Скиталец: Страшные сказки

Мала сидела под столом, зажав уши и съежившись комочком. Пока Яга каталась по полу, держась за выколотый глаз, и истошно визжала, Морен махнул девочке рукой, призывая к себе. Мала долго не решалась покинуть убежище – она бросала беспомощные перепуганные взгляды на Бабушку Ягу, точно хотела помочь ей. Но когда Морен, перекрывая вопли Яги, крикнул ей: «Давай же!», она выбралась из-под стола и просеменила к нему.

Он на бегу поймал её под мышки и помог спуститься через люк. Мала убежала, и Морен мог больше не беспокоиться о ней. Дым, что проникал сквозь щели, запахнутые и распахнутые ставни, теперь медленно уходил в открытый люк. Морену и самому дышалось в нём тяжело: каждый вдох обжигал огнём лёгкие, а открытые участки кожи горели крапивным жаром. Его спасали маска и закрытая одежда, да только он знал, что долго так не протянет. Но всё равно захлопнул дверцу люка, чтобы дым и дальше наполнял комнату. Обежав её взглядом, он нашёл свой меч, прислонённый к стене там, где некогда стоял сундук. Морен бегом кинулся к нему и, едва взяв в руки, вынул из ножен.

– Чем здесь так пахнет?!

Яга больше не каталась по полу – спрятав голову руками, она сжалась на полу и покачивалась из стороны в сторону.

– Зверобой. Я разложил его под окнами и поджёг.

– Ублюдок… Тварь… Сукин сын! – она выла, кричала и проклинала его, баюкая изувеченное лицо.

Морен не спешил нападать – её муки могли быть очередным притворством – и не прогадал: когда Яге надоело ждать, она вскочила, вывернулась из своего кокона и в один прыжок встала на ноги. Выпрямившись во весь рост, она рвала и стягивала с себя платки и юбки – тонкие пальцы обросли птичьими когтями, что легко раздирали ткань. Один глаз закрылся навсегда – по лицу её всё ещё текла тёмная, словно бы чёрная кровь, – но второй, распахнутый, горел насыщенным алым. Когда она сорвала последнюю верхнюю юбку, оставшись лишь в рваном платье, стало ясно, что именно так стучало при её шагах. Там, где должны были быть ноги, из-под подола выглядывали две пары острых, как у рака, конечностей, покрытых жёстким панцирем. Одна пара была поджата, и лишь теперь она опустила её, встав на все четыре лапы. Выпрямив их и перестав горбиться, она возвысилась над Мореном в половину его роста.

Схватившись за ворот платья, Яга разорвала его пополам, до самого живота, и сбросила с худых, покрытых сморщенной кожей плеч. Остатки ткани ещё скрывали нижнюю часть её тела, но теперь взору Скитальца предстала суть её порока. Меж рёбер и отвисших грудей, от ключиц до самого живота, тянулась огромная пасть, полная острейших зубов. Последние шли в несколько рядов, и каждый из них смыкался и размыкался независимо от других.

Явив своё истинное обличье, Яга вскинула когтистый перст и, указав на Морена, прокричала:

– Ты – проклятый!

– Как и ты.

Морен выставил меч перед собой, готовый к бою.

– Ты станешь моим праздничным обедом!

Она бросилась на Морена со всех ног. Он ждал её приближения и, как только Яга ударила когтями, пригнувшись, ушёл влево – туда, где она не могла увидеть его слепым глазом, – и ударил мечом снизу вверх. Яга взревела от боли, чёрная кровь окропила пол, а раненая кисть повисла куском мяса – он не сумел отрубить её, но надрезал сухожилия.

– Ублюдок!

Её крик ударил по ушам. Озверевшая, она резко развернулась, тут же нанося удар, – Морен едва успел отступить назад, и сразу же последовал ещё один удар, более быстрый – когти полоснули грудную пластину, почти достав. Яга наседала, а Морен едва успевал отбивать удары и отступать, встречая её когти клинком. Но каждый раз приходилось делать шаг назад, пока спина не упёрлась в стену. Морена прошиб холодный пот. Он оказался зажат, отступать было некуда. Когда Яга замахнулась, он не придумал ничего лучше, чем в последний момент вскинуть меч, выставив лезвие, как щит.

Яга не успела остановиться – её удар пришёлся на заточенный клинок. Она взревела от боли, лезвие вошло в ладонь – недостаточно глубоко, чтобы отрубить, но достаточно, чтобы замедлить. Морену хватило этой заминки, чтобы уйти влево. Но второй раз приём не сработал. Когда он нанёс удар, целясь в тощий бок, Яга ударила его по ногам одной из конечностей. Морен не удержал равновесие, и лезвие лишь полоснуло её: длины меча не хватило, чтобы нанести более глубокую рану.

Яга вскрикнула, схватилась за бок, и Морен воспользовался её замешкой, чтобы встать на ноги. Когда Яга развернулась к нему, тяжело дыша от гнева, он, готовый защищаться, уже поднял меч. Здоровый глаз Яги обежал комнату, она схватила с огня кипящий котелок и бросила его в Морена.

Он всё ещё был босой. Даже если увернётся, кипяток ошпарит ноги – это он понял сразу. Отбив котелок мечом, Морен упал назад, на открытый сундук – больше и деваться-то было некуда. Спина и плечи тут же отозвались болью: падение вышло не самым удачным. А Яга уже нависла над ним и занесла для удара одну из ног.

Комнату огласил птичий крик. Куцик влетел во всё ещё распахнутое окно и накинулся на Ягу. Он рвал её лицо когтями и клювом, пытался выклевать оставшийся глаз, пока Яга истошно кричала, стараясь отбиться одной рукой. Морен вывалился из сундука. Вода залила почти всю комнату, она всё ещё оставалась горячей, но уже хотя бы не обжигала. Морен зарядил арбалет, вскинул руку и крикнул:

– Куцик, прочь!

Птица вспорхнула под потолок, и Морен выстрелил – Яга успела прикрыть лицо, и стрела вонзилась ей в руку, проткнув насквозь.

– Быстрый, – бросила она как оскорбление. – Проклятый!

Морен не отвечал: он думал. Пол теперь был залит водой, и продолжать бой, размахивая мечом, сродни самоубийству: босиком он мог легко поскользнуться. Плечи и лицо Яги Куцик расцарапал в кровь, и, будь у него больше времени, наверняка добрался бы до глаза, но Морен не мог его использовать: слишком опасно. А ещё он заметил, что дышать стало значительно легче, да и Яга уже не хрипела на каждый вдох. Зверобой догорел, и дым постепенно рассеивался.

– Зачем нам сражаться? – спросила она вдруг. – В тебе течёт та же кровь, что и во мне. Местные любят меня. Я им нужна.

Всё звучало так, будто она осознала, что проиграет, и теперь пытается договориться с ним. Но Морен не обольщался, скорее всего, она тянула время в попытке отдышаться – он видел, как постепенно затягивается рана на её боку. Медленно, но куда быстрее, чем у человека или зверя.

– Ты убивала их детей, – Морен тоже решил воспользоваться передышкой. Заговаривая Яге зубы, он отвёл руку с зажатой в ней стрелой за спину, ища наощупь спрятанные за поясом цветы.

– Они сами посылали их ко мне. Нежеланных выродков, голодных нахлебников, никому не нужных сирот! Мне приносили младенцев и отправляли ко мне голодные рты, которые не могли прокормить. Ты даже не представляешь, сколько обездоленных семей нуждались во мне после Чёрного Солнца. Я давала им утешение! Ты что же, хочешь отнять его у них?

– Говоришь складно. – Морен зарядил арбалет. – Но я тебе не верю.

Он вскинул руку, и Яга тут же ушла в сторону. Выстрела не последовало, Морен выбрал другую цель и, лишь когда обманка сработала, выпустил стрелу. Та угодила в догорающий очаг, потревоженные угли вспыхнули, и пламя охватило нанизанные на древко колючки сухого чертополоха. Едкий дым тут же поднялся в воздух.

Пока трава разгоралась, Яга не стояла на месте. Она кинулась на Морена, но теперь пыталась достать не когтями, а теми конечностями, что служили ей опорой. Пытаясь проткнуть ими противника, она наносила удар за ударом. Морен едва успевал отбиваться. Один он таки пропустил – костяная нога ударила его в грудь, отбросив на несколько шагов назад. Пластина защитила от перелома, но на ней осталась глубокая вмятина, а сам он не устоял на ногах. Яга бросилась на него, чтобы добить, но Куцик вновь пришёл на помощь – налетев сзади, он полоснул её когтями по спине. Вскрикнув, она остановилась, а Морен успел вскочить на ноги и крепче сжать меч. Но вместо того чтобы продолжить нападать, Яга подняла визг:

– Что за дрянь?!

Морен сразу понял, о чём она, – ядовитый для проклятых дым чертополоха жёг глаза и лёгкие. Морен и сам чувствовал, как бегут слёзы по щекам, и видеть из-за них и боли становилось всё тяжелее. Поэтому он так не любил эту траву. Но Яге было куда тяжелее: дым жёг ещё и открытые раны, слизистые, а значит, и зубастую пасть на её груди. Достав из-за спины оставшиеся стебли, Морен щёлкнул над ними пальцами – сухие, они тут же вспыхнули, – и едкий дым заполнил комнату, заставив его закашляться.

Взвыв, Яга метнулась к люку. Не в силах ждать, она раздробила дверцу, пытаясь скорее выбраться. Кинув траву на пол, в воду, Морен бросился к ней и в три шага оказался рядом, со стороны слепого глаза. Широко замахнулся и одним рубящим ударом завершил бой.

Верхняя половина тела проклятой отделилась от нижней, шмякнувшись об пол. Нижние конечности так и остались в разломанном люке, но Яга всё ещё была жива. Она отползала к стене, таща по полу остатки тела, и скулила от боли.

Морен уже почти ничего не видел – глаза слезились, – и приходилось прилагать усилия, чтобы разглядеть хоть что-то. Схватив со стола первую попавшуюся кружку, он вылил её содержимое в очаг, потушив его. И только после этого пошёл к Яге. Та уже добралась до угла, забилась в него и перевернулась на спину, чтобы видеть Скитальца.

– Зачем? – плаксиво, надрывая голос, взвыла Яга. – Зачем ты убиваешь таких, как ты?!

– Я не такой, как ты.

Голос Морена тоже хрипел – растения, что он использовал, травили и его. Взмахнув мечом, он отсёк Яге голову, прекратив вой.

Дышать после жжёного чертополоха было чертовски тяжело. Куцик сидел на единственном открытом окне, Морен распахнул остальные. Прошёлся по комнате, внимательно всё осматривая и по ходу собирая свои вещи. Открыл все двери и ставни, сорвал полотно, чтобы утренний свет ворвался в комнаты, но так и не нашёл каморки, чердака или какой-нибудь потайной ход. Ни одного угла, где Яга могла бы держать живого мальчика, а детских вещей в её запасах хранилось предостаточно – Морен не смог бы сказать точно, кому они принадлежали.

Когда он вернулся в гостевую, Куцик опустился к нему на плечо и прокричал голосом Матвея:

– Если с Вадюшей что-то случится!

– Я знаю, – шепнул Морен.

Взгляд его упал на обеденный стол. Подойдя к нему, он взял из миски несколько пирожков и разломал их. Все они были с мясом, но мелко рубленным. Одну из чаш доверху наполняли чёрные ягоды красавки, блины и каша его не интересовали. Зато в самом центре стоял большой глиняный горшок с половником. Морен заглянул в него: мясная похлёбка со щавелем и грибами. Опустив половник на самое дно, он зачерпнул гущу, поднял её на поверхность и замер.

Яга сварила похлёбку на детских рёбрышках.

***

Солнце уже почти взошло над лесом, когда Морен выбрался из избы с серым свёртком в руках, сделанным из шали Бабушки Яги, и своими же седельными сумками. Куцик восседал у него на плече и, как всегда, вертел головой, ловя каждый случайный звук: от птичьих трелей до хруста веток и лошадиного фырканья. Факелы почти догорели, и лишь угли тлели в пустых глазницах черепов, указывая путь. Поляну окутал прозрачный утренний туман, что приятно холодил обожжённую кожу, и казалось, весь мир ненадолго замер, дабы отдышаться перед долгим днём. Но Морен с трудом мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько опустошённым.

Малу он нашёл на окраине леса – она гладила спутанную гриву его кобылы, расчёсывала её пальцами и хихикала себе под нос. Когда Морен спросил, как она себя чувствует, Мала с широкой улыбкой протянула: «О-о-о!», и засмеялась. Её реакция ему не понравилась.

– Я видела, как изба ходила по поляне! На курьих ножках, представляешь? – спросила она, заливаясь смехом.

Морен привязал свёрток к седлу и закинул на лошадиный круп сумки. Освободив руки, он поймал лицо девочки в ладони, повернул его к солнцу и нахмурился. Зрачки её были расширены и не подумали сужаться, когда он вывел её из тени.