– Привет, – он расплылся в расслабленной улыбке. Волосы торчали в полном беспорядке, а из номера доносился звук телевизора. Похоже, он всё ещё валялся в постели.
– Прогуляешься со мной сегодня?
– Куда?
– В мой старый район.
Его глаза блеснули, он как будто окончательно проснулся и внимательно на неё посмотрел.
– Конечно.
Алисия едва не подпрыгнула на месте от радости.
– Отлично! Тогда через час в фойе.
Вернувшись в номер и застав Клару одну в задумчивости, Алисия сразу прошла в душ. Затем высушила волосы, накрасилась, долго перебирала одежду и раскладывала по местам вещи, доводя уже существующий порядок до идеальности. Время еле ползло. Наконец, за пять минут до назначенного срока Алисия схватила куртку и шапку и, попрощавшись со всё ещё притихшей Кларой, сбежала в гостиничный холл. Том был уже там.
– Куда идём? – он оторвался от телефона и улыбнулся. Кудри теперь аккуратно и живописно вились по всей голове, иногда падая на лицо. Лёгким движением он заправлял их за ухо. Алисия подумала, что именно эти блестящие тёмные локоны делают его таким прекрасным. И если их состричь, он потеряет большую часть своего обаяния. Так и запишем – это просто кудрявое наваждение.
– Гулять по знакомым местам! – весело сказала Алисия и первой вышла на улицу.
Сегодня мороз немного отступил. Солнце с высоты ярко-голубого неба слепило глаза. И хотя было только начало февраля, уже чувствовалось приближение весны.
– И всё же куда мы идём? – спросил Том, догоняя Алисию.
– Для начала – в самый лучший парк Чикаго! Я покажу. Здесь недалеко.
Они пересекли несколько кварталов и небольшой мост через канал, прежде чем добрались до парка Миллениум.
– На самом деле здесь целая сеть парков и разных монументов, – сказала Алисия.
Они прошли мимо невысоких колонн, которые полукругом огибали не работающий в это время года фонтан. Тёмные ветви деревьев слегка покачивались на фоне яркого неба. Чёрные мокрые дорожки резко контрастировали с белым снегом, лежавшим тонким слоем на газонах. Солнце так пригревало здесь на открытом месте, что было ясно: снежному покрову долго не протянуть. Они миновали площадь Райли и вышли к самой известной скульптуре Чикаго – Клауд Гейт[1 - Зеркальная скульптура в форме боба.].
– Ха! – воскликнул Том, подбегая к зеркальной фасолине. – Да она здоровенная! Я думал, она меньше.
Днём в выходной день на площади перед постаментом было полно народу.
– Её установили, когда я приехала учиться. Тогда это место было в новинку даже для местных. Мы часто сюда приходили, – Алисия улыбнулась своим воспоминаниям и погладила зеркальный бок. – Привет. Давно не виделись…
Том дурачился, разглядывая своё отражение в скульптуре, и фотографировал.
– Сфотографируй меня, – попросил он.
Алисия взяла телефон и сделала несколько снимков, стараясь поймать его в полёте, когда он пытался допрыгнуть и задеть рукой свод боба.
– Вряд ли у тебя получится, – смеялась она. – Здесь высота больше трёх метров!
– Я не из тех, кто сдаётся! Разве ты ещё не поняла?!
Он продолжал прыгать.
– Нет, похоже, фасолина победила! – выдохся он наконец.
– Она тоже не из тех, кто сдаётся, – усмехнулась Алисия. – Она даже в тридцатиградусную жару остаётся холодной!
– Да ладно! – восхитился Том.
– А чему ты удивляешься? Она же полностью отражает солнечные лучи.
Они пересекли оживленную трассу по мосту Бритиш Петролеум[2 - Изогнутый пешеходный мост, проходящий над Коламбус драйв и соединяющий парки Миллениум и Магги Дейли.]. На самой высокой его точке Алисия остановилась.
– Люблю это место, – она вдохнула воздух и огляделась.
Отсюда открывался вид на парк Магги Дейли и теннисные корты с одной стороны и высотные здания делового центра Чикаго – с другой. Всё выглядело таким же, каким она запомнила.
– Вон там должна быть уличная кафешка, – сказала Алисия, когда они спустились с моста. – Да, точно! Это она! Цвет вывески поменялся только. Мы ходили сюда кататься на коньках. Там у кафе вход на каток. Это длинная замкнутая дорожка. Мы проезжали несколько кругов, а потом ели здесь бургеры и пили горячий чай или какао…
Алисия остановилась между деревянными столиками. Половина из них была занята. Люди приходили сюда целыми семьями. Сердце снова защемило при виде радостных детей, дёрганых подростков и утомлённых всем на свете родителей.
– Хочешь покататься? – спросил Том, вырастая за плечом Алисии. Она колебалась несколько секунд, глядя на весёлые лица скользящих по льду людей.
– Нет… не сегодня… пока ещё нет, – она слабо улыбнулась в ответ на его внимательный взгляд. – Давай лучше съедим чего-нибудь.
Они взяли по гамбургеру с чаем и сели за свободный стол.
– Значит, ты хорошо катаешься на коньках, – сказал Том.
– Ну, вроде того, – кивнула Алисия. – Пять лет в фигурном катании дают о себе знать.
– Правда?! Ты занималась фигурным катанием?! А почему бросила?
– Я не бросала. Травма, – коротко сказала она. – Колено уже никогда не будет прежним.
– Болит?
– Только когда сильно его напрягаю. Несколько кругов ещё могу, но профессионально – нет.
– Сколько тебе было лет?
– Одиннадцать. Два месяца в больнице. Кстати, тогда и был самый первый раз, когда я начала писать, – усмехнулась Алисия. – Я жутко страдала. Не столько от боли, сколько от жалости к себе и обиды на своего тогдашнего партнёра. Он пришёл ко мне в больницу всего один раз и только для того, чтобы сказать, что он не будет ждать моего выздоровления. Ещё не было понятно, как сильно эта травма отразится на мне. Ему быстро нашли новую партнёршу. Он был на два года меня старше и уже тогда метил высоко. Абсолютная целеустремлённость и самоуверенность. До сих пор помню, как он со мной говорил в тот день. Как с неудачницей.
– Жестоко.
– Да… особенно, если учесть, что я была в него безумно влюблена.
– Да ладно!
– Ага. Страдала жутко, говорю же. Мама принесла мне блокнот и ручку в палату. Сказала, что я могу писать в нём всё, что мне вздумается. У меня очень хорошая мама, – Алисия улыбнулась. – Сначала я писала о том, что мне тяжело, грустно, больно. А потом я начала мечтать о Руслане – так звали того парня – о том, как он вдруг понимает свою ошибку и признаётся мне в любви. Ну и всё такое прочее…