла уздечку так, будто всегда умела ездить верхом.

Мирон взялся за удила и медленно повёл животное на прогулку.

– А ты много знаешь о лошадях,– с любопытством заметила Вера, разглядывая Мирона.

– Да нет… Смотрю иногда в ютубе, когда жду пассажиров,– на ходу придумал он. И сам почувствовал, как фальшиво это прозвучало. Его юрист сразу же свернул бы сделку, если бы услышал подобное оправдание от потенциального партнёра. И тогда он с ностальгической улыбкой продолжил:– Хотя… мой дед очень много знал о лошадях. Я в детстве часто катался…

Это было уже ближе к правде. О кубках по конному поло он и заикнуться не мог. Хотя в то время его распирало от гордости за лёгкие победы.

– Умения сохранились,– похвалила она.– Ты очень стильно держишься в седле.

– Спасибо,– улыбнулся он и притормозил лошадь, чтобы завязать распустившийся шнурок на обуви Веры.

Она смущённо помяла губы и позволила ему проявить такую внимательность.

– У мужчин всё получается гораздо легче и лучше,– заметила она, когда Мирон завершил аккуратный узел и поднял глаза.

– Зато у вас получается нас спасать,– вернул комплимент он и засмотрелся, как Вера, вскинув руки вверх, убирает волосы в тугой узел и обнажает стройную шею.

Он ярко представил себе, как проводит носом по её коже, вдыхает её запах и замирает в поцелуе на яремной венке. Как она откликается на его ласку, начинает тяжело дышать и заводит свои тонкие пальчики в его густые волосы… и, наконец, они находят губы друг друга… Мирон даже задержал дыхание.

Всё это время Вера не сводила с него глаз, а когда положила ладони на бёдра, вожделение застряло душным комком в горле. Мирон прочистил его сухим кашлем, прищурился и хотел было надвинуть на глаза очки, но, ощупав макушку, не нашёл их.

– Ты оставил их под навесом, как и я,– добродушно усмехнулась Вера.

– Что за странный день сегодня: я забываю всё и всех?– усмехнулся Мирон, ещё немного посмотрел на Веру и снова повёл лошадь вперёд.

По дороге к реке они говорили о разном, упоительно и душевно. Вера смеялась и заражала Мирона своим необыкновенным видением мира и страстью к жизни. От дружелюбия и настроения, которые она проявляла ко всему миру: радовалась каждой травинке, ветерку, всплеску воды, ржанию арабской красавицы, даже мутной воде у берега, когда повела лошадь на водопой, становилось тепло и уютно. Оказывается, в душе у Мирона были такие уголки. Заброшенные или запертые. Но Вера находила массу простых вещей, из которых жадно впитывала столько нового, солнечного и щедро делилась этим, что Мирон начинал чувствовать, как они – эти уголки – наполняются чем-то иным, доселе нетронутым и мощным. А когда слышал её беззаботный смех, видел, как трепетной радостью искрятся глаза, переставал видеть просто красивую женщину и ощущал, как его буквально пронзают неподдельные искренность и участие… С этой женщиной было безумно приятно находиться рядом, просто потому что она так смотрела, так говорила, так реагировала…

Напоив лошадь, немного посидев на берегу, Мирон и Вера отправились назад.

* * *

Уже сворачивая к конюшне, Мирон заметил какое-то движение за деревьями. Лошадь тревожно фыркнула. И вдруг из-за куста на дорогу вывалился человек – мужчина. Мирон только и успел потянуть узды на себя, чтобы лошадь не испугалась и вовремя остановилась. А подняв голову, увидел, что Вера уже спрыгнула на другую сторону дороги и побежала к лежащему мужчине.

Мирон успокоил животное мерным поглаживанием по шее и поспешил к Вере.

Это был старик. Он кряхтел, слабо возился в пыли, но подняться не мог. Маленький, грязный, вся кожа в чёрную крапинку. Яснее некуда, что это просто затерявшийся бомж. Запах от немытого тела донёсся ещё до того, как Мирон подошёл. Но Вера легко подняла мужчину, даже приобняла, чтобы тот опёрся на неё и смог встать на ноги. Что-то приговаривала, наклонялась к нему и заглядывала в лицо. Мирон не смог не помочь ей, хоть и противно было прикасаться к пьяному убожеству. Никогда не понимал людей, которые опускались до такого.

Но, когда они подняли старика и тот прочно стоял на ногах, Мирон понял, что мужчина вовсе не бомж, и слаб не по банальной причине, а просто стар и не ухаживает за собой: одежда на нём была не старая, не рваная и подстрижен был недавно, глаза хоть и подёрнулись мутной плёнкой, слезились, но смотрели трезво, и лет ему было за девяносто.

– Пафибо, тефка,– прошамкал беззубым ртом старик.

– Что он сказал?– склонился к Вере Мирон.

– Спасибо, детка,– прошептала та.– А вы тот ещё кавалер!– бодро обратилась она к старику.– Смотрите, какой модный, даже рюкзачок у вас есть.

Вера подняла с земли небольшой нейлоновый рюкзак и подала старику.

– Вам чем-нибудь помочь?

Тот помотал головой и начал открывать рюкзак.

– Может, вас отвести куда?

– Я тута зифу,– старик махнул рукой куда-то за спину.– А вам клуфника нухна?

Беззубый старик улыбнулся и протянул Вере небольшое плетёное лукошко со спелой клубникой. Мирон брезгливо сморщил лоб и перевёл взгляд на ягоды.

– Посмотри, какая крупная! Пахнет невероятно!– восхитилась Вера, будто увидела алмазы.

Мирон смотрел на неё и думал, как она сохранила такую искреннюю и глубокую способность удивляться самым простым вещам, которые есть и в его повседневной жизни, но не вызывают таких эмоций, как сейчас.

– Ты так трогательно реагируешь,– не сдержал мыслей он.

– Я? Не знаю,– пожала плечом она.– В городе мы забываем, в каком чудесном мире живём. Но природа – единственная, кто за нас борется. Она и лечит, и спасает, и просто развлекает, и даёт кисти, чтобы раскрашивать свою жизнь, нужно только выбрать краски…

– Да, мы стали рабами урбанизации…

Вера удивлённо вскинула брови, немного задержалась изучающим взглядом на его лице, а потом взяла клубничку из лукошка и, даже не обтерев её, положила в рот. От едва различимого звука, как ягода лопается у неё во рту, у Мирона началось слюноотделение. Он не просто захотел сделать то же самое, но попробовать на вкус её рот. Ни одна женщина ещё не вызывала желания поцеловать её, когда рот набит едой.

Неожиданное желание поразило своей нетерпеливостью. Мирон сглотнул и тут же протянул руку за клубникой. Чтобы подавить соблазн поцеловать Веру, он сунул клубнику в рот и жадно прикусил. Ягода оросила нёбо сладким освежающим соком и оказалась невероятно вкусной. Слаще Мирон и не пробовал. «Если бы ещё откусить кусочек из губ самой Веры…»

Вновь откровенная мысль заставила тряхнуть головой и обратиться к старику:

– Что вы хотите за клубнику?

– Сто фублей, мофодой феловек,– прошамкал тот.