Ливий достал из ящика стола чистый блокнот и взял ручку.
– Диктуй.
Интерлюдия. Умар. Прошлое
Пятидесятые годы двадцатого века, Европа
Анвар Мутаз сделал последнюю затяжку и, щелкнув пальцем по остатку сигареты, отправил его прямиком в урну. Мусор вынесли несколько минут назад, иначе случился бы миниатюрный пожар, но Анвара это не смущало. Его вообще мало что смущало – помимо того факта, что он сидел в тюрьме, пожалуй, но за решетку он попадал не в первый раз и к роли заключенного успел привыкнуть. Анвар специализировался на крупных грабежах. Год назад его взяли с поличным и накинули еще три годка к основным пяти за причинение тяжких телесных повреждений полицейскому при исполнении. Это Анвара тоже не смущало: почесать кулаки он любил, особенно если мишень носила форму. Поговаривали, что однажды он убил таможенника, но Умар слухам не верил. Он верил фактам. А факты сообщали, что Анвар Мутаз в целом был неплохим парнем, с которым всегда можно договориться. Помимо прочего, он принадлежал к криминальной элите и имел высокий статус в тюремной иерархии. Анвар, в свою очередь, держал Умара при себе: ему нравились люди, умеющие решать конфликты. Как мирным, так и не совсем мирным путем.
– Бросал бы ты это дело, – сказал Умар. – Когда-нибудь легкие выплюнешь.
– Да и черт с ним, – отозвался Анвар. – Все сдохнут, а мы с тобой вряд ли будем жить долго. Нужно наслаждаться, пока ты топчешь эту землю. Во, гляди. Весна на улице. Где-то птички поют и деревья цветут. Что еще нужно для счастья?
Они сидели на скамье закрытого двора и наблюдали за заключенными. Кто-то бесцельно бродил туда-сюда, кто-то играл в карты или шашки, кто-то читал книги в потертых обложках или писал письма. Надзиратели, разместившиеся чуть поодаль, пили кофе и время от времени поглядывали на своих подопечных. Публика в этом крыле была относительно спокойной, и за порядком здесь следить не требовалось. А даже если бы начались неприятности, Анвар их в два счета разрулил бы. Его в этих стенах уважали, равно как и Умара, имевшего статус свободного заключенного: он мог покидать свою камеру на протяжении дня и оказывал персоналу тюрьмы посильную помощь. В основном, организационного характера. Хорошее поведение творит чудеса.
– Для счастья? – повторил Умар. – Родной Алжир, мягкая кровать и красивая женщина без одежды.
Анвар хмыкнул и достал из смятой пачки еще одну сигарету.
– Вроде бы ты родом не из Алжира.
– Нет, но он давным-давно стал для меня вторым домом. И для Аднана тоже.
– Про твоего братца я наслышан. Он, конечно, еще тот сукин сын, но пойдет далеко. У него природный талант. Я думаю, что для преступной жизни нужен талант. Жить так, как все, может каждый. Но в нашем мире все иначе. Если ты хочешь добиться многого, то должен быть выдающейся личностью.
Ответить Умар не успел. Доктор Самуэль, как всегда, появился внезапно: просто возник у него за спиной и похлопал по плечу.
– Добрый день, джентльмены, – сказал он по-английски с едва уловимым ирландским акцентом. – Как настроение? Как погодка?
Главный врач тюремного госпиталя говорил со всеми так, словно они не заключенные, а члены какого-нибудь британского клуба, и вот-вот пойдут играть в гольф. Мужчина средних лет с ухоженными руками, коротко остриженными светлыми волосами и внимательным взглядом золотисто-карих глаз, в этих стенах он выглядел чужим. Умар слышал, что доктор Самуэль наплевал на мечты о медицинской карьере и несколько лет скитался по миру, работая то сельским врачом, то фельдшером на борту корабля, то полевым хирургом. Он пережил много приключений и многое повидал. По крайней мере, к разбитым головам и пациентам с десятком ножевых ранений относился хладнокровно и с долей черного юмора.
– Отойдем-ка, Саркис. Хочу перекинуться с тобой парой слов.
Умар послушно встал и последовал за врачом в тень, отбрасываемую раскидистым деревом.
– Нужна помощь? – спросил он.
– Как у тебя с итальянским?
– «Божественную комедию» в оригинале прочитать не смогу, но худо-бедно общаюсь.
– Есть у меня один пациент, уже с неделю за ним ухаживаю. Бедняга отказывается от еды, почти не пьет воду и постоянно молчит. При учете того, что я даю ему много обезболивающих, не лучший расклад. Вроде бы по-английски он говорит, но начисто меня игнорирует. А ты умеешь находить подход к людям. Я подумал: может, поболтаешь с ним? Спросишь, что да как. Пообщаетесь, глядишь, и пойдет на поправку.
– Тот самый парень, которого отметелил Анвар? – уточнил Умар. – Вот же дурак. Когда молодые научатся вовремя закрывать рот?
– Анвар тоже постарался, – заметил врач.
– Наслышан. Меня в тот день на ужине не было, иначе я бы вмешался. Ладно. Веди к своему пациенту. Сперва выскажу ему все, что об этом думаю, а потом поговорим по душам.
***
Историю об избитом юнце заключенные пересказывали на все лады, и общие детали Умар уже знал. Связался с работорговцами, которые бросили его, когда запахло жареным, и смотались, поджав хвост. Парень отказался выдавать имена своих сообщников, а напоследок угостил одного из полицейского ударом в челюсть. Удар оказался не очень удачным для обоих. Полицейский попал в больницу, а юнец – в тюрьму. Ему приписали не только возможное сотрудничество с работорговцами, но и попытку убийства. Ни одно из этих преступлений доказано не было, но судей и присяжных, похоже, все устраивало. Умар заочно поставил наглому щенку пару плюсов. Во-первых, не каждый будет молчать на допросе, когда есть угроза отхватить срок. Во-вторых, мало кто из его знакомых решится на то, чтобы ударить полицейского. А подойти к Анвару на ужине в присутствии почти всей тюрьмы и попросить у него сигарету, отреагировав на отказ обещанием двинуть в морду – это уже высший пилотаж.
Умар и сам не знал, кого ожидал увидеть, но открывшаяся картина так удивила его, что он на несколько мгновений застыл с открытым ртом.
Пациент доктора Самуэля сидел в беседке во дворе тюремного госпиталя, держа в руках металлическую кружку, и смотрел на бабочек, беззаботно порхающих с цветка на цветок. Он оказался худощавым юношей с отросшими почти до плеч темно-каштановыми волосами с золотым отливом и как две капли воды походил на молодых темных эльфов со средневековых гравюр. Собственно, он и был темным эльфом. Чистокровным, высшим темным эльфом. Даже кожа у него была голубовато-белой, как у благородных представителей этой породы. Умару захотелось протереть глаза и удостовериться в том, что зрение его не обманывает. Как это создание попало в тюрьму? Оно якшалось с работорговцами, избило полицейского и сцепилось языками с Анваром Мутазом?.. Видимо, Анвар был в хорошем настроении. В противном случае он бы переломил мальцу позвоночник большим и указательным пальцами.
Ощутив чужое присутствие, юноша повернул голову и посмотрел сперва на доктора Самуэля, а потом – на его спутника. Глаза у него были серо-стальными, и Умар поразился контрасту почти женственной внешности и холода в этом взгляде.
– Ну что же, джентльмены, оставлю вас, – заторопился доктор Самуэль. – Умар, ты знаешь, где меня найти.
– Знаю. Спасибо. Мы поболтаем. Обещаю, все будет хорошо.
Дождавшись ухода врача, Умар неспешно подошел к беседке и опустился на скамейку. Выражение лица юноши не изменилось, и взгляда он по-прежнему не отводил.
– Доктор Самуэль жаловался на то, что ты ничего не ешь. Если ты решил объявить голодовку, предупреждаю: идея дурацкая. Если ты не ешь потому, что больно двигать челюстями или глотать – не нужно было вести себя как полный идиот и приставать к тюремным авторитетам. Терпи, это твой урок.
Юноша опустил глаза и принялся разглядывать содержимое своей чашки. Судя по запаху, там был травяной чай.
– Как зовут? – предпринял очередную попытку Умар.
– Ливий, – последовал короткий ответ.
– О. А я уже было подумал, что ты отказался не только от еды, но и дал обет молчания. Ливий, значит. Очень хорошо. Понравилось тебе ссориться с Анваром? Хочешь повторить?
Собеседник промолчал, и Умар похлопал его по колену. Слабо, едва прикоснувшись, но Ливий зашипел от боли.
– Морду он тебе расквасил знатно. Надеюсь, следов не останется. Девки, наверное, бегают за тобой толпами?
– Кто вы такой?
– Я Умар. Твой инстинкт самосохранения, а заодно и твои мозги. Ни первым, ни вторым ты явно не располагаешь. Так что придется мне за тобой присмотреть.
– Я не нуждаюсь в няньках.
Умар скрестил руки на груди.
– Ты впервые попал в тюрьму, а, малыш?
– Я вам не малыш, – произнес Ливий прежним спокойным тоном, но в нем уже появились нотки раздражения.
– Ты безмозглый щенок. И ровным счетом ничего не смыслишь в здешних порядках. Не спорь, если не хочешь, чтобы на твоей смазливой роже появились дополнительные швы. За каким чертом ты во все это ввязался? Работорговцы? Чего тебе не сиделось в доме твоего папочки?
– Вы ничего обо мне не знаете. У вас нет права учить меня жизни. Вы такой же заключенный, как я.
– Вот тут ты ошибаешься. Ты сидишь в камере под замком, а я свободно разгуливаю по тюрьме и, как говорят на воле, имею в этих кругах определенный вес. Равно как и право на то, чтобы учить тебя жизни. Но ты прав, я ничего о тебе не знаю. Ты тут надолго, да и я тоже. Так что можешь рассказать. Я люблю истории о чужих жизнях.
Ливий осторожно прикоснулся ко шву на правой щеке.