– Это и твой дом, Тристан. А темный эльф-полукровка ухаживал за тобой, когда ты лежал здесь в беспамятстве. Если бы не он, ты был бы мертв.
Сын поднялся из кресла, подошел к окну и замер, сложив руки за спиной.
– То был не я, – спокойно возразил он. – А тот, кто был до Тристана.
– У него есть имя. И собственная история.
– Это осталось в прошлом. Теперь я Тристан, твой сын. И, если тебе на самом деле так важно мое мнение – а ты часто об этом упоминаешь – повторю. Кормить Бэзила своей кровью унизительно.
– Это дает ему силы. Если бы он захотел, я бы подарил ему бессмертие.
Тристан бросил на отца взгляд, говоривший «ты не в своем уме?».
– И мы были бы братьями?
– Вы почти братья.
– Не смей произносить это вслух. Мне хватает сестры, которая путается с наркоманом.
Филипп встал.
– Твоя сестра и ее мужчина сегодня ужинают у нас, – сказал он. – Надеюсь, ты присоединишься к нам и проявишь достаточно такта за столом.
Тристан осуждающе поцокал языком.
– Премного благодарен, но воздержусь. Меня ждет чудесный вечер в библиотеке. Даже «История Великой Реформы» предпочтительнее, чем такая компания.
В дверь постучали, и в проеме показался Бэзил.
– Пришел мистер Родман, хозяин, – уведомил он.
– Проводи в мой кабинет.
***
В последний раз Филипп видел Ларри много лет назад. Ему было семь, и Лора, еще кроха, пряталась за спиной брата от незнакомого гостя. Альберт показывал другу новую лабораторию, его красавица-жена помогала слугам накрывать к обеду. За столом дети вели себя идеально: сидели с прямой спиной, держали локти на весу, говорили «спасибо» и «пожалуйста» и не перебивали взрослых. Филипп не мог отделаться от мысли, что в происходящем есть совершенно особая обреченность, характерная для молодого поколения семей из высшего общества. Те самые темные эльфы «из этих», ни прибавить, ни отнять.
Лариэлю Родману было тридцать девять. По меркам необращенных темных существ – еще мальчик, они начинали отсчитывать истинный возраст после пятидесятилетней отметки. Первенец Альберта изменился, но Филипп без труда узнал серьезного мальчика, подававшего сестре стакан с апельсиновым соком. Ларри сидел вполоборота к двери. Профиль у него был точь-в-точь как у друга.
– Добрый вечер, Лариэль, – поздоровался он.
Ларри торопливо поднялся из кресла и пожал руку хозяину кабинета.
– Доктор Хобарт. Спасибо за приглашение. Знаю, аудиенции у вас добиться непросто. Для меня это большая честь.
Он и вправду походил на Альберта как брат-близнец, хотя жесты у него были не отцовскими – слишком торопливые.
– Филипп.
Гость осторожно улыбнулся.
– Хорошо. Тогда зовите меня «Ларри», пожалуйста.
– Ларри, – повторил Филипп. – Хорошо, что этого не слышит мой сын. Он бы упрекнул тебя в том, что ты пользуешься сокращенной формой темного имени.
– Я привык к этой форме. Надеюсь, ваш сын в добром здравии?
– Да, как и дочь. Если ты останешься на ужин, то сможешь с ней познакомиться, а заодно и с ее мужчиной. Он журналист. И, похоже, хочет взять у тебя интервью. Поговорить об Альберте.
Ларри вернулся к столу и медленно опустился в кресло.
– Не думаю, что смогу много рассказать. Вы ведь знаете, в последнее время мы практически не общались.
– Да, он мне говорил. Из-за матери.
– В том числе. Я тяжело воспринял новость об их разводе. У нас, – он сделал неопределенный жест, подразумевая темных эльфов «из этих», – такое не принято. А потом у меня начались проблемы с Вэл… Валери… с моей женой. В общем, мы с папой отдалились друг от друга.
Филипп подошел к сейфу и начал набирать код.
– Твоя сестра не приехала?
– Нет. Постарается вырваться в ближайшие два дня. – Он помолчал. – Доктор Хобарт… Филипп. Я хочу у вас кое-что спросить, надеюсь, это не прозвучит слишком бестактно.
– Я слушаю.
– Вы хорошо знали папу. Он доверял вам все свои секреты, даже те, которые не рассказывают женам. Вы думаете, что он умер своей смертью?
Под внимательным взглядом Ларри Филипп захлопнул дверь сейфа и приблизился к столу, держа в руках несколько папок.
– А что ты сам об этом думаешь?
– Я бы предположил, если бы знал, чем он занимался. Помимо благотворительности и исследований. Иногда под словом «исследования» подразумевается много всякого…
Филипп улыбнулся.
– Нет, на правительство Альберт не работал. И с криминалом тоже не связывался. – Он сел за стол и положил папки перед собой. – Хотя в нем всегда было это ощущение… раздвоенности. Он любил ходить по лезвию. Жил по-настоящему только тогда, когда вокруг горел огонь, а он через него шел. Обжигался, но продолжал идти. Потом говорил, что сил у него больше нет. Но проходило несколько дней – и он снова тосковал об огне.
Выражение непонимания на лице гостя говорило красноречивее любых слов.
– Это тебя удивляет, верно? Ты помнишь своего отца джентльменом, который открывает дамам двери и может потратить час на то, чтобы подобрать галстук?
– Да, – признал Ларри.
– По молодости голова у него была горячая, и он обожал говорить и делать ерунду. Привычка говорить и делать ерунду имеет свойство уходить с возрастом. Чего не скажешь о горячей голове.
– Так вы считаете, что его убили?
Вопрос повис в воздухе как гильотина, готовая сорваться от одного вздоха.