Я замерла, отчего-то думая, что сейчас на меня либо ругань полетит, либо что-то с физическим воплощением. Заслужила я немилость, еще и права качаю. Что за преступница?
Но он не разозлился. Наверное, и не собирался делать это сегодня вечером. Чего он добивается? Попугать меня хочет? Так он уже справился с этим. Там, в темном проулке между домами, с мешком на голове, и амбалами впереди и сзади меня, я ощутила страх, как никогда. Я теперь досконально знала это чувство. Как оно ощущается, когда не знаешь, что тебя ждет, когда не у кого просить помощи, когда знаешь, что провинилась и заслуживаешь что-то подобное.
– Честно говоря, – заговорил он слегка расстроенным голосом. – У меня нет ключа.
Мое сердце ухнуло. Такого ответа я не ожидала. И раскаяния в его голосе я тоже не ожидала.
– И что теперь делать?
Вопрос повис в воздухе. Ничего не происходило. Я едва решилась повториться, как поняла, что меня все-таки услышали. Машина замедлялась.
Страшно мне больше не было, но тревога никуда не делась. Да, его тон добрый, да, если Ваня не ошибся, сам он тоже добрый. Да, дорога вроде городская, да, если бы меня хотели убить или избить или еще как-то физически обработать, то сделали бы это еще в темном переулке. Но что, если он просто психопат? Я ему насолила, и теперь он будет мучить меня просто потому, что… Потому что что?
Когда машина остановилась, я постаралась сжаться в молекулу. Не получилось. Я лишь перекинула колени со стороны двери к середине сиденья заднего ряда. Потом ждала, слушая, как колотится сердце.
Распахнулась дверь, противоположная от той, где я сидела. От неожиданности я вздрогнула. Вроде понимала, что сейчас она откроется, вроде нет ничего пугающего в этом звуке. Но все же мурашки пробежали по телу. Особенно когда я почувствовала, как продавливается сиденье рядом с мной.
Он ощущался не так, как вчера. Но это до тех пор, пока не стянул с меня этот клятый мешок. Вместе с мешком он схватил еще и волосы. Я вскрикнула, отчего он тут же пустил мешок.
– Они пришили его к твоей шее?
Он так это сказал, словно не шутил. Я решила над этим не задумываться и воскликнула:
– Волосы!
– О, прости, прости…
Ему было искренне жаль. Я злилась на его нерасторопность ровно до той секунды, когда ощутила его пальцы на своей шее. Какого черта он делает?
Потом я поняла, что аккуратно снять с меня мешок, не развязав его, будет сложно. Он просто возится с завязками. Оттого и коснулся шеи. Ничего больше.
Но я все-равно почувствовала, как приятно защемило в груди, как скользнула в тело боль, но сладкая. Учитывая особенность моего положения, подобные чувства были неуместны. Категорически. Но как тут справиться, если я прекрасно помнила, как еще вчера его пальцы так же касались меня только… при других обстоятельствах, да.
Соскочили завязки с шеи, затем соскочил и мешок. Я глубоко вдохнула и лишь потом открыла глаза.
– Андрей Литовский, – сказала я.
Я наслаждалась растерянностью в его взгляде. Но не долго. Ровно столько, сколько он сам мне позволил. А потом он сказал:
– Лиза Раскина.
Улыбка слетела с моих губ. Только я почувствовала, что хоть немного владею ситуацией, как он снова меня обскакал.
– Откуда ты знаешь… – начала я, но запнулась.
Мы оба хотели задать этот вопрос друг другу, и оба хотели узнать ответ на него. Так что не было смысла его произносить.
Андрей выглядел сегодня еще лучше, чем вчера. Волосы снова уложены крупной волной с пробором посередине. Глаза прикрыты, словно в удовольствии. И ухмылка. Иногда она обнажала его идеальные белые зубы. Но сегодня я их еще не видела.
Только наряжен Андрей был проще. И вопреки этому сочетался, что ли, с внутренним убранством «Порше». Я была уверена: одень кого угодно так же, как Андрея, посади в этот салон, и он будет выглядеть, как бедняк, который угнал дорогую машину. Но Андрей в любом амплуа выглядел элегантно. Не стать ему актером.
Хотя, надо отдать должное, играл он замечательно. Я правда целую секунду думала, что смогу в этом раунде одержать вверх. Но он узнал мое имя… Откуда?
Мы молчали. Я смотрела на Андрея, он – на меня. Никто не собирался отводить взгляд первым. Не знаю, что он высматривал во мне. Но я искала отголоски тех историй, которые мне рассказывал про него Ваня. Хотя верить Ване не хотелось, кажется, он не врал. Этот тот Андрей. Как я поняла? Не знаю. Но было в нем что-то манящее, хотя меня он скорее отталкивал. Ненормально это, снаряжать людей, чтобы они похищали меня ему на потеху.
– Так что? – сказал Андрей. – Как ты узнала мое имя?
– Ты известная в Крамольске личность.
Мы стояли на обочине, и мимо нас проносились машины. Так быстро, что «Порше» вздрагивал.
– Так ты и вчера знала, как меня зовут?
– Нет, – мигом ответила я. – Только сегодня… навела справки.
Подлетели к кромке волос его брови, выщипанные, идеальные, как и все лицо.
– И где же обо мне есть справки?
Он улыбался немножечко, словно я была щеночком, который сумел его рассмешить. Не знаю, испугался он и так скрывал свой страх, или правда позабавился. Наверное, сыну самого богатого человека в городе стоит бояться, что о нем так легко можно «навести справки». Забавно, что я даже не старалась это делать. «Справки» сами приплыли ко мне.
– Не где, а у кого, – сказала я, тоже пробуя улыбнуться. – У людей.
– У каких таких людей?
Теперь Андрей чуть хмурился. Мне понравилось, что я смогла немного, но озадачить его. Хотелось пожить с этим ощущением подольше. Поэтому я сказала:
– Я уже на три твоих вопроса ответила. Теперь моя очередь спрашивать.
– Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы.
Конечно, я знала об этом. Но вдруг поняла, что испугалась его слов. Андрей еще и голову так склонил, как психованные делают. Я вжалась в сиденье. Секунду просидела так, а потом расслабилась – Андрей рассмеялся.
– Успокойся, – сказал он. – Я ничего плохого тебе не сделаю, просто хотел тебя проучить.
– Проучить? – скривилась я. – Да я чуть не обосралась в переулке! Когда твои прихвостни мне вмазали!
– Вмазали? – Андрей прищурился с недоверием.
Я часто врала, и ничего, кроме досады, не чувствовала, когда люди мне не верили. Но когда говоришь правду, и тебе не верят… Отвратительное чувство.
– В живот, – кивнула я, стараясь, чтобы голос был уверенным или хотя бы безразличным.
Если начну жаловаться, скулить, то Андрей решит, что я лгу.
– Они не должны были, – сказал Андрей. – Я не говорил им делать этого. Только про наручники сказал…
Он сказал это с печалью, а затем провел пальцем по моим запястьям. От этого жеста волнение было лишь неприятное. Хотя его касание ощутилось как что-то мягкое, почти интимное.