В погоне за голубем. Внутри урагана

– Не убью.

Волшебник глубоко вздохнул, набираясь решимости и, наконец оторвав взгляд от пола, начал рассказ, естественно отличающийся от правдивой версии.

– Я гулял по скверу, я не вру! Ну, сначала… А дальше, там, на побережье, услышал какой-то шум и пошёл посмотреть.

– Как ты мог услышать шум на побережье из сквера? – нахмурился мастер. – Туда выходит лишь заброшенная часть, в которую соваться не следует.

– Если бы ты знал, как у меня обострился слух после болезни.

– Да-да, а в сквере выросли кораллы.

– Ладно, пап, хватит. Я уже понял, что облажался.

– И что в итоге?

– Так вот, на чём это мы остановились. Слышу значит крик, а там разбойники какую-то карету захватили, ну и…

– Только не говори, что полез один против банды, – прервал его строгий голос отца.

Кэтсу замолчал. Снова тишина. Оба сидели, смотря друг другу в глаза под неловкое тиканье часов на стене. Проклятые часы. Вечно тикают-тикают, даже когда их об этом совсем не просят.

– Чего замолчал?

– Ты же сказал не говорить.

Блондин лишь устало вздохнул и, протерев шов кусочком влажной марли, сел прямо, разглядывая слегка отходящие чёрные нити.

– Ну что? Разболелся после драки-то?

– Немного.

– Потому что если сказано было держать покой, значит нужно было слушать Лин и не высовываться. Ой, какие мы важные, сидим, глаза закатываем! – в очередной раз упрекнул волшебника мастер. – Ладно, будь здесь, я в аптечке чего-нибудь тебе нарою.

– А Эмиль?

– Сейчас придёт твой Эмиль.

– Мой? Ты его сюда притащил, и он мой? Хотел бы сделать подарок – купил бы книгу, она была бы куда полезнее, а не привозил бы сюда этого шоколадного.

– Ты за такие шутки у меня косточки грызть будешь, далматинец.

– Перестань сейчас же, – фыркнул волшебник. – Ни капли не смешно.

Мастер рассмеялся и, вручив сыну упаковку с мягким белым пластырем, мягко похлопал его по плечу.

– Завтра я поговорю с Лин – спрошу, что мне с тобой на тренировках делать, чтобы не разломать окончательно. А ты давай, клей куда надо пластырь и стели диван. Надо позвать Эмиля…

Но звать Эмиля не пришлось, его изящная фигура показалась в дверном проёме ровно через полчаса, как и было оговорено мастером.

– Я не помешал? – робко спросил юноша, заметив недовольное лицо волшебника.

– Конечно помешал.

– Кэтсу! Нет, всё в порядке, – улыбнулся мастер. – Ладно, мне нужно идти работать. Если вдруг возникнут сложности – я в своём кабинете.

– Извините, а где он находится?

– В соседней комнате. Всё, я вас оставляю. Всем спокойной ночи, не засиживайтесь допоздна.

– Ты же говорил, что в аптечке чего-нибудь мне найдёшь, – в недоумении спросил волшебник.

– Ах да, совсем забыл! Значит ещё вернусь.

Блондин щёлкнул пальцами и, показав на сына указательным пальцем, на секунду завис.

– Или сам найдёшь, уже не маленький. Завтра проведёшь Эмилю экскурсию по территории гильдии и вместе вернётесь на тренировку, хорошо?

– Да пап, – с досадой вздохнул Кэтсу, устало роняя голову на руки.

– Тогда до утра.

– Всего доброго, мастер Курагама, – кивнул в ответ Флёрфиа, и дверь в комнату закрылась.

Мальчики остались одни. Кэтсу, осторожно приклеив белый прямоугольник пластыря, кинул обёртку в мусор и тут же подошёл к своему столу, над которым, как почтовые марки, висели дипломы и грамоты за всё подряд. Эмиль разглядывал их с большим интересом, поражаясь количеству увлечений, перепробованных волшебником. Подоконник треугольного окна был уставлен уже порядком запылившимися кубками и наградами, на трёх крючках рядом висели медали, много, очень много. Золотые, серебристые и бронзовые круглые пластинки на разноцветных лентах мирно спали друг на друге, пока их не разбудило осторожное прикосновение Эмиля, заставив медали звякнуть от испуга. Флёрфиа взволнованно отдёрнул руку и отодвинулся подальше, уставившись на повёрнутого к нему спиной волшебника. Кэтсу всё слышал, но не обратил на это внимание, продолжив разглядывать висящую на стене самую важную в его жизни (как он считал) бумажку – распорядок дня.

«В шесть я обычно бегаю, а что делать теперь, когда мне нельзя бегать? Может заткнуть эту дырку учёбой? Тогда что мне делать с девяти до часу? Нет, так дело не пойдёт…», – рассуждал Курагама, не отрываясь от листка. К новому ритму жизни, как оказалось, не так просто приспособиться, особенно человеку, у которого каждая минута на счету. Кэтсу задумчиво опустил голову и, подставив к подбородку большой палец, обернулся на стоящее в углу комнаты фортепиано. «Может возобновить занятия музыкой? Да не, бред какой-то, я закончил музыкальную школу ещё года два назад! Научиться рисовать? Ненавижу рисовать… А если начать учить наизусть поэмы? Говорят – это полезно для ума…»

Его размышления прервал громкий звук упавшей гитары, рядом с которой как вкопанный застыл перепуганный Эмиль. Кэтсу вздохнул и, устало потерев переносицу, поднял голову на нового знакомого.

– Слушай, парень, может делом займёшься? Вещи разберёшь, там, душ примешь…

– А куда можно положить вещи? – наконец очнулся Флёрфиа.

– Сейчас глянем.

Волшебник неторопливо подошёл к шкафу и, приоткрыв немного дверцу, взглянул на выпадающий оттуда комок вещей.

– Ты знаешь, давай этим завтра займёмся, наверное, устал с дороги.

– Спасибо за заботу, но не стоит так тревожиться, – улыбнулся Эмиль. – у меня хватит сил, чтобы…

– Я сказал устал, – перебил его Курагама, запихивая кучу вещей обратно в шкаф. – До утра полежат в чемоданах. Иди, прими пока душ.

– Ах да, точно.

Немного порывшись в своей длинной походной сумке, Эмиль снова исчез. «И почему нельзя было сгонять в душ, пока мы говорили с папой? Вот же тормоз», – недовольно фыркнул Кэтсу, раскладывая диван. Уже через пару минут в комнате появилось второе спальное место, на него полетели подушки и пледы, а сам волшебник сел в угол между стеной и шкафом, вертя в руке маленькую, еле заметную искорку, как вдруг взгляд юноши упал на лежащий на тумбочке коробок спичек.

Взяв одну, он чиркнул её кончик о шершавую полоску красного фосфора, в комнате запахло жжёным деревом. Рука, очарованная тёплым светом, сразу потянулась к озорному пламени, кончики пальцев коснулись маленького огонька, и по ладони запрыгали крохотные горячие лепестки. Кэтсу отбросил в сторону сгоревшую палочку и, аккуратно провернув кисть, собрал лепестки в один небольшой язычок пламени, вторая рука осторожно легла сверху, превращая язычок в шар размером с теннисный мяч, который в одно мгновение рассыпался в руках своего хозяина. Волшебник напрягся: «Почему оно не слушается?». Ещё одна спичка, чарующие танцы огня по пальцам, шар, и снова не выходит. Что-то всё время то ли сбивалось, то ли просто не получалось, то ли ещё чёрт знает что. После четвёртой спички Курагама решил отбросить эту затею и погрузился глубоко в свои мысли, пока его оттуда не вытащила острая боль в правом боку.