Ценою в жизнь, или История Титаника

– Я не дам тебе заскучать в эти непродолжительные дни. Буду здесь, в сухом доке, до окончания ремонтных работ. Надеюсь, помогу тебе не чувствовать себя так одиноко. Но при том искренне надеюсь, что мерзкая ветренная погода не задержит меня на верфи на слишком долгое время. Не хотелось бы увиливать от работы, да и тем более по такой, мягко сказать, смешной причине.

Олимпик не стал тянуть время. Он снова выдохнул, выпустив из себя весь накопившийся грязный дым, и только после погрузился в небытие, успев сказать лишь:

– Доброй ночи, брат! И мне всего хорошего!

II

Титаник пробудился по прошествии двух дней. Он был одарен возможностью видеть, слышать, ощущать, а главное – мыслить. И первое, что пароход увидел, так это небо, плотно затянутое белоснежными облаками; услышал звук колыхания воды; ощутил ветряные ласки, скольжение потоков воздуха по свежеокрашенному корпусу; и наконец подумал: «Неужели я в Раю? В таком случае кто я есть? И каково мое предназначение в царстве Божьем?»

Но мысли его развеялись, как туман, едва он заметил другой крупный корабль. Лайнер даже удивился сам себе, подумав, как же не смог заприметить того сразу. Образ судна заворожил Титаник: величественный и роскошный пароход, походящий на плавучую сокровищницу. Габариты внушали ощущение мощности и огромной силы паровых машин.

Лайнер, глядя на собрата, не решался ни на что. Видно, что тот отдыхал; не было смысла прерывать его сон. Но, с другой стороны, Титаник обязан был узнать какую-либо информацию, иначе он будет чувствовать себя весьма отстраненно. Соответственно, обдумав эту дилемму, пароход пришел к единому выводу: собрата следовало потревожить, как бы того не хотелось. В конце концов, не должен же лайнер оставаться непросвещенным в случае ухода судна из… верфи? Порта?

Да, все же местность, где находился Титаник, не являлась Раем, а, напротив, несколько иным местом. Оно было земным. Из этого следует, что пароход только что появился на свет и едва ли пришел в сознание. О радость! И все же, каково его предназначение? – лайнер вновь задался этим вопросом. При том Титаник понимал, что он пароход и, судя по всему, тех же габаритов, что и собрат.

Ах да! Собрат! Необходимо привлечь его внимание. Но лайнеру было весьма неловко от мысли, что беспокоить спящего – нехороший и бестактный поступок. Но что же делать в том случае, если сэр уйдет в ближайшее время, и Титаник более не узнает ничего ни про себя, ни про этот новый и удивительный мир? Конечно же не было ни единого "пути обхода" в данной ситуации, поэтому с великой робостью пароход произнес:

– Прошу прощения, сэр! Сэр!

Тот молчал и не подавал никаких признаков активности. Тогда лайнер присмотрелся, стараясь разглядеть его носовую часть. Она была практически не видна. Но поскольку корабль не отзывался, становилось ясно, что он действительно витал в мире грез. От этого факта не становилось лучше – на место стыда пришел конфуз. Теперь отогнать мерзкое чувство казалось невозможным. Однако если Титаник уже попробовал добиться внимания собрата, то решено было попытать удачу вновь.

– Сэр? – осторожно обратился к нему пароход.

О нос вдруг ударил сильный ветряной порыв, заглушив робкую речь. Быстро стремящийся воздух издал прекрасное пение, проникнув в открытые окна. Проходя через коридоры прогулочных палуб и выбегая из них прочь, он спешил далее, оставляя после себя лишь холод. Но холод этот был добрым и ласковым, ведь являлся одним из первых ощущений новенького лайнера. Борта его, благо, не были чувствительными к ледяному мартовскому ветру.

Заметив, что тот немного поутих, Титаник вновь воскликнул:

– Сэр! Мне хотелось бы узнать что-то от Вас… Сэр!…

Именно в этот момент и свершилось желанное. Спящий пароход слегка качнулся на воде и в миг пробудился. Еле заметный взгляд его устремился на второй лайнер. Он посмотрел всеми своими иллюминаторами, всеми клюзами, и во взгляде его читалось искреннее удивление. Титаник смутился этого взора, понимая, что прервав сладкие сновидения судна, мог невзначай разозлить его. Еще немного и вот-вот эмоция непонимания сменится этой самой злобой… Но нет! Пароход наоборот не желал как-либо проявлять грубость.

В таком случае Титаник осторожно, все с той же робостью в голосе поздоровался:

– Доброго дня, сэр! Простите, что потревожил Вас и Ваш сон. Но… мне бы хотелось поговорить… то есть… спросить Вас о чем-то…

– Здравствуй… – с прежним удивлением ответил ему пароход. – Неужели я… Ох, прошу прощения! – Теперь же лайнер заговорил обрадованно. – Боже! Я застал момент огромного счастья! Всевышнему слава, что смог дождаться твоего пробуждения!

Он немного помолчал, видно, претерпевая небывалую радость, а затем, войдя в более спокойное эмоциональное состояние, продолжил:

– Что ж… Рад поздравить тебя с таким наипрекраснейшим праздником! Ведь день твоего рождения – а в частности первый день жизни, являющийся наиредчайшим, – можно испытать лишь раз! Но! Вынужден разочаровать, поскольку строительные работы все еще не завершены. Потому тебе придется подождать самую малость: лишь месяц или, быть может, недели.

– Позвольте, – недоуменно промолвил Титаник, – я не понимаю… Прошу, сэр, объясните мне, что происходит и кто я есть?

– О, боже, боже! – проговорил собеседник. – Какой же я идиот! Прошу прощения вновь! Нужно рассказать тебе обо всем. – Он издал легкий кашляющий звук, приукрашивая начало разглагольствования. – Итак, я рад представиться и представить тебя самого. Твое имя – Титаник, и ты мой родной брат – пароход, принадлежащий компании «Уайт Стар Лайн». Я же Олимпик – первое судно своего одноименного класса, в который также входишь и ты. Да, забыл подметить… ты, уважаемый младший «Олимпиец», мой близнец. Из того следует, что мы практически идентичны, не считая незначительных деталей в строении верхних палуб.

Новый лайнер охнул от неожиданности. Он даже представить не мог, что внешность его будет соответствовать настолько прекрасному пароходу!

Титаник не без великого интереса взглянул вниз, на бирюзовую воду, с целью увидеть в ней свое отражение. Но действие это было чересчур банальным и даже глупым. Конечно же ничего не разглядев, пароход сконфузился и перевел взгляд на Олимпик.

– Так значит, мы с Вами кровные братья? – задал вопрос новенький лайнер, пытаясь отвлечься от этакого стыда.

– Да, это есть госпожа очевидность! – ответил собеседник.

– Позвольте в таком случае все мне объяснить, – попросил Титаник.

– Правильный ход мыслей! – подметил Олимпик. – Что ж, в качестве вступления в наш деловой диалог хотел бы сказать, что ты, как мой брат, а тем более младший, имеешь полное право обращаться ко мне, как к наставнику. И главное, что твое обращение ко мне не ограничивается живым контактом. Ты способен связаться со мной и на огромном расстоянии при любой надобности. Я готов поддержать тебя в твоих делах, возможно, помочь как-либо, и дать полезный совет. Надеюсь, тебе все ясно?

– Да, так! – подтвердил пароход. – Но, простите… я ведь стану докучать своими, я бы сказал, глупыми вопросами…

Лайнер даже на весьма большом расстоянии почувствовал, что Олимпик… никак рассердился?

– Чушь! – негодуя, выдал тот. – Что за глупость, боже правый! Должно быть, ты, Титаник, еще не понимаешь, что так оно устроено. В первые мгновения от своего рождения никто сперва не может полностью познать настолько огромный и неизвестный ему доселе мир. Конечно, все постигается со временем, вот только процесс это длительный и продвигается не без сотен ошибок. Но я, как старший «Олимпиец», сам беру на себя обязанность помочь тебе в твоих первых шагах. – Пароход строго велел: – Поэтому попрошу не говорить подобных вещей! Никаких мыслей про назойливость и быть не может! В конце концов ты брат мне, а не кто-то неизвестный, коему я бы даже постеснялся предложить помощь.

Второй лайнер даже смутился своих слов после такой взыскательности от Олимпика. Ясно, что тот не замышлял плохого и не собирался понапрасну тратить свои силы на ребенка. Брат хотел помочь ему и рассказать наперед все, что понадобится для дальнейшей жизни. И ведь это весьма благородный поступок – взять все под собственную ответственность и позаботиться о родственнике!

Поразмыслив над этим, Титаник проговорил:

– Благодарю Вас, сэр Олимпик, за Вашу доброту! Это очень немаловажное дело, за которое возьмется не каждый!

– Что говорить об этом! – увернулся от благодарности пароход. – Таков я, желающий добра всем и вся, и любящий семью свою, как собственную душу. – Он вдруг поправил: – Знаешь, я считаю, что хоть ко всем и нужно обращаться на «Вы», между нами должны быть наипростейшие отношения. Понимаешь? Прошу говорить со мной без лишнего возвышения.

– О… – пароход заметно взволновался, – действительно, что же это я… Мы же родственные души, правда! Стоит постараться привыкнуть к новому методу общения. – Он подумал, что же можно сказать в доказательство понимания. – Ты очень обходителен, дорогой брат! Надеюсь, что во взрослости я буду таким же, как и ты.

Старший лайнер улыбнулся, но совсем не возгордился собой. Эта улыбка была такой заботливой, такой доброй, словно Титанику улыбался родитель! Олимпик и можно считать таковым, ведь был он самым первым судном, следовательно, и родителем всего класса.

– Да, и спешу сообщить об интересной ситуации, – начал он, однако тут же запнулся. – Ох, а быть может и… Нет, пусть, пусть! – Он возобновил. – Мне стоит начать об этом сейчас, а продолжить уже завтрашним днем. Ведь сил моих хватает лишь на малое. Пойми, на данный момент я весьма утомлен, оттого мне хотелось бы уснуть вновь.

– Я не буду настолько настойчивым, – ответил Титаник. – Я прекрасно понимаю. Долгая дорога, должно быть, сильно сказалась на твоем здоровье…

– Да, правда, – согласился пароход. – Но все же я должен предупредить тебя… О, я извиняюсь! Правильнее было бы сказать: сообщить о том, с чем тебе предстоит иметь дело. Суть в том, что ты встретишь на пути своей жизни аристократов.

– Аристократы?… – вдумчиво повторил лайнер.

– Да, именно так! – подтвердил Олимпик. – Не стоит бояться сего общества, к нему можно довольно быстро притянуться. В особенности легко будет тебе.

– Но я, прости, кажется, плохо понимаю, – промолвил Титаник. – Равны ли мы с интеллигентным обществом? Почему мне будет легче влиться в него, нежели кому-то иному?

– Сейчас это совсем неважно, – сказал пароход. – Я лишь даю тебе понять, что есть, и на что ты способен. Самое главное на данный период времени – не торопить события. Все придет в твой разум само, а я лишь частично помогу ему открыть двери для нужной информации. – Лайнер устало выдохнул. – Мне же пора! Уже как… О… Уже как больше недели я провел, не смыкая глаз. Плохо дело, дрема схватывает, словно удав. Титаник… я не стану нагружать твое сознание. Все и сразу слишком трудно воспринять. Завтрашним днем я расскажу тебе о главном, а пока что отправлюсь в мир своих грез.

– Да, – ответил пароход. – Но не составит ли тебе труда ответить на последний мой вопрос?

– Лишь последний! – согласился родственный лайнер.

– Скажи мне, брат, – проговорил Титаник, – что есть то, о чем ты предпочел умолчать до завтрашнего дня?

– О, это касается твоего положения и статуса в аристократическом обществе, – сказал Олимпик. – Но тебе лучше об этом не думать. Слишком много мыслей могут помешать сну. Да, я бы посоветовал заняться тем же самым, чем буду занят я. В конце концов вечер рано или поздно настанет и тогда уже точно не обсудишь насущное.

– Но я думаю, что отойду в мир снов немногим позже, – ответил пароход.