Молк

Удар оказался страшным. Вадим тогда уже встречался с Оксаной и мог наблюдать, как тяжело все члены семьи переживали ее распад. Каждый переживал по-своему: Оксана громко и не стесняясь в выражениях высказывала свое мнение относительно Николая и тех мужчин, которые «кидают» любящих их женщин. Митя впал в апатию. Тогда он учился во втором классе, учился с удовольствием, но после страшной новости едва совсем не забросил все занятия.

Тяжелее же всего по понятным причинам было Анне. «Отца Мити она любила больше, чем моего», – как-то с ревностью заметила Вадиму Оксана. Анна изо всех сил старалась доказать окружающим, что ничего страшного, в сущности, не произошло. Получалось слабо. И за натянутой улыбкой все чаще проявлялось нервное напряжение, выражавшееся в мелких придирках к детям. Анна даже хотела сменить Мите фамилию, но Вадим ее отговорил.

«Не хотел в их семейные дела лезть. Но у пацана есть отец. Сама пусть меняет на что хочет… Она и поменяла – почему-то вернула фамилию первого мужа. А Ксюха просто стала Тимофеевой».

– …Да, конечно, с такими интересами надо становиться историком, – Александр с любовью посмотрел на стенды с экспонатами.

Оксана едва не засмеялась.

– Я понимаю, золотых гор наша профессия обычно не предлагает, – добродушно продолжил Александр. – Но иногда открываются такие тайны мироздания, что никакие деньги не нужны.

– Это какие же? – спросил Вадим.

– Я потом вам расскажу. – Александр Евгеньевич посмотрел на часы. – А сейчас пойдемте объявления расклеивать.

Перед зданием музея была разбита клумба: маленькие цветочки с тонкими листьями окружали стоящий на постаменте бюст Ленина. Владимир Ильич был заботливо кем-то выкрашен в золотистый тон.

– Часть истории. – Александр проследил за взглядом Вадима. – Вот обновляем его периодически.

– И он всегда такой золотой у вас? – усмехнулся молодой человек.

– Раньше белым был. Просто краску такую выделили в этом году… Мы вот и таблички на здании обновили.

На стене музея действительно висели две таблички. Одна, побольше, гласила: «МБУК города Красногвардейск. Историко-художественный музей». Выше на также золоченной табличке был указан адрес: «Улица Тухачевского, дом 10».

– До революции наша улица была Ивановской, – продолжил импровизированную экскурсию Александр. – По стоявшей здесь церкви в честь Иоанна Предтечи. Потом ее переименовали в Красную. А уже в шестидесятые годы прошлого века она получила свое теперешнее название. Правда, непонятно, почему не «Маршала Тухачевского» – обычно добавляют звание.

– У нас в Самаре тоже улица называется просто «Тухачевского» без его звания, – вдруг сказала Оксана.

– Хм, я не помню, – улыбнулся Вадим, удивившись топонимическим познаниям жены.

– А должен бы помнить. – Оксана смотрела на табличку. – Мы нашу с тобой свадьбу праздновали в кафе на той улице.

«Ах, извините. Я был слишком счастлив, чтоб название улицы запоминать».

– И Тухачевский вас благословил, – улыбнулся Александр Евгеньевич.

– Не уверен, что такое благословение нам нужно. – Вадиму захотелось взять жену за руку, но он оставил эту мысль. – Я имею в виду – от такого человека.

– Не любите Тухачевского? – с мягкой улыбкой спросил старик. Почему-то эта улыбка не понравилась Вадиму.

«Это снисхождение профессионала до любителя. Конечно, он-то много лет наукой занимается, а тут я с завода с „профанским“ мнением своим».

– Дело не в «люблю – не люблю». – Вадим покосился на жену, та читала что-то в телефоне. – Вам же известно, что он творил в Кронштадте и Тамбове?

– Известно, – кивнул Александр Евгеньевич. – Вадим, я понимаю ваше негодование. Вам может показаться, что мне не жалко тех людей, но это не так. Просто история – наука жестокая. Особенно когда видишь, какой вред человечеству наносит мягкотелость отдельных лидеров. А Тухачевский – человек незаурядный. Не побоюсь этого слова, великий.

– Но ведь и ваш великий Тухачевский стал в итоге жертвой «не мягкотелости», – сказал Вадим. – И что толку от всего его величия? Немцев мы все равно тогда не догнали. Только людей уже не вернуть.

Вадим вдруг заметил, что Оксана одобрительно кивнула. Это наполнило его душу нежностью.

– Знаете, Вадим… – Александр на мгновение задумался. – Вы правы во многом, но как вам сказать: иногда величие человека заключается в том, что именно он что-то начал. Пусть и не довел начатое не то что до конца, а даже до середины. Он как бы кинул в воду камень, от которого разошлось множество кругов. Вот таким человеком был Тухачевский. Кстати говоря, арестовали его в тысяча девятьсот тридцать седьмом именно в вашем городе…

В разговоре возникла пауза. Вадим слушал щебет воробьев вперемешку с одиноким карканьем вороны.

«На какую фигню мы сейчас тратим время? Надо пацана искать! Дался мне этот Тухачевский долбаный…»

– Я вас немного провожу, а дальше сами. – Александр повел Вадима и Оксану через площадь. – Пошел бы с вами, да ноги болят…

Вадим оставил машину возле музея, решив, что по району удобнее будет ходить пешком.

– И так спасибо, – сказала Оксана. – Возитесь с нами…

– Дети – наше будущее. – В лице Александра появилось что-то мечтательное. – К тому же я не хочу, чтобы вы плохо думали о нашем городе. Мы активно развиваемся, и дурной славы нам не нужно.

– Но ведь и кроме Мити есть пропавшие. – Вадим смотрел по сторонам.

В принципе, город Вадиму нравился – здесь было уютно. Музей находился в старой части города, среди таких же домов середины прошлого века. Дальше шел частный сектор – некоторые дома были староваты, но рядом с ними строились и вполне приличные современные коттеджи. В другой стороне Вадим увидел строящиеся же многоэтажки. Много зелени, птички поют – прелесть просто.

– Да, – с явным сожалением согласился Александр. – В этом году какая-то эпидемия. Обычно за лето пару человек ищут. Я по газетам сужу, конечно, но не думаю, что слухи не расходились бы. Но я верю, что все ребята найдутся – может, они просто пошли в поход… А если Митя найдется, вы останетесь на праздник?

Вадим с удивлением посмотрел на собеседника.

«У них тут действительно все разговоры о празднике?»

– Я не думала об этом, – ответила Оксана, и ее голос задрожал.

Александр взял девушку за руку:

– Оксана, я не хотел вас расстраивать. Наоборот, я верю, что с Митей все хорошо – дети иногда шалят.

Увлекся просто, убежал, а теперь стыдно вернуться… Просто мне хочется, чтобы он и вы отпраздновали с нами. Мне всегда нравился наш летний праздник, а в этом году администрация обещала что-то потрясающее. Безусловно, мы не столица…

– Да и мы не столица, – улыбнулась тронутая словами старика Оксана.

Вадим же не улыбнулся. С изумлением, грозящим перейти в ужас, мужчина смотрел на стену полуразрушенной церкви. «Или это и сейчас склад?»

Стену украшало огромное изображение («Христа? Предтечи? Кто это вообще?») человека: прямой нос, чуть сжатые губы, морщинка между ровных бровей, длинные темные курчавые волосы.

«И то же явное желание сожрать…»

– Александр. – Вадим попытался изобразить спокойствие. – Вы не знаете, а кто это изображен здесь?

Старик подошел и, как показалось Вадиму, с удивлением посмотрел на изображение.

– Не знаю, – сказал Александр Евгеньевич. – Церковь была освящена в честь Иоанна Крестителя, но здесь отсутствуют элементы иконографии этого святого: нет ни одежды из верблюжьей шерсти, ни цитат из Евангелия, ни купели… Ни нимба, наконец.

– Зато есть эти желтые цветы, – поморщилась Оксана. – Бешеный хворост.