Милоа – спасители Эбери. Книга 3. Милоа-возлюбленная

Мы очень быстро поладили с Юири: она оказалась близка мне по духу, но при этом менее отягощена той властью, что лежала на моих плечах. Девушка с интересом ловила каждое мое слово, но старалась не досаждать вопросами о Земле или моем прошлом на Эбери.

Не менее теплые отношения установились у нас и с дэкореттой Маритой. Мы могли бесконечно говорить об управлении землями, развитии предприятий, плодородности почвы и прочем.

Каждый день мы ходили на рыночную площадь, и Амирош сорил деньгами, покупая нам всем: сестрам, матери и мне, всякие изящные вещицы. Надо признать, рынок в Кадигаре немногим уступал по разнообразию и диковинности товаров турмалонской ярмарке. Конечно, размах был поменьше, но благодаря множеству проживающих в городе художников, ремесленников и прочих умельцев лавки ломились от удивительных вещей.

Иногда торговцы, узнавая, для кого покупается товар, отдавали его в подарок – особенно я оказалась у них в чести. Меня удивило гостеприимное отношение ко мне со стороны жителей города – оказалось, слава о моем управлении Айзеланом докатилась до этих мест. Меня хоть и считали странной, по местным меркам даже эксцентричной личностью, но при этом возносили мою щедрость и справедливость по отношению к простым людям.

Почти каждый день мы совершали конные прогулки. Иногда все вместе, иногда – вдвоем с Амирошем, но чаще всего нас было трое – Юири всегда скрашивала наше общество, делала беседы более живыми и непринужденными. Иногда мы брали в компанию и Язджемэль – она была довольно застенчива и чаще молчала, но звонкий смех над общими шутками выдавал в ней натуру не менее живую и чуткую, чем у Юири.

А еще в семье Бивир Куров было принято несколько часов в день посвящать творчеству. И я вместе с Юири пристрастилась к рисованию: на полотна стали густыми мазками красок ложиться все мои чувства, мое смятение, мои переживания. И мне становилось легче.

Язджемэль неплохо музицировала на струнных инструментах, а Юири прекрасно играла на флейте. Правда, занималась она этим редко, больше предпочитая изобразительное искусство. Мать Амироша чаще вышивала, но иногда присоединялась к младшей дочери, перебирая струны и напевая старинные песни. Эти моменты казались мне особенно восхитительными. Я никогда не умела петь, а голос Мариты, передающий древние сказания и милойские притчи в напевах, пробирал до глубины души.

Амирош часто отлучался в соседние поселения и много времени посвящал делам в Кадигаре. Иногда я видела, как он тренируется на специальной арене, устроенной на территории дворца: фехтует или стреляет из арбалета.

У каганетта было несколько приятелей из знатных семей, переселившихся или давно живших на территории каганарта. Конечно, они держали с ним уважительную дистанцию, но это не мешало им весело проводить время. Пару раз он уезжал на охоту, а также участвовал в турнире, посвященном, между прочим, моему приезду.

Каждый седьмой день недели Бивир Куры устраивали званый ужин, иногда перерастающий в настоящий пир. Приглашались окрестные аристократы, богатые купцы и ремесленники, а также мастера разных искусств, певцы и танцоры. В Айзелане я никогда не развлекалась подобным образом, и меня приятно удивили выступления музыкантов, танцоров и акробатов. Конечно, в Западном, когда я приезжала, часто устраивались подобные представления, но лично ко мне никто ни разу не обратился с предложением завести собственную придворную труппу.

Наконец, в Кадигаре особо почитался театр. В основном потому, что он был еще одной страстью дэкоретты Мариты. Во дворце была сооружена отдельная сцена, постановки на которой ставил приятель Амироша, сравнительно молодой и очень талантливый парень из какого-то обнищавшего аристократического рода.

Мне посчастливилось увидеть сразу два спектакля уже в первую неделю пребывания в Кадигаре. И, надо признать, актеры показали настоящий талант – мне не в чем было упрекнуть ни их, ни постановщика. Я была так впечатлена пьесой, повествующей о любви двух простолюдинов, преодолевающих трудности на пути к счастью, что подарила юному режиссеру кольцо со своего пальца – как известно, самый ценный из возможных подарков от знатной особы. После этого молодой постановщик, которого звали Миек Толозский, проникся ко мне особой симпатией.

Так незаметно пролетели десять дней. Я получила письмо от Лиши. В каганарте, кажется, все было спокойно. Вместе с письмом гонец привез также целый сундучок с разными отчетами, и я засела на полдня в покоях, знакомясь с документами и делая на них пометки.

От дел меня отвлекло оживление, привлекшее мое внимание.

Я вышла в холл и обнаружила, что слуги засуетились.

– Что происходит? – спросила я одного из младших управляющих, спешно бегущего мимо.

– Ваше Превосходительство! – тут же поклонился он. – Приехал гонец из Изаната, Их Превосходительство вызывает император!

В этот момент я впервые ощутила что-то, что могла бы назвать уколом сожаления. Неожиданно я осознала, что успела привязаться к Амирошу и его семье. И сердце вдруг болезненно сжалось.

– Это правда? – спросила я, без стука войдя в покои каганета.

Амирош стоял перед зеркалом в дорожном костюме. Его вид еще больше расстроил меня.

– Каганетта, увы, Атамурлан требует моего присутствия, – произнес Амирош, повернувшись ко мне и несколько официально поклонившись.

– Понятно. Но… а как же быть мне? – это, пожалуй, был самый глупый вопрос, который я только могла задать. Странно, что мне только он и пришел в голову…

– Вам? – немного растерялся Амирош. – Пожалуйста, оставайтесь. Мои сестры и мать будут очень рады, если вы еще погостите.

«Погостите», – это слово почему-то прозвучало особенно обидно.

Я глубоко вздохнула и тут поняла, что вот-вот расплачусь.

Ситуация была предельно ясна. Я могла ехать домой, могла еще немного «погостить» – выбор за мной. Амирошу сейчас явно не до меня и не до наших договоренностей. Но все же мне хотелось услышать его мнение, понять его отношение и внести ясность в то, что все время маячило между нами, как бы упорно мы это ни скрывали.

Я собрала мужество в кулак.

– Каганетт, вы знаете, какой у нас был изначальный план. Я так понимаю, он срывается. Вот, о чем я спрашиваю, – ровным голосом сказала я.

Амирош немного грустно вздохнул.

– Раз Атамурлан прислал гонца, значит, дело срочное. Возможно, он снова захочет, чтобы я был рядом с ним. Во всяком случае, я пришлю весть сразу же, как разберусь в ситуации. И еще, насчет обещания защищать вас и ваш каганарт. Я попрошу вас остаться здесь, в Кадигаре, пока не придет мое письмо. Думаю, так будет лучше и безопаснее. Я также дам указания своим военачальникам: если ситуация станет критической, они будут защищать ваши земли, как будто они – продолжение моих.

Амирош поклонился и вышел. Говорил он в спешке, и я понимала – задерживать его не стоит. Я снова осталась наедине с собой и своими мыслями: сбитая с толку и опустошенная. Я совершенно не ожидала, что внезапный отъезд каганетта настолько выбьет меня из колеи.

Проводить Амироша вышла вся его семья. Юири выглядела откровенно расстроенной, Марита крепко обняла сына на прощание, Язджемэль же вообще впилась в него своими ручонками и не хотела отпускать.

– Ты говорил, что теперь останешься с нами! – услышала я ее недовольный голос, обращенный к брату.

– Буду, моя прекрасная розочка, обязательно буду. Я скоро вернусь, вот увидишь! – попытался приободрить ее Амирош, пока Марита мягко отстраняла Язджемэль от него.

Каганетт вскочил в седло и умчался, за ним отправился ровный строй из шуинов. Язджемэль всхлипывала, и у меня тоже на глаза накатили слезы. Я пыталась скрыть их, но Юири сочувственно сжала мою руку – она понимала мои чувства лучше меня самой.

* * *

– Наверное, я тоже вскоре отбуду в свой каганарт, – произнесла я, нарушив молчание за обедом.

– Лучше оставайся! – тут же запротестовала Юири.

– Побудьте с нами еще, каганетта, – мягко обратилась ко мне Марита. – Знаю, Амирош обеспокоен вашей безопасностью из-за последних политических событий. Он хотел, чтобы вы остались здесь, пока беспокойства в Турмалоне не улягутся.

– Кстати, в письме значилось, что Изанат теперь переименован в Арлаон. Красивое название для новой столицы, правда? – попыталась сменить тему Юири.

– Вы очень гостеприимны, спасибо. Но я не хочу навязываться вам. Я и так уже здесь дольше, чем собиралась пробыть. А скоро зима, и мне следует решить кое-какие дела, – покачала я головой. Признаться, где-то в глубине души я хотела, чтобы меня переубедили. Мне с трудом представлялась жизнь без этих открытых, искренних людей, с которыми мне было так легко общаться все это время. И больше всего я боялась услышать: «ну, хорошо, поезжайте».

– Да ты совсем не навязываешься! – даже чересчур громко воскликнула Юири.

– Юири, следи за манерами, дорогая, – сделала ей замечание дэкоретта.

– Мама, но это же правда. Амирош сам велел присматривать за Энорэт, и чтобы она жила у нас, пока он не пришлет письмо!

Невольно я улыбнулась. Так вот как все выглядело на самом деле.

Марита немного смущенно взглянула на меня, пригрозив Юирите пальцем.

– Мы не вправе вас удерживать насильно, и все, о чем прошу вас, еще немного задержаться, – сказала она мне и теперь уже мне стало неудобно возражать.

«Амирошу понадобится порядка двух недель быстрой езды с постоянной сменой лошадей, чтобы добраться до столицы. И еще около двух недель пройдет, прежде чем он оценит ситуацию и пришлет с гонцами свое письмо. Значит, мне придется задержаться здесь как минимум на месяц, – про себя подсчитала я. – Конечно, в случае необходимости до Айзелана я могу добраться за день-полтора. Это совсем немного по местным меркам. Так что даже если я уеду в начале зимы – ничего страшного не случится. В конце концов, урожай собран, многие работы завершены. В прошлом году в это время я вела дела разве что в Западном, и то больше дергала Курта, который бегал ко мне с отчетами. Пожалуй, я могу позволить себе отдых в более приятной компании».

– Хорошо. Пока дороги еще не перекрыты снегом, мои приближенные могут присылать мне отчеты или сообщить, если будет что-то срочное. И если уж так повелел каганетт, я останусь, – сказала я, испытав неожиданное облегчение.

Все сразу как-то расслабились и повеселели. Несмотря на то, что Амирош уехал, атмосфера снова стала непринужденной.