Ребенок его любовницы

– Я…

– Хватит! – не сдерживаясь, кричу. Из горла вырывается какой-то совсем детский, обиженный всхлип, и я прижимаю ладонь к губам, чтобы этого не повторилось. Мотаю головой, не смотрю на Руслана и добавляю уже тише: – Ты меня не переубедишь.

Ветров вздыхает и прячет ладони в карманы брюк. Я успеваю заметить, что его руки дрожат, но ничего не говорю. Даже стараюсь мысленно не цепляться за эту деталь, потому что понимаю: мне необходимо подавать, растоптать, уничтожить жалость. Она до добра не доводит.

– Я сделаю вид, что поверила в рассказ про визит к маме. Опустим тот факт, что тебе не пришло в голову позвонить и предупредить меня о задержке, когда поставил телефон на зарядку. Забудем о том, что от тебя разит алкоголем.

– Я не лгу, Ксе… Ксюш. Если хочешь, могу набрать маму и ты сама ее спросишь…

– Ветров. Сейчас ты едешь домой. Утром я жду с вещами, ляжешь с Сашей вместо меня. После выписки исчезнешь из моей жизни, как и обещал. Наймешь няню. Все ясно?

Я выжидающе уставилась на Руслана, гордо задрав подбородок. Несмотря на то, что внутри все звенело от напряжения, старалась придать себе как можно более уверенный вид.

– Я заслужил, – отвечает муж, переводя взгляд куда-то в сторону. Хочется оглянуться и посмотреть, что он такое интересное увидел, но потом до меня доходит: Ветрову стыдно смотреть мне в глаза. Та часть меня, что до сих пор зализывает раны после предательства, ликует от радости. Упивается болью человека, который сделал мне больно. – Но я прошу тебя подумать еще раз, Ксюш.

– Ты издеваешься? Тебе нравится доводить меня до нервного срыва? Унижать? Руслан, ты бы стал ухаживать за моим ребенком от чужого мужчины?

Он вздрагивает, будто я его ударила. Смотрит не меня шокировано и молчит. Я расцениваю это молчание за ответ и разворачиваюсь, чтобы уйти, но Ветров вновь меня останавливает:

– Пожалуйста, Ксюша. Мне не найти сейчас няню. Только не сейчас!

– А в чем проблема? Мы не в деревне живем, уверена, что в городе-миллионнике есть нормальное агентство. И хватит меня уже трогать, Руслан! – сбрасываю его руку со своего плеча. Не обернувшись иду ко входу в стационар, но замираю, когда мне прилетает в спину:

– Я не могу сейчас оплачивать услуги няни. Нет у меня таких денег.

Оборачиваюсь и смотрю на Руслана с прищуром, скрывая свое удивление от услышанного:

– Я же перевела тебе половину денег за машину. Куда ты их дел?

На лице Ветрова отражается целая гамма эмоций: злость, страх, вина, обреченность. Он открывает рот, чтобы ответить, но спустя мгновение поджимает губы и кивает:

– Хорошо, я приеду утром. Если буду нужен – звони, телефон теперь всегда рядом со мной.

– Стоять! – в этот раз уже я хватаю его за руку, но удержать Руслана не получается. Он хватает свой портфель с подоконника, отталкивает меня и сбегает в сторону лестницы.

Какого черта происходит? Почему я перестала узнавать человека, за которого выходила замуж? С Руслана слетела маска или мы на самом деле настолько сильно отдалились, что перестали понимать друг друга?

Мой взгляд падает на окно, у которого стоял Руслан. Оно выходит во двор больницы, прямо на ворота парковки. Подхожу ближе и замираю в ожидании.

Через пару минут вижу Ветрова. Он сбегает вниз по ступенькам крыльца и устало опускается на скамью. Хлопает себя по карманам, видимо, в поисках сигарет, но так и не достает их. Закрывает лицо ладонями и сидит неподвижно, сгорбившись и будто отключившись от окружающего мира.

Я знаю, что мне нужно вернуться в палату, и так уже прилично задержалась, но не могу заставить себя сдвинуться с места. Сердце с сумасшедшим ритмом лупит по грудной клетке, а глаза вновь затягивает пелена слез, потому что мне… больно.

Больно видеть Руслана таким. Больно ощущать пропасть между нами. Больно осознавать, что разрыв окончателен и необходим.

Больно, больно, больно!

Замахиваюсь, чтобы в сердцах ударить по стеклу, но мгновенно останавливаю себя. Сжимаю и разжимаю кулак, усилием воли отрываю взгляд от сгорбленной фигуры Ветрова и иду к себе в палату.

Только открыв дверь и переступив через порог, понимаю, что всю дорогу ревела. Санитарка, которая сидит на стульчике у кроватки Саши, при виде меня вскакивает, щелкает пультом от телевизора, вырубая и без того тихий звук, и всплескивает руками:

– Ты чего ревешь, милая? Доктор что-то сказал?

Мотаю головой и плетусь к своей кровати. На Сашу даже не смотрю, потому что единственным осознанным желанием является пореветь в подушку.

– Муж гадостей наговорил? – не унимается санитарка. Я смотрю на нее, вновь отрицательно мотаю головой, сажусь на край кровати и… взахлеб рассказываю ей обо всем. Сбиваюсь, теряю детали, всхлипываю, размазывая слезы. Замолкаю лишь через некоторое время, впав в какое-то странное для меня оцепенение.

– Кошмар, – выдает на выдохе моя внимательная слушательница, хранившая молчание на протяжении всего монолога. – Я словно кино по «России» сейчас посмотрела.

Издаю нервный смешок. У самой ощущение, что моя жизнь превратилась в бездарный сценарий мелодрамы, которую я, будь зрителем, а не участником, высмеяла бы.

– Не реви, ясно? Тебе стыдиться нечего. Сердцу не прикажешь. Когда любишь человека – поможешь ему в любом случае, сколько бы боли он тебе не причинил. Потому что иначе поступить не можешь, по себе знаю, – улыбается женщина. Достает из кармана своего халата упаковку бумажных платочков и протягивает мне. Вытираю слезы. От истерики остались только сухие, судорожные всхлипы. – А муж твой… Не возьмусь судить, не имею права! Легко назвать человека козлом, рассудив по его поступкам, а что там за грудиной у него творится, в душе – одному Богу известно. Да и… Жизнь, бывает, такой финт выделывает, что не удивлюсь, если вы опять сойдетесь.

– Это невозможно! – категорично звенит мой голос, а затем я саму себя обрываю, покосившись на задремавшего Сашку. Санитарка перехватывает мой взгляд и вздыхает:

– Да уж… Какое примирение может быть с таким напоминанием о предательстве. Не смогу назвать и одну женщину, которая нашла бы в себе силы нагулянного ребенка воспитывать.

– Да причем тут это! – досадливо возмущаюсь я, правда, шепотом. – Руслан и не нуждается в моем прощении. Не просится обратно.

– А если бы просился?

– И как это? Он изменил. Предал. Обманул. Другой в любви клялся.

– А ты слышала? – хмыкнула женщина.

– Что именно?

– Как он в любви ей клялся. Девочка моя, ты молодая, взращенная на современных психологах и этих… тренингах… А жизни не знаешь. Бывает вцепится баба в мужика женатого, и он сам не поймет, как в койке с ней окажется, – морщится моя собеседница.

– Это как?

– Да разные ситуации бывают. Ты мне сейчас что сказала? Муж твой даже объяснять ничего не стал. О чем это говорит?

– Признался. Обрадовался, что самому не пришлось ничего объяснять.

– Нет, милая. Молчание твоего неблаговерного означает лишь то, что ничего ты о ситуации не знаешь. Домыслы одни. Твои домыслы, приправленные обидой и болью.

Смотрю на женщину, закусив губу. Внутри – буря протеста. И понимание того, что отчасти она права. Недавно же думала о том, что недосказанность между мной и Русланом висит грузом на душе.

Нет, я не хотела ковыряться в подробностях его романа. Мне хотелось получить ответ лишь на один вопрос – почему? Почему он, встретив другую женщину, заведя длительные отношения с ней, узнав, что она беременна, не пришел ко мне и не сказал правду? Зачем лгал?

– Только вот что я тебе еще скажу. Слышала, что встречаются мужчины, которые, раз изменив, раскаиваются и потом всю свою жизнь только на жену и смотрят. Слышала, да. Но не видела.

– Вы сами себе противоречите! То не виноват, она сама его соблазнила, то изменщик будет и дальше изменят.

– А жизнь такая и есть. Противоречивая, – качает головой санитарка и встает со стула. – Пойду медсестру потороплю, что-то она к вам не торопится.

Остаток вечера для меня пролетает очень быстро. С облегчением выдохнуть я смогла только после полуночи, забравшись под одеяло. И хотя день подарил массу нервотрепки, засыпаю я почти сразу, провалившись в темноту, которая только и рада новому гостю.