Космические менестрели

Но лёгких путей наш алкающий взор

Не ищет, не жаждет и не принимает.

Саманта подхватила знакомый напев, Грег и Эдди одновременно включились в исполнение, и вот уже весь зал затянул архаичные, но такие родные сердцу строки.

Наш путь – среди хладных задумчивых вех,

Горячих светил и планет многогранных,

В какой стороне не ступал человек,

Туда мы стремимся, мечтою объяты.

Мы знаем вкус соли на терпких губах,

Слепящие вихри, безмолвность галактик.

Но нам – космолюдям – не ведом ни страх,

Ни чёрной дыры иллюзорность объятий.

Абсолютно все – и старатели, решившие побыть бунтовщиками, и управляющие, названные угнетателями – пели, смаргивая слёзы сопричастности. Они не разбирались в сложных, старорежимных оборотах, многие слова песни были для них лишь знаками, маркерами эпохи активного освоения космоса, но всё это вместе вызывало детский восторг и трепет.

Мы вместе, мы – сила. Рассеется мрак

Пред нашим упрямством в процессе исканий.

Кто мира страшится, тот сам себе враг,

Но мы не такие! Галактика с нами!

И всё – бунт кончился. Начался настоящий пир с песнями, плясками и всеобщим братанием. Старатели выступали сами и заставляли гостей.

Глубокой ночью осипшие, но довольные пилоты вернулись на свой корабль. МакКейн хмельно подтрунивал над Эвой, пророча ей карьеру певицы, та беззлобно отшучивалась, Эдди спал на ходу, а Саманта несла охапку невероятных цветов, подаренных ей очарованными рабочими.

Утром станцию было не узнать: деловито сновали ремонтники, мягко жужжали механические уборщики, светилась информационные табло, отмечая смены, время приема пищи и вечернюю телепрограмму, и только где-то вдалеке были слышны возмущенные крики заведующего оранжереи, откуда вечером украли лучшие цветы.

Путь домой был тих и привычен, лишь Эвелина ходила серьезная.

– О чём ты всё время думаешь? – спросила как-то Сэм.

– Об отчёте, – призналась капитан.

– Ну и?

– Не отчёт, а «Записки сумасшедшего».

– Да ладно, – рассмеялась подруга. – Дай шефу тоже повеселиться. Он человек умный, он оценит.