Как только за ним захлопнулась дверь, все стало еще острее и горячее. Мы целовались до одури, до прокушенных губ. Молчавший до этого Кирилл вдруг начал жарко шептать мне на ухо такие слова, от которых я плавилась в его руках послушным воском. Мне никогда не говорили о том, какая я красивая, нежная, какие волшебные у меня глаза, какие невероятные волосы, как я сказочно пахну и какие вкусные у меня губы…
Я дрожала, я словно горела заживо, охваченная незнакомым до этого огнем. Кир стянул с себя футболку, я прижалась губами к его гладкому плечу и, ужасаясь собственной смелости, погладила тугие сильные мышцы на руках. А когда он длинно, сквозь зубы выдохнул, отозвавшись на мою неумелую ласку, меня обуял непередаваемый восторг. Ему нравится! Я ему нравлюсь!
И совершенно нормальным казалось то, что через какое-то время я тоже осталась без футболки и принимала его руки, которые гладили меня везде, где хотели. Ему можно. Никому другому нельзя, а ему – можно!
Меня несло все дальше и дальше, и, казалось, еще немного и закрутит в водовороте, из которого уже невозможно будет выплыть. Но внезапно сработал стоп-сигнал: звук расстегивающейся молнии на моих брюках. Я моментально пришла в себя и мягко отстранила его руки.
Нет. Это слишком важный шаг. Это слишком страшный шаг. И пусть за этот край я хотела бы шагнуть только с ним и ни с кем другим, но не здесь и не сейчас. Может, когда мы будем достаточно хорошо знать друг друга, когда страсть превратится в любовь, когда у нас будут отношения…
Царев снова начал меня целовать, умело разжигая внутри пламя, и через некоторое время его руки снова попытались справиться с застежкой на моих штанах, но я вновь отстранилась. Мягко, нежно, чтобы не обидеть, чтобы дать понять, что он мне тоже очень нравится. Просто я не готова это сделать сейчас.
Кирилл лежал, прижавшись ко мне, и тяжело дышал, словно после стометровки. Но больше попыток не предпринимал. Процесс пошел на угасание.
Он встал и ушел на кухню – покурить, а я, в беспамятстве от счастья, зарылась лицом в подушку, и ее ткань показалась мне такой прохладной по сравнению с моей горящей кожей.
Кир пришел и лег рядом. Молча. И я его понимала – в такую минуту слова лишние, они могут только все испортить, поэтому я тоже ничего говорить не стала. Просто обняла его, прижалась к плечу и лежала, слушая, как он засыпает и его сбивчивое дыхание постепенно становится ровным и глубоким.
Неужели это я? Я лежу на кровати и обнимаю парня? И не какого-то там, а Царева – о котором мечтают все девчонки нашего универа! Невозможно. Я, наверное, просто сплю.
Но даже во сне мне не могла присниться та нежность, с которой он со мной обращался. Та страсть, которую я от него чувствовала. В это невозможно поверить, но похоже, что я действительно понравилась Кириллу! Такие слова не говорят просто так, так искренне и горячо не целуют просто так. Это говорит о чем-то большем! А так как я явно не красотка, то, значит, ему во мне приглянулось что-то другое. Не зря он обратил на меня внимание во время танца, не зря заговорил на балконе…Какая же я счастливая! Даже если мы не будем долго встречаться, я все равно буду рада, что была с ним хотя бы некоторое время. Может, несколько недель, а может, и больше получится. Вдруг это действительно любовь?
Я лежала, глупо улыбаясь и чувствуя себя такой счастливой, как никогда в жизни. Даже когда уставшее тело наконец провалилось в сон, я была слишком взбудораженной, чтобы крепко уснуть: несколько раз за ночь я просыпалась, ясно и радостно понимая, что со мной спит парень моей мечты. И не могла дождаться утра, чтобы сказать ему об этом.
С утра меня разбудила Маринка, брызгавшая на нас водой из чайника.
– Подъем! Всем полчаса на то, чтобы прийти в себя и свалить домой!
– Фига себе расклад, – пробурчал голос под одеялом, и из-под него показалась взъерошенная голова Царева. У Маринки даже рот приоткрылся от изумления, она похлопала глазами, как будто не веря тому, что видит, потом хихикнула, незаметно показала мне большой палец и умчалась будить остальных.
– Доброе утро, – тихо сказала я. Фраза, которая должна была звучать игриво, вышла скомканной и смущенной.
– Утро добрым не бывает, – буркнул Кирилл, сбросил одеяло и принялся искать свою футболку. Нашел, брезгливо поморщился, натянул ее на себя, нашарил в кармане сигаретную пачку и ушел.
Я ничего не понимала. Может, он из тех людей, кто утром ненавидит весь мир? И ему надо сначала покурить, выпить чаю, позавтракать, а потом он уже начнет со мной разговаривать? Ну ладно, подождем. Я потерла ноющие, словно в них песка насыпали, глаза и только тут поняла, что уснула в линзах. Господи, как же я не заметила! Морщась от неприятных ощущений, вытащила линзы, которые за ночь словно присохли к глазам, и надела очки. Немного беспокоило то, как Кир отнесется к тому, что я вернулась к своему прежнему образу, но ведь я уже решила, что понравилась ему не за внешность. Так что особой проблемы с очками быть не должно.
В коридоре я столкнулась с Леной, которая обожгла меня ненавидящим взглядом. Было неприятно, но она же сама отошла в сторону и уступила его мне. Так что поздно теперь локти кусать! Надо было думать раньше!
О, а что это я делаю – неужели злорадствую? Не ожидала от себя такого.
Преодолев себя, я вежливо кивнула одногруппнице и пожелала ей доброго утра, но она лишь еще раз зыркнула на меня злобно и ничего не ответила. Я пожала плечами и заглянула в зал: там было настоящее лежбище котиков, которые со стонами и матами пытались подняться с дивана и эволюционировать обратно до людей. Забавно было наблюдать, как все они – такие бодрые и веселые вчера – сегодня хмурились, кряхтели и зеленели лицом. Я же наоборот ощущала в себе столько сил и энергии, что могла бы мир перевернуть! Пробежать марафон! Сдать еще раз ЕГЭ по английскому!
Хлопнула балконная дверь, в зале появился Царев.
Я попыталась поймать его взгляд, но он будто меня не замечал.
– А Ленка где? – спросил он у ребят.
– Да кто ее знает, – отозвался Стас.
– А кофе в этом доме дают?
– На кухне, там кофемашина стоит. Только не сломай! – бросила ему Маринка, сама тем временем спихивая с дивана тех, кто еще не встал. Леша, как верный рыцарь, помогал ей в этом нелегком деле.
– Че я, кофемашину не видел что ли, – пробормотал Царь себе под нос и ушел на кухню.
Я больно закусила губу, пытаясь справиться с подступающими слезами. Кирилл, такой чуткий и ласковый ночью, сейчас меня просто не замечал. Ни жестом, ни словом, ни взглядом не дал понять, что между нами что-то было. Я автоматически превратилась для него в пустое место. Но почему? Неужели из-за очков?
–Руки убери, Царь, – услышала я с кухни капризный Ленкин голос. – Сначала спишь с кем попало, потом ко мне лезешь.
Но тут же она ойкнула, засмеялась низким грудным смехом и совсем иным тоном протянула:
– Ну Киииир, это запрещенный прием!
Кровь бросилась мне в лицо, я подскочила и метнулась в ванную. Там пришлось несколько раз умыться ледяной водой, чтобы успокоиться. В зеркале отражалось мое растерянное лицо с покрасневшими глазами за стеклами нелепых очков. Они вместе? Опять? Но Ленка же сказала…Но Кирилл же вчера целовал меня и такие слова говорил… Получается, что это ничего не значило? Получается, что ему было…все равно, с кем обниматься?
Горячие слезы потекли по лицу, и воспаленные глаза защипало. Я сняла очки и снова умылась, неловко шмыгая носом. Нельзя, чтобы они видели, как я плачу. Надо делать вид, что все хорошо. Расправить плечи и держать себя с достоинством. А уже дома закрыть дверь своей комнаты, упасть на кровать, уткнуться в подушку, от которой так знакомо и уютно пахнет, обнять плюшевую обезьяну и тогда уже нареветься от души.
Сделав себе это внушение, я насухо вытерла лицо полотенцем, надела очки и вышла. Во рту у меня все пересохло, надо было хоть воды или чаю выпить, прежде чем поехать.
Я двинулась в сторону кухни, надеясь, что спокойно там посижу, но в это утро все шло не так, как я хотела. На кухне было многолюдно и шумно: хлопала дверка холодильника, гремела посуда, гудела кофемашина и ржали ребята. Они уже немного ожили и стали больше походить на себя вчерашних. Лена сидела рядом с Царевым и пила чай. Лицо у нее было еще недовольное, но уже не злое. Изредка она поглаживала его плечо уверенным собственническим жестом.
Не показывать, как мне больно. Молчать, держаться, улыбаться!
Я с независимым видом встала в дверях и стала ждать, пока за столом освободится место.
– О, пирог остался! – вдруг радостно сказал Кирилл, притянул к себе тарелку, цапнул самый большой кусок и смачно откусил от него. – Вкусный. Откуда? Мы ж вроде вчера такого не покупали.
– Это Кристина испекла, – отозвалась Маринка.
– А кто это? – с набитым ртом поинтересовался Царев, и мне словно дали под дых. В груди стало горячо и больно, мир закружился перед глазами, и я едва не рухнула на пол. Он что, даже не помнит, как меня зовут?!
– Ты че, вот же она! – фыркнула Верка и махнула рукой в мою сторону. Царев оглянулся и наконец заметил меня:
– А, ну так бы и говорила, что Мышонок! Вкусный пирог, кстати. Ты молодец.
И снова отвернулся, будто полностью позабыв о моем существовании.
У меня сразу пропали одновременно и жажда, и аппетит, и вообще все желания. Кроме одного: заползти в укромный уголок и сдохнуть. Уходить демонстративно раньше всех не хотелось, поэтому я просто подождала, пока основная масса народу станет собираться и быстро влезла в куртку, чтобы выйти вместе с ними.
Но тут меня буквально на пороге поймала Маринка.
– Кристин, ты очень торопишься? Можешь остаться буквально на полчасика – помочь мне убраться?
– А остальные? – мне очень, очень не хотелось еще и разгребать за всеми мусор. При этом и Маринку оставлять одну с этим гигантским фронтом работ тоже было стыдно.
–Давай еще кого-нибудь попросим помочь, – почему-то шепотом предложила я. А то нечестно получается – веселились все, а убирать нам вдвоем.
– Да ну их нафиг, у них у всех руки из задницы, – отмахнулась она. – Согласна? Мы быстро, обещаю.