Ковен тысячи костей

В черной шелковой майке, которая больше подошла бы для спальни, и обтягивающих лосинах, подчеркивающих ее узкую талию и округлые бедра, Тюльпана смотрелась так, будто собиралась танцевать стрип, а не занималась бюрократическими вопросами ковена. Развернув в руках ежедневник, она пролистала несколько страниц и показала мне разворот. Наращенный ноготь демонстративно ткнулся в пометку размером с целую страницу, сделанную кровавыми чернилами.

– Оборотень, – сообщила она то, что я и так успела прочесть, сощурившись. – Еще один. В Саут-Хиро. Жертв пока нет, но шорох он навел знатный! Выломал бойлерную печь на птицефабрике и перепугал бедных фермеров. Нужно объяснить ему: или он ведет себя прилично, или убирается с нашей территории! Ты должна была поехать туда сегодня, помнишь? А вечером у тебя по расписанию встреча с неприкаянной, которая повадилась дурить жителей Уиллсборо – она наводит на них порчу, а потом сама же ее и снимает. Ишь, чего удумала! Это я изобрела этот трюк, – фыркнула Тюльпана и, поправив изумрудную фибулу в платиновых волосах, вдумчиво пролистала еще пару страниц. – Кстати, тебе давно пора разобраться со стаей демонов-эмпуз, ну тех, которых смертные зовут этим модным словечком «вампиры». Они снова опустошили запас крови в Берлингтонской больнице! Так что мы должны…

Чем больше я слушала, тем меньше я слышала. Диего, предвидя, что это затянется надолго, проскользнул мимо и уже развалился на диване перед камином в гостиной, выскребая из спутанных волос мелкий хворост. Баби помогал ему, впорхнув следом с улицы и подмигнув мне единственным целым глазом. Из его раскуроченной обескровленной грудины торчали тыквенные семечки.

– Одри, ты еще здесь?

Я вяло кивнула, расшнуровывая ботинки. Тело жутко ныло после двухчасовой прогулки по лесу и борьбы с неподатливыми лианами. Все, о чем я могла думать, – это о запахе глинтвейна, варящегося на кухне, и горячей ванне с эвкалиптом, что снимет не только напряжение в мышцах, но и стресс. Однако Тюльпану не беспокоило ни мое физическое, ни моральное состояние: даже не замечая, как я пытаюсь улизнуть наверх, чтобы спрятаться от этих вездесущих ковенских дел, она все тараторила и тараторила.

– Стоп! – наконец-то прервала Тюльпану я, когда почувствовала, как дергается правое веко. – Слушай, я только что расправилась с отрядом прожорливых фэйри, которые пытались освежевать нас на ужин. Дай мне отдохнуть, женщина!

– Ты Верховная ведьма, – сказала она то, что без устали твердили мне все вокруг. – У Верховной не бывает отдыха. Ты не следила за территорией Шамплейн без малого шесть лет! Разумеется, она обросла всякой грязью и нечистью. Повезло еще, что Джулиан напугал до полусмерти весь колдовской мир своей выходкой с геноцидом и сюда не сунулся качать права какой-нибудь другой ковен. Или, упаси Бог, эти чумазые неприкаянные! Они хуже цыган, когда речь заходит о дележке. Без обид, – пробормотала Тюльпана, бросив колкий взгляд на Диего. Тот лишь пожал плечами и ткнул пальцем в свою щеку, испачканную смолой: действительно чумазый. – Ты должна следить за Шамплейн, Одри, понимаешь? И глаз с него не спускать! Это как большой непоседливый ребенок, который вечно тянет в рот собачьи какашки. Твоя мать обозначила довольно большую территорию – все берега Шамплейн вплоть до границы с Нью-Йорком! Все это – наша зона ответственности. Вдобавок мы ведь должны на что-то жить. – Тюльпана обвела ручкой из павлиньего пера дорогое убранство комнаты, не забыв заострить внимание на стеллаже, что умещал в себе целый погреб изысканного вина. – Надо запросить налоги с того оборотня из Саут-Хиро и ведьмы из Уиллсборо. Согласны платить – пусть живут, но по правилам! Иначе мы не продержимся. Джулиан распродал всю недвижимость Виктории за те годы, что ты была в бегах. Да, мне удалось вернуть и переписать на твою фамилию пекарню и парочку магазинчиков в Берлингтоне, но их дохода не хватит на все те побрякушки с городских распродаж, которыми ты еженедельно забиваешь шкаф. У нас, конечно, еще осталось несколько драгоценностей твоей матери, но что-то мне подсказывает, ты захочешь приберечь их для противного кареглазого потомства, а не закладывать в ломбард…

– Поняла-поняла, – сдалась я, падая в кресло и тряся головой, чтобы прогнать несвоевременные мысли о «потомстве» прочь. – Забота о территории – наше пропитание. Жаль, с фэйри ничего поиметь не вышло. Впрочем, не думаю, что у них были при себе доллары.

– Когда твой ковен пополнится, станет легче, – попыталась подсластить пилюлю Тюльпана, задумчиво стуча кончиком пера по исписанным страницам. – Как правило, ведьмы рассредоточиваются по территории: кто-то ведет фамильный бизнес, кто-то приструнивает новичков. Этим и занимался твой отец, Валентин Эбигнейл, пока Верховная сидела дома с детьми, но… Сейчас мы такое, как ты понимаешь, позволить себе не можешь.

– Хорошо, мой колдовской секретарь, – натянуто улыбнулась я, не поняв до конца, польстило Тюльпане мое обращение или же наоборот: она одинаково кривилась как от радости, чтобы не выдавать себя, так и от злости. Эти две ее эмоции было слишком легко спутать. – Я разберусь со всем, что есть в твоем дневнике, и буду следовать твоему расписанию всю оставшуюся жизнь… Но не сегодня.

– Что?! – Тюльпана вспыхнула, и цепочки-каффы в ее ушах звякнули от поднявшегося ветра, которому в доме неоткуда было взяться. Он почти затушил огонь, у которого грелся Диего, и тот схватился за кочергу, изо всех сил поддерживая в искрящихся поленьях жизнь. – Ты вообще меня слушала?! Времени не…

– Я обещала Коулу съездить с ним, – перебила я, и Тюльпана мгновенно притихла. – Где он, кстати?

Она замялась и прижала к груди дневник – жест робости, который увидеть от нее доводится так же редко, как и улыбку.

– Уехал.

– Что значит «уехал»?! Он обещал подождать!

– Я сказала ему то же самое, но в ответ он пробормотал что-то про изменчивый рабочий график и то, что не сможет отвезти тебя потом обратно…

– Короче, отмазывался, как мог, – поняла я, тяжко вздохнув.

– Хм, да. – Тюльпана кивнула и ехидно сощурилась: – Что, неприятности в раю?

Тюльпана не была бы Тюльпаной, если бы оставила такой веский повод для глумления без внимания. Не желая выслушать порцию светских острот, я мигом взбодрилась и вскочила с кресла: на отдых у меня действительно не было времени. По крайней мере сейчас, когда Коул нуждался во мне больше, чем весь Вермонт, вместе взятый. Даже если он сам до конца не осознавал этого.

– Как давно, говоришь, Коул уехал?.. Диего, выводи из стойла своего железного скакуна! Сегодня ты мой рыцарь в сияющих доспехах.

Диего, нарочито повернувшийся к нам спиной и копошащийся у камина в складках своей куртки, вздрогнул от неожиданности. Из-за его пазухи выскользнуло что-то увесистое и тяжелое, забрызгав несколькими янтарными каплями край арабского ковра. В воздухе повис аромат еловых шишек, земляники и дурмана, что придавал нектару медово-ореховый вкус, но напрочь лишал испивших его силы воли. Заметив, куда я смотрю, оскалившаяся, Диего побледнел и попытался спрятать бурдюк с украденным нектаром фэйри обратно под одежду.

– Я так и знала, что ты его стащил! – прошипела я, но, быстро найдя выгоду и в этом, хитро сверкнула глазами: – Если не хочешь расстаться с нектаром и жизнью, то сейчас же отвезешь меня к Коулу.

– И все? – робко уточнил он.

– Разрешаю пить нектар только в своей комнате. Предварительно запершись на замок, чтобы не бегать по дому голым! Понял?

Диего облегченно выдохнул и выложил бурдюк на диван, видимо, тем самым согласившись с условиями нашей сделки. Натянув на лицо свою фирменную улыбку, от которой Морган, как правило, начинала заикаться и путать слова местами, он подскочил и застегнул куртку.

– Желание Верховной – закон. Пошел заводить мотоцикл!

Я одобрительно улыбнулась ему вслед, мысленно перебирая в голове план действий: перехватить по дороге что-нибудь съедобное, чтобы заглушить урчание в желудке, переодеться в сухую одежду и вычесать из волос еловые иголки. Надеясь, что мне хватит на все про все десяти минут и Диего не зря бахвалится своей скоростью, я распахнула одну из дверей, которых в гостиной было целых шесть.

– Это туалет, – озвучила Тюльпана то, что я и так уже увидела.

– А, да, точно.

Я нахмурилась, вспоминая дорогу из гостиной до кухни, и открыла соседнюю дверь, но это оказался шкаф. Издав многострадальный стон, Тюльпана ткнула пальцем в увитую арку, откуда тянулся длинный коридор. Вспомнив, что теперь кухня находится там, где раньше была вульгарная золотая зала, я помчалась на запах глинтвейна.

Дом все еще складывался в моей голове, как пазл, и я с трудом ориентировалась здесь, порой плутая по часу в поисках собственной комнаты. Собранный из разбитых и расколотых камней, что хранили многовековую историю, особняк вновь ожил, но был уже не тем, что прежде. Мы все изменились – точно так же изменился и дом нам под стать. Ведь чтобы стать чем-то новым, нужно быть разрушенным до основания.

Удивительно уютный и такой же большой, как раньше, он отражал всех, кто собирал его по частям, стоя на холме вокруг руин в разгар осени и в центре созидательного ритуала. Наша магия – множество ручьев, объединенных в одну буйную реку, – сплела новое гнездо. Из осколков воспоминаний, из старых вещей и антикварной мебели, но с совершенно иным расположением комнат и своей уникальной красотой. Никакого пошлого золота, лепнины под потолком, помпезных колонн и геральдики. Теперь дом напоминал скорее загородную усадьбу, нежели королевский дворец: больше света, кремовых полутонов, темного дерева и узоров в стиле прованса. Меньше фамильных портретов, глядящих на перемены с укором, и меньше напоминаний о прошлом. Даже лестница изменилась: теперь она раздваивалась, как змеиный язык, и закруглялась под крышей, образуя балкон, похожий на театральный партер.

Восемь комнат на втором этаже и столько же на третьем, не считая множества ванн, одну большую купальню и тренировочный зал, в котором Диего и Коул порой спарринговали так, что весь дом ходил ходуном. Чердак был стерт с лица особняка вместе с кабинетом Виктории; все, что осталось, – это несколько проклятых реликвий и древние украшения, заговоренную шкатулку с которыми не смог бы уничтожить даже смерч. Для практики и обучения мне вполне хватало собственной спальни: маленький деревянный алтарь в углу, шкафчик для магических приблуд, свечная полка и несколько ритуальных покрывал (одно для гоетии, второе для туергии, третье для викканства). Коул не возражал, лишь чихал от благовоний мирры и спешил открыть форточку, чтобы не задохнуться.

Всосав стаканчик ягодного глинтвейна, я тайком угостила им и Бакса. Все еще костлявый и с дырой в грудине, прямо как Баби, пес источал кислый смрад разложения, который нельзя было перебить даже специальным шампунем и елочками-ароматизаторами, болтающимися на его ошейнике. Зато провожатым он был прекрасным: отыскав при помощи Бакса спальню, я быстро переоделась в чистые штаны и коричневый свитер Коула с настолько длинными рукавами, что ими ненароком можно было задушиться. Время поджимало, но я, конечно, задержалась: пальцы прошлись по шершавому пергаменту письма, лежащего на комоде перед зеркалом. Вместе с моим невыспавшимся лицом оно отражало разбитую сургучную печать и те слова, что резали меня без ножа.

Дорогая Одри!

Я подвела тебя. Я обещала, что в час великой нужды мой ковен будет на твоей стороне, но опоздала. Пришлось бороться, долго и усердно, ведь Рафаэль слишком прикипел к своему незаслуженному трону. Я несколько дней валялась с лихорадкой от его проклятия, а когда оправилась и выставила его из Нового Орлеана, уже наступило второе ноября.

Мне стыдно, но я горжусь тем, что ты больше не маленькая Верховная – тебе хватило сил одержать победу над Ферн и без меня. Да, Сэм звонил Коулу, и тот все рассказал. Кстати, не переживай за него: он в порядке и, когда будет готов, вернется в Берлингтон. Ты правда заслуживаешь этого – долгожданного покоя. Пусть он будет долгим, как ваша с Коулом любовь и процветание Шамплейн.

Как ты уже поняла, это письмо – прощание, Одри. Я больше не нужна тебе, и это вселяет в меня надежду, что мы обе сможем начать жизнь с чистого листа. Помни, я всегда на твоей стороне. Если Шамплейн потребуется помощь – пиши. Я навеки твоя должница.

С любовью, Зои Лаво

– Бред какой-то, – фыркнула я в тысячный раз и, открыв ящичек с обувными щетками, швырнула письмо в его самый темный и замшелый угол, где ему было самое место.

Штрудель лениво наблюдал за мной с подоконника. Настоящий ветеран колдовской войны, вместо медали он получил дюжину мешков с кошачьим кормом, а потому стал еще толще и неповоротливее. Я успела дважды потрепать его за ухом, избежав клацающей челюсти, прежде чем сбежала по лестнице вниз. На улице уже вовсю рычал мотор отполированного черного Kawasaki.

– Только учти: я не Коул. По сравнению со мной он водит, как бабушка Карлитта, – поддразнил меня Диего, надеясь напугать, но на деле же интригуя еще больше. – Да я уже и сам тороплюсь. Обещал навестить Морган… А сейчас в Мохаве почти вечер. Если не успею к ужину, она меня проклянет!

Прислонившись к кожаному сиденью гоночного мотоцикла, припаркованного на подъездной дорожке, Диего закатал рукав куртки и взглянул на часы. Рядом с циферблатом я заметила кое-что еще, поблескивающее: маленькая серебряная змейка вилась браслетом до самого локтя. В ее длинном стеклянном брюхе, куда была вставлена колба, шуршал песок пустыни, а в глазах-опалах пульсировала энергия – змейка могла перенести в любую точку мира кого угодно. Даже колдуна без дара психокинеза и способности к телепортации. Жаль, что эта энергия быстро расходовалась. Потому Диего берег ее как зеницу ока, используя подарок Завтра лишь для того, чтобы навещать свою маленькую ученицу.

– Успеешь, – пообещала я, соскочив с крыльца и зависнув над Kawasaki: на нем было столько рычажков, стрелок и панелей, что в каждый прибор хотелось потыкать пальцем. – Ты и так в Завтра проводишь больше времени, чем в Шамплейн. Иногда мне кажется, что ты тайно принес им ковенант.

– Иногда мне и самому так кажется, – ответил Диего с мрачной ухмылкой, перекидывая ногу через сиденье и хлопая по узкому местечку за своей спиной, куда я могла примоститься. – Поскорее бы Морган закончила свое обучение и вернулась! Мне не внушает доверия ни Шайя, ни Ворожея, ни уж тем более Луна с этим ее хлыстом Индианы Джонса. Следующие месяцы я сам буду ее обучать. Пошли эти пустынные ведьмы к черту!

С тех пор как Морган приняла предложение Ворожеи оттачивать свое мастерство Эхоидун в пустыни Мохаве, Диего буквально разрывался пополам: одну неделю проводил в Шамплейн, а другую – в Завтра. Уверенный в том, что Ворожея просто хочет использовать Морган в своих интересах, Диего долго не соглашался на ее переезд. Чашу весов неожиданно склонила на свою сторону Шайя – третья Верховная ведьма Завтра, которой в этом году должно было стукнуть триста пятьдесят семь лет. Рекорд даже среди ведьм-долгожителей! А Диего бы никогда не простил себе, упусти Морган возможность набраться у такой мудрой колдуньи опыта, пока та еще жива. Пришлось доходчиво объяснить ему это, а Ворожею заставить поклясться, что Морган сможет вернуться домой в любой момент, как только соскучится по нам или по урокам нудной тригонометрии в старшей школе. Таков был уговор. И, надо признать, не самый плохой из тех, что мне доводилось заключать прежде.

Теперь оставалось только с трепетом переворачивать календарные листы, предвкушая двадцать второе декабря – ровно через пять дней, в утро Йоля, Морган должна вернуться домой. Праздник зимнего солнцестояния еще никогда не обещал быть таким веселым, как в этом году, ведь отмечать мы будем не только рождение бога Кернунноса, но и шестнадцатый день рождения настоящей царицы ведьм.

– Не ворчи! Ты знал, что это неизбежно. То, что случилось с Гидеоном, не давало Морган покоя. Нужно было увезти ее отсюда и занять чем-нибудь, пока она до дыр мой гримуар не протерла, – напомнила я, принимая из рук Диего мотоциклетный шлем. Клубнично-розовый и в пестрых наклейках, он явно принадлежал не ему. – К тому же рядом с Морган всегда Исаак. Он готовит преступно вкусный чай из облепихи и точно не даст ее в обиду!

– О да, Исаак – лучший защитник ковена, – саркастично буркнул Диего из-под своего шлема. – Когда он рядом, нет смысла кого-то бояться, потому что больше всех нужно бояться его.

Я вздохнула, сама не понимая, радует меня это или удручает – то, что мой отец принял решение отправиться в Мохаве вместе с Морган. Иногда я чувствовала себя всеми покинутой, но кто-то должен был присмотреть за ней… И присмотреть за ним самим. Часы с диббуком, сломанные, жили на его запястье своей жизнью, но снимать Исаак их категорически отказывался: после сражения с Ферн ему прочно втемяшилась в голову мысль приручить диббука. Лишь Морган могла держать их обоих под контролем, поэтому, пока училась она, учился и Исаак. Скучать сразу по обоим оказалось гораздо тяжелее, чем по кому-то одному.