Живые

В тот день Сашок проснулся раньше обычного. Первый раз он провожал папу в дорогу и очень волновался. Он старался показать папе, что точно-точно готов встать рано утром и пойти провожать его на автобус.

Уже в пять утра он казался бодрым, не выглядел сонным. И всё же был он не по годам серьёзным – понимал, что папе сначала долго ехать на деревенском автобусе, потом на городской маршрутке, оттуда на самолёте и снова автобусом, потому и отстал от Михаила быстро. С особым восхищением смотрел мальчишка на оставленные пролетающими самолётами белые полосы на синем-синем небе, а теперь думал, что и его папка вот так пролетит над ним, будет махать рукой в окошко, но Сашка отсюда не увидит и будет сонно щуриться, смотря на плывущую по небу крылатую машину. Он с горящими глазами уставился в рассветное небо и почти увидел, почти разглядел иллюминаторы на маленьком самолёте.

– Идём, сынок.

Катерина поцеловала мужа в щёку и взяла сына за руку. Втроём они вышли за ворота и неспешно двинулись к автобусной остановке на другом конце деревни. Шли медленно, Саша то отходил сорвать травинку, едва вылезшую из земли, то отпинывал попавший под ноги камень, то убегал куда-то вперёд и махал родителям из-за ближайшего столба, чтобы те догоняли. Миша вёл Катеньку под руку и говорил, говорил, говорил.

– Ты же знаешь, сейчас не съезжу – ещё лет пять не смогу их увидеть. А в следующий раз и вас с Сашком обязательно возьму. Как раз подрастёт, неугомонность пройдёт – полегче в дороге будет. Чай не два часа на автобусе доехать надо.

– Да я всё понимаю. Ты не переживай. Мы справимся.

И какое-то время они шли молча, наблюдая за сыном, время от времени улыбаясь, когда тот показывал сорванный листик или пойманную раннюю бабочку. Миша нервно постукивал ладонью по бедру, будто наигрывая какую-то одному ему слышную мелодию, и задумчиво всматривался за горизонт, пытаясь понять, от чего же ему в последние дни так тяжело на душе.

* * *

Тревога у него появилась где-то за пару недель до отъезда. Сначала Михаилу показалось, что он просто волнуется перед дорогой – шутка ли столько транспорта нужно сменить, а главное – не опоздать на самолёт, который летал по нужному направлению всего раз в сутки. Но чем ближе был день икс, тем больше тревожился Миша – то из рук всё падало, то стреноженный конь находился спустя сутки где-то в подлеске с развязанными путами, то сердце резко начинало стучать быстро-быстро, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Мужчиной Михаил был крепким, не верил ни в какие знаки и прочую ерунду, но нет-нет да задумывался, что не стоит ехать, будто что-то хотело, чтобы он остался. Но всё же поехал – давно ведь запланировал, да и билеты невозвратные.

При этом понять, откуда именно появилось это ощущение, он не мог. Переживал за перелёт, конечно, но не помнил за собой таких волнений раньше. Всё же не первый раз ехал, знал по часам, где и когда должен быть, чтобы успеть на все пересадки. Да и все поездки обычно переносил стойко – да, волновался и плохо спал в ночь перед дальней дорогой всегда, но чтобы так? Он понимал, что что-то просит, нет, требует, чтобы он остался с семьёй, но и там, в далёком родном городке, его тоже ждали.

И сейчас оставлял Михаил родных с тяжёлым сердцем – что-то его беспокоило, но, не оформившись в понятное и объяснимое чувство, только зря терзало душу. Он не спал почти всю ночь, переворачивался с одного бока на другой, но сон всё не шёл, и уже в четыре часа утра он встал, по привычке вышел дать корма и воды животным, а вернувшись в дом, проверил небольшой чемодан и дорожную сумку, чтобы не забыть ничего важного.

Ему казалось, что он что-то забыл, что-то, что должен был взять обязательно. Он будто оставлял это в деревеньке, а без этого поездка начинала казаться ему бессмысленной и какой-то пустой, даже несмотря на то, что планов на неё было достаточно.

* * *

– Ты чего задумался? – спросила обеспокоенная внезапным молчанием мужа Катерина.

– Плохо спал что-то. Дорога беспокоит, сама знаешь.

– Ничего, сейчас в автобусе отоспишься – столько времени будет. А там и в самолёте поспишь.

– Обязательно, – ответил Михаил, приобняв жену.

– Мам, пап, смотрите!

Крик сына заставил супругов остановиться и присмотреться – по небу медленно кружил ястреб, выискивая беззащитную добычу. Сашка всматривался в полёт птицы, прислонив ладошку ко лбу, родители стояли рядом, наблюдая, как хищник постепенно сужает круги и спускается к земле.

Тёмная точка, оформившаяся в крупную птицу, кружила над домом Катерининой одноклассницы. Михаил постучался в ворота, чтобы предупредить семью, которая могла в считанные минуты лишиться какой-нибудь пробравшейся во двор курицы.

– Кеш, – мужчина кивнул и указал на кружащегося ястреба. – У вас тут добычу ищут, никакой цыплёнок не сбежал?

– Спасибо, Мих. Пойду проверю и закрою всех. Он вторую неделю вылавливает – уже пять цыплят удавил, а мы отследить не можем.

Мужчины пожали друг другу руки, и семья отправилась дальше, радуясь случайному спасению цыплят. Катерина пожелала, чтобы пропажа птенцов стала худшим в отъезде мужа, лишь бы всё остальное прошло гладко. Ей хотелось успокоить себя хотя бы так. Михаил с беспокойством посматривал на жену, понимая её тревогу.

* * *

Старая остановка с покосившейся скамейкой была пустынна, будто и не ждала никаких пассажиров. Тихое утро прорезал крик старой вороны с крыши покинутого, уже давно покосившегося дома, притулившегося в начале главной улицы. Супруги обернулись на резкий звук, Катерина стиснула руку сына и выдохнула.

– Что-то неспокойно мне, Миш, – Катерина посмотрела на мужа, который через десять минут будет ехать в старом деревенском автобусе, и постаралась запомнить всё до последней мелочи – и родинку под губой, и морщинку между бровями, и шрам возле правого глаза. – Ты осторожнее там в дороге, береги себя. Ладно?

– Куда уж я денусь! И вы тут без меня не скучайте. Хорошо? – он потрепал по макушке сына и спросил со всей серьёзностью: – Помнишь, что ты за главного, Сашок?

– Помню, помню, – бросил мальчишка и, завидев появившийся из-за поворота гудящий пазик, уже радостно крикнул: – Там автобус!

Прощались, как будто навсегда. Михаил аккуратно, но крепко обнимал жену, вдыхая запах её волос, чуть травяной от её любимого шампуня, потом подбрасывал в воздух сына, и широко-широко улыбался, пряча тревогу глубоко внутри, уже сейчас начиная скучать по родным.

Глава 3

Двенадцать лет назад

В доме было прохладно. Конец августа выдался тёплым, но ночи были уже совсем стылыми и ранним утром, подтопив остывшую с вечера печь, Анна Ивановна собирала внучке бутерброды в дорогу и что-то шептала сама себе под нос.

– Бабуль, ну не нужны мне эти бутерброды, тут ехать – часов пять от силы со всеми пересадками, уж не проголодаюсь за это время, плотно же позавтракала, – Катерина упаковывала в дорожную сумку тёплую кофту, чтобы быстро её достать в случае чего.

– Проголодаешься, проголодаешься, куда ж денешься. Да и не сразу же пересадку сделаешь, по городу погуляешь, а потом дальше поедешь. Что я, внучку свою не знаю?

– Кроме тебя никто и не знает, ба.

Девушка обняла старенькую женщину, и ещё несколько минут они стояли в обнимку, будто разлучались навсегда, а не на пару месяцев, пока Катерина не приедет на ноябрьские праздники. И уже потом Анна Ивановна отпустила внучку, заправив той за ухо выпавшую прядку волос.

– Ты бутербродики-то всё равно возьми, пока до общежития доедешь, пока заселишься. Сколько ещё времени пройдёт. Успокой бабушкино сердце. Ладно?

– Хорошо, хорошо. Ба, а ты не видела мои туфли? Куда-то запихнула их с вечера, а теперь найти не могу.

– В сенцах посмотри, вроде там оставляла.

Катерина выглянула за дверь – туфли стояли в уголке, сверкая начищенными боками. Девушка подхватила их за задники и поставила рядом с вешалкой на входе в дом, чтобы немного отогрелись внутри от уже по-осеннему холодных августовских ночей.

– Действительно, в сенцах.

* * *

Катерина несла в одной руке дорожную сумку, забитую только самыми необходимыми на первое время вещами, другой под руку вела Анну Ивановну. Дорога до остановки была не самая близкая, но водитель обещал дождаться, если они не успеют к назначенному времени. Бабушка с внучкой шли почти через всю деревню, наблюдая, как просыпаются жители, выгоняют на улицу скотину и готовятся к новому дню.

– Как я тут буду без тебя, деточка?

– Я буду звонить тебе каждую неделю, ба, ладно? Рассказывать про свою жизнь, про что-нибудь новенькое, про занятия. Ты только не переживай сильно, я справлюсь, ты же знаешь.

– Знать-то знаю, только сердцу не объяснишь, что ты взрослая и сама справишься. Как в общежитие заселишься, сразу мне позвони. Я хоть буду знать, что ты добралась и устроилась. А вещи тёплые я тебе через пару неделек отправлю, мне Татьяна с почты поможет всё оформить.

Они подошли к остановке как раз в тот момент, когда к ней подъехал старенький автобус. Тёмно-зелёный пазик, дребезжа, остановился перед ними, Катерина порывисто обняла бабушку и забежала в заботливо открытые кем-то из пассажиров двери. Анна Ивановна махала вслед автобусу, пока тот не скрылся за поворотом.

Всю дорогу Катерина рассматривала сменяющиеся за окном пейзажи и радовалась каждой увиденной речке, хотя все они были похожи между собой, отличаясь только названиями. Даже ограждения у всех были одинаково проржавевшие и с осыпавшейся краской. Но было в этом ощущении что-то такое приятное, из детства – как будто ей снова семь, они едут в соседний городок на таком же автобусе, а мама аккуратно толкает её локтем в бок и шепчет: «Смотри, доча, речку проезжаем. Быстрее, а то всё пропустишь!» Маленькая Катенька открывала глаза, тёрла их со сна и, держась кончиками пальцев за резинку окна, наблюдала, как величественно несёт свои воды старая река.

Мамы не было уже много лет, Катерина привыкла ездить одна, но всегда, всегда ждала мостов и рек, чтобы вспомнить и поймать то ощущение из детства, хотя чаще просто вздыхала очень грустно и поглаживала давным-давно побелевший шрам на животе.

* * *