Убить нельзя простить!

– Погиб от черепно-мозговой травмы, не совместимой с жизнью. Удар был один, но сильный, орудие убийства-тяжелый бронзовый подсвечник. Жертва и убийца стояли лицом к лицу, на расстоянии вытянутой руки. Таким образом, преступник мог быть как мужчиной, так и высокой женщиной, его рост, ориентировочно, метр семьдесят – восемьдесят сантиметров. Больше никакой информации извлечь не удалось, – повисла пауза и женский голос продолжил.

– На кофейной чашке отчетливый отпечаток пальца, а на ручке двери их несколько, оставлены тремя разными людьми. Один из отпечатков принадлежал вдове убитого профессора. А остальные отпечатки и потожировые следы сравнить пока не с чем, вот найдете подозреваемых – милости просим, сразу выдадим Вам экспертное заключение.

– Вы меня огорчаете. Как можно работать с такой скудной информацией? – озабоченно спросил Поляковский.

– Чем могли, Юрий, чем могли, – ответила судмедэксперт Валюшкина.

– Если найдете еще какие-нибудь улики, будем рады помочь, – обнадежила она и повесила трубку.

Поляковский допил кофе и отправился в университет на кафедру иностранных языков, решил побеседовать с лаборанткой. Вчера он ее не успел опросить.

– Должность у нее не слишком завидная, зарплата небольшая и, возможно, она будет более откровенной, чем остальные сотрудники кафедры. Тем более, что Крапивина работает более двадцати лет в университете и наверняка знает все тайны коллег, ну, по крайней мере многие, – рассуждал Юрий.

Лаборантку он нашел не сразу, пришлось минут двадцать ходить из кабинета в кабинет. Преподаватели и студенты в один голос сообщали:

– Только что видели ее то в одном месте, то в другом. Прямо Фигаро тут, Фигаро-там…

Лаборант Крапивина, явно, была самым востребованным сотрудником кафедры, она это осознавала и старалась все успеть. Алла Николаевна раздавала методички, переводила группы из одного кабинета в другой, разыскивала преподавателя, запамятовавшего о том, что у него в расписании сейчас практическое занятие, готовила аудитории для экзаменов и зачетов и т. д и т. п. Она была настоящей хозяйкой на кафедре, как ассистент режиссера на съемочной площадке.

Поляковский силой воли и красным удостоверением с трудом остановил ее стремительное движение по коридору. Женщина притормозила, выдохнула и, под воздействием обстоятельств непреодолимой силы, вынуждена была уделить следователю свое драгоценное время. Они расположились в свободном кабинете и лаборантка, с видом школьницы, с готовностью посмотрела ему в глаза.

Юрий не торопился задавать вопросы, он внимательно рассмотрел женщину, сканируя ее мысленно, для более эффективного построения беседы.

На вид лет пятидесяти, приятная внешность, явно не глупая, одета скромно, но опрятно, взгляд уверенный, прямой. Скорей всего есть полноценная семья, – сделал для себя выводы следователь.

– Алла Николаевна, расскажите, пожалуйста, поподробнее о своем бывшем руководителе. Только давайте все, как на духу, если не хотите, чтобы наши встречи продолжились у меня в кабинете, – глядя ей прямо в глаза, произнес Поляковский.

– Да чего теперь скрывать, покойному уже все равно. Расскажу, что знаю, – ответила Крапивина и слегка призадумалась.

– Я пришла на кафедру, когда Станислав Николаевич был простым преподавателем, но уже закончил аспирантуру. Он защитил сперва кандидатскую, а затем и докторскую диссертации. В тридцать девять лет был назначен заведующим кафедрой, после ухода на пенсию его предшественника. Все у него в карьере шло гладко, без интриг и конфликтов. Предмет он знал прекрасно, начальство и коллеги его уважали. Студенты к нему хорошо относились, да и он на них ни разу, на моей памяти, не срывался и не придирался по мелочам, в отличии от других преподавателей. Интеллигентный, сдержанный, дипломатичный, остроумный. Смольский был очень красивым мужчиной, этакий барин, по типажу Сергея Сергеевича Паратова из фильма «Жестокий романс», – рассказала лаборантка.

– Вот-вот, уже теплее. А знаете, расскажите-ка лучше о недостатках покойного, его достоинства не помогут раскрыть преступление, – пояснил следователь.

– Да, я понимаю. Значит поведать о плохом, вытащить грязное белье, так сказать? – задумчиво протянула лаборантка.

Поляковский с улыбкой кивнул.

– Ну, то что он был ужасным бабником, Вам наверняка уже рассказали другие? Наш профессор Смольский не пропускал ни одной юбки, умел даже на старуху уборщицу посмотреть таким обволакивающим, сексуальным взглядом, что она краснела как юная дева… Крутил романы со студентками, аспирантками и молодыми преподавателями, но скандалами они не сопровождались. По крайней мере, я о них не слышала. Была у него длительная связь с нашей преподавательницей Ириной Васильевной Троско. Она Смольского обожала, можно сказать, боготворила, жила ради него. А профессор, годами беззастенчиво пользовался ее отношением и при этом, не отказывал себе в многочисленных удовольствиях на стороне. Ирина бегала ему помогать по хозяйству, а он приводил домой молодых красоток и угощал ее стряпней. А саму Ирину Васильевну многие годы питал обещаньями и надеждами. Женщина, со дня на день, ожидала предложения руки и сердца, но вместо этого получила приглашение на свадьбу вместе со всеми сотрудниками кафедры. Профессор Смольский женился на молодой, красивой и к тому же беременной студентке. Для Ирины Васильевны это был удар под дых. Она очень тяжело переживала его предательство. Со свадебного ужина она попала в больницу с гипертоническим кризом. На кафедре даже думали, что она уволится после этого, – рассказала Крапивина.

– А как Вы думаете, Троско могла возненавидеть Смольского до такой степени, что бы желать ему смерти? – спросил Юрий.

– Я, признаюсь, думала об этом, но не могу ничего сказать определенно. Она очень сильно его любила. На мой взгляд, Ирина Васильевна скорей бы избавилась от молодой супруги Смольского, если уж задумала плохое. А с другой стороны, характер у нее тяжелый. Но, нет, не могу ничего утверждать, – ответила она.

– Спасибо, Алла Николаевна, Вы мне очень помогли. Если вдруг что-нибудь вспомните – позвоните, пожалуйста, по этому телефону, – следователь протянул визитку и попрощался с лаборанткой.