10 дней из жизни Энн

10 дней из жизни Энн
Анастасия Еремина

Энн парит во сне, а, проснувшись, задается вопросом, может ли это быть правдой? Она чувствительна и эмоциональна. Энн рисует, но никто не знает об этом. Рисование необходимо ей, как воздух, иначе эмоции захлестнут Энн… Она спорит с собой: это – дар или слабость? Энн старается понять, как перестать нервничать на физкультуре? Она ищет баланс между комфортным одиночеством и общением, пытаясь обнаружить и принять таланты, которые в ней уже есть.Из неуверенного подростка Энн превращается в творческую прекрасную личность. Подростковый возраст – трудное время, особенно, для интровертов. Одиночество, неуверенность… Полюбить других возможно только, полюбив себя? И вообще, как жить, если ты подросток?

Анастасия Еремина

10 дней из жизни Энн

Глава 1. Полет

Маленькая Энн живет с родителями в обычном тихом спальном районе, в котором ничего не происходит. Энн растет творческим смышленым ребенком. Она любит читать книги, особенно о путешествиях и дальних странах, любит энциклопедии о космосе. Хорошо учит и рассказывает стихи. Постоянно что-нибудь рисует. И в какой-то момент она превращается в подростка. Вот Энн уже тринадцать. В той же школе, на год старше, учится Дэнни, который живет с ней по соседству. Он часто был с ней очень милым и приятным, а еще у него аккуратная прическа, что Энн очень нравится. Но заговорить с ним? Боже, упаси! Это же мальчишка!

Однажды в ночь на пятницу Энн приснился сон, будто она отделяется от своего тела, начинает парить над собой спящей и летать под потолком. Она вылетает из своего окна на улицу, где вдоль дороги уже зажглись фонари. Она летит вдоль аллеи, делая круги меж домов. Все люди уже спят, вот, и последние огни в окнах погасли, Энн летит в высоту, наполненную влажной темнотой. Она уже так высоко, что ничего не видно: ни огней, ни города, ни дорог. Несмотря на страх темноты, Энн не страшно. Она вновь опускается вниз, затем так легко она взмывает ввысь, всего пара секунд, и она уже на стометровой высоте, дороги города стали такими маленькими, нарисованными. Вдруг что-то мелькнуло внизу, это привлекло внимание Энн, и с такой большой высоты она увидела свет в единственном окошке своего дома, она легко и быстро скользнула по прохладному потоку воздуха вниз, приблизилась к окну и увидела за мутным стеклом лицо Дэнни, он сидит за своим столом. А что же он делает? Интересно… Энн решает приглядеться, приблизившись вплотную к стеклу балкона. Она уже может различить лицо, плечи, руки, какую-то деревяшку в руке у Дэнни… Вот-вот завеса тайны спадет… И вдруг Энн слышит звон, и картинка пропадает…

«Нееет!»

Будильник… Проснувшись утром, она решила, что это интересно, забавно было бы вот так летать, ходить сквозь стены, парить над лесами и реками, горами и пустынями, побывать в неизвестных местах… Только по-настоящему…

Ровно через неделю ей снится тот же сон, но в этот раз она уже решает воспользоваться происходящим, вылетая за пределы своей комнаты, Энн останавливается, зависнув в воздухе, оказавшись с той стороны двери.

«Хм… Я могу полететь куда угодно. Куда же мне полететь? – рассуждает она. – К Дэнни!»

И Энн летит из своей комнаты, затем из своей квартиры, проходит сквозь стену, оказывается на улице, парит в воздухе. Она делает несколько виражей, лавируя меж фонарей, ощущая влажную ночную прохладу. Энн чувствует абсолютную свободу. Она ощущает дуновения сентябрьского ветра своим полупрозрачным телом: иногда теплые, иногда холодные. «Странно…»

Энн вдруг чувствует тепло внутри себя, в области сердца. Она вспоминает о том, что хотела сделать. Она замечает точку внизу – такое знакомое окно с серой рамой.

Энн приближается к нему и влетает в квартиру соседей. В квартире тихо, видимо, родители Дэнни уже спят, Энн парит вдоль коридора, а вот и дверь в спальню Дэнни. Когда-то она уже была в его квартире, в детстве, ей тогда было лет пять или шесть. Они с Дэнни бегали по его квартире и играли с длинными воздушными шариками.

«Помню, как мы бежали вдвоем, у каждого из нас было по шарику, мы держали их за нитку, шарики летели за нами, мы смотрели на них, потом отпускали нитку, и они летели по инерции за нами, так медленно, почти как в невесомости. Было весело… Кажется, мой был красным, а его желтым… Наверное, это был его день рождения…»

«Стой, Энн, – говорит она себе уже перед дверью Дэнни, – а стоит ли входить в его комнату? Как-то неприлично получается. Хотя… Это ведь всего лишь сон».

Энн проходит сквозь деревянную дверь прямо в спальню.

Кровать пуста. Вот, она видит Дэнни, только почему же он не спит? Снова… Снова? За окном ночь, а он сидит в уголке своей комнаты, за столом, в потёмках и мастерит что-то… Кажется, это деревянный корабль из маленьких деревяшек. На столе куча баночек с красками, кисти, лак, инструменты для выжигания и еще куча разных творческих приспособлений, которые занимают площадь всего стола. У Энн создалось ощущение, что стола вообще нет под этой грудой банок, разных деревянных деталей, клея и каких-то режущих металлических инструментов.

Дэнни же сидит среди груды всего этого и сосредоточенно склеивает мелкие деревянные детали, видимо, завершающие штрихи работы и вот-вот корабль будет готов! Кажется, бардак его совершенно не волнует, Энн вспомнила свои творческие порывы рисования, когда она тоже могла часами сидеть над листом бумаги среди горы учебников, тетрадей, кружек. Невзирая ни на что…

Такой он серьезный и нахмуренный, сидит посреди темной комнаты в теплых лучах своей слабой ночной лампы с дурацкой взъерошенной прической в пижаме, при этом очень бодрый и сосредоточенный на своем деле. В этот момент Дэнни показался Энн таким нелепым и милым… От всей этой картины Энн растрогалась и ее сердце приятно сжалось.

Вдруг что-то дернуло ее, и она, будто в долю секунды, оказалась вновь в своей спальне. Резко проснувшись, она глотнула воздуха, глубоко и быстро, как будто после всплытия на поверхность с большой глубины, в груди стало больно, как после резкого падения на грудь с пары метров.

– Хаааа, – Энн глубоко выдохнула воздух из своей груди и потом вновь глубоко вдохнула, чтоб убедиться, что она все еще может дышать.

Она начала судорожно озираться по сторонам.

«Что это было?» – пронеслось у нее в голове. Энн стало не по себе. Ноги онемели. Она включила ночной светильник и выпила всю воду из стакана, что стоял возле кровати, на тумбочке.

От таких странных ощущений Энн долго лежала взбудораженная и не могла заснуть больше часа. Была еще ночь или раннее утро и, наконец, Энн снова задремала, на этот раз спокойным сном без сновидений. Проснувшись утром за 5 минут до будильника, она лениво потянулась и свесила ноги с кровати: «Вау! Вот это да! Ну и сны…»

Окончательно проснувшись, Энн обдумывала свой сон по дороге в ванную.

Несмотря на странные ощущения, она решила во что бы то ни стало попробовать снова парить во сне, полететь куда-нибудь, а, может, постараться снова увидеть Дэнни и его законченный корабль.

«Какие интересные сны… А в самом деле Дэнни делает корабли?.. Или это просто мое воображение?» – рассуждала Энн, собираясь в школу.

– Сегодня п-я-т-н-и-ц-а, последний день учебы, а завтра вы-ход-ной, – с упоением, по слогам, протянула она самой себе.

Выйдя утром из дома, она встретилась глазами с Дэнни на лестничной площадке. «Давай же, скажи что-нибудь», – мелькнуло у Энн в голове. Вместо того, чтобы сказать «привет» или хотя бы улыбнуться, она пробежала мимо, вниз по лестнице, с идиотским ошарашенным лицом.

«Как будто меня током ударило! Вот дура!» – думала Энн всю дорогу до школы.

Идя в школу, она горбилась под тяжестью рюкзака.

– Родители говорят, с рюкзаком полезнее ходить, чем с сумкой. Но не когда он набит кирпичами, – Энн обреченно вздохнула, глядя в лужу на асфальте, ее грудь сжалась, потом она поправила рюкзак, вдохнула и постаралась выпрямиться, – хорошо хоть, что пятница, можно будет, наконец, отдохнуть и как следует порисовать.

«А Дэнни действительно занимается творчеством? – задумалась Энн, сидя на алгебре. – Он всегда такой задумчивый, даже когда улыбается, и учится, вроде, неплохо. И по его чуть грустным глазам можно сказать, что да, наверное, он творческий человек. Но я ни разу не видела его, выступающим на школьных концертах. Чтобы он что-то пел, участвовал в праздничных постановках или выставлялся на новогодней выставке рисунков. Хм… Может, он мастер-интроверт? Мастер своих кораблей. Хотя, почему же, кораблей? Ведь корабли – это только во сне. Да?.. А на самом деле как? Кто он такой? Этот Дэнни. И надо ли мне это узнавать? Но спрашивать у подруг я не буду, а то решат еще, что я в него влюблена. Ой!.. Нет! Буду просто наблюдать за ним. Может, попробовать просто заговорить с ним? Спросить: Дэнни, что ты любишь делать по вечерам после школы? Корабли конструировать?.. Тьфу! Нет, надо придумать другой план. А нужен ли мне план? Может, просто перестать об этом так много думать?»

Энн задумчиво посмотрела в окно.

«Во всяком случае, сны интересные, и я хочу еще разок так полет…»

Вдруг мечтательный полет Энн прервали лица одноклассников, вопросительно повернувшиеся к ней с передних парт. Тишину разрывал почти истерический голос математички:

– Энн! – кажется, это уже не первое ее обращение. – Отвечай на вопрос! Косинус шестидесяти градусов!

– Эээ… Одна вторая!

– Итак, записываем, ответ к задаче: одна вторая.

«Фууууф… – внутри себя Энн сжалась и тяжело вздохнула. – Надо прекращать витать в облаках, хотя бы на уроках алгебры».

– Пссс, Энн… – прошептала на ухо Мэдисон. – Пора тебе вернуться в реальный мир.

«Пора вернуться в реальный мир», – пронеслось у Энн в голове.

Идя со школы домой, Энн смотрела на свою одежду сверху вниз: «А, может, надеть в понедельник в школу белую кофту? Или купить тот красный свитер, который я видела в торговом центре… И зеленую юбку?.. Я в последнее время хожу только в черном или сером. И все время в джинсах… Может, надо что-то поменять?.. Ой, не знаю, я так привыкла ходить в таком. Если даже надеть юбку, то как быть с рюкзаком? Он ведь тогда совсем не будет вписываться в образ…»

Вернувшись домой, Энн обнаружила, что родителей нет дома. Иногда в пятницу мама возвращалась пораньше. Но, видимо, не в этот раз. Она села на край кровати в своей комнате, взяла блокнот и набросала нехитрый эскиз девочки, сидящей за партой, от которой идет облачко мыслей, а в этом облачке – деревянные корабли и силуэт мальчика, сидящего в профиль… Потом нарисовала школьную доску и несколько нечетких теней-одноклассников. В общем, все то, что было сегодня. Энн любила так делать. Образы из головы, ситуации, которые произошли, эмоции и мысли, которые не давали ей покоя, это вошло в привычку – переносить их на бумагу и смотреть, как бы со стороны. После такой терапии эмоции уже не так сильно тревожили Энн. Потому что она верила, что, раз они на листке, значит это уже не в ее голове и можно посмотреть на ситуацию со стороны, а потом дальше жить спокойно, не грузить себя этими тяжелыми эмоциями и не болтаться вокруг да около одной и той же навязчивой мысли.

Обычно вечером перед сном или днем после школы она садилась за блокнот и зарисовывала что-то, не зная, что получится в итоге. Но это ей помогало. И со временем это превратилось в некий ритуал, который Энн соблюдала ежедневно.

Она рисовала какое-то время, иногда даже до тех пор, пока не начнет смеркаться, потом шла на кухню, делала на плите какао, наливала его в большую красную чашку, несла ее в свою комнату и не спеша пила теплый напиток.

Иногда, рисуя, она испытывала усиленную эмоцию той ситуации, что пыталась зарисовать, горечь эмоции того момента накатывала волной внутри нее, в эти мгновения на глаза Энн наворачивались слезы, она плакала. Но после рисования наступало спокойствие, она чувствовала эмоциональное опустошение, но это было даже приятно, эта спокойная Энн ей нравилась больше, чем встревоженная Энн.

Рисование было для нее своеобразной терапией или уже даже стало необходимостью. Кто-то ведет дневник, а Энн вела арт-дневник. После какао она еще раз глядела на свой рисунок, спокойно улыбалась, и свои эмоции и переживания оставляла в нем.

«Расскажу ли я когда-то кому-нибудь о том, что рисую и о том, как это важно для меня? Или это останется со мной? Хочу ли я кому-то об этом рассказать?.. Появится ли когда-нибудь такой человек?.. Как-то страшно, что то, что только мое станет чьим-то еще. А что, если кто-то узнает о моей этой слабости? Или родители найдут мои блокноты?..»