4 июля.
Понедельник. В выходные коронавируса не было, все ходили без масок. А в понедельник пришло начальство, и коронавирус резко разбушевался.
Соседки болтают. Молодая, русская, говорит узбечке, постарше:
– У тебя есть дети?
– Нет.
– Плохо! Обязательно надо завести ребёночка! Дети – это счастье! – Говорит она со светящимися от счастья глазами, и как вспоминает про ребёнка, сама вся расцветает. -У тебя муж есть?
– Муж умер, авария, третий день свадьба – отвечает узбечка.
– А заново выйти замуж?
– Не хочу.
– Ничего, ты ещё родишь! – успокаивает её девушка.
На обед были макароны с морковкой и маслом. Съела я их уже под вечер, т.к до и после операции есть нельзя. Хотела голову помыть. Жаль, душ закрыт на ремонт.
6 июля
Выписавшись из больницы, вернулась на сквот. Рассказала о том, что пропали деньги. Петя ответил, что я вру, что не было у меня никаких денег, а я всё выдумала. Сказал, что не хочет общаться с человеком, который теряет деньги. Я говорю: – Зачем ты врешь? Он отвечает: – А разве ты никому никогда в жизни не врала?
Пытаюсь общаться. Но на любой вопрос слышу: «Не лезь. Не спрашивай. Не скажу. Нет и точка. Это личное. Не выясняй, что я собираюсь делать и что делаю. Со мной нельзя». Когда у меня одалживают какие-то вещи, я их всегда даю, только спрашиваю, когда вернут. Когда же я попросила у Пети палатку на пару дней на фестиваль, он мне ее не дал даже в аренду. А я надеялась жить по принципам дружбы и взаимовыручки. Быть опорой и плечом друг другу, знать, кто чем живет и дышит, общаться, делать дела вместе, участвовать в жизни друг друга, ничего не скрывать и не врать. Петя и раньше врал мне. Клялся, что не курит траву – и тем же вечером накурился, после чего вёл себя агрессивно и грубо. Утверждал, что не был на зоне, но его бывшая жена подтвердила, что был в колонии несовершеннолетних. Так и просятся строчки Цоя: «Я не люблю, когда мне врут, но от правды я тоже устал».
Ночью ребята ушли на Арбат гулять, я пошла сидеть на остановку. Телефон зарядить нужно, да и оставаться с мышами страшно. Подъезжает машина уборщиков. В машине дворник, водитель и еще один человек. Дворник в оранжевой робе выходит из машины, вынимает в мешок, кидает в машину и фотографирует уже пустую урну. То же самое проделывает со второй. Урна, наверное, чувствует себя суперзвездой с обложки журнала…
Зеленоград
7 июля
Меня пригласила в гости путешественница Александра Базарова. Девушка около сорока лет, работающая риэлтором, предоставила мне душ и стирку, а взамен я принесла несколько упаковок красной рыбы.
Обращалась она со мной, как с любимой дочкой. Подсказывала вакансии, дала одежду для собеседования, сводила в парикмахерскую и оплатила стрижку, чтобы я выглядела ухоженно. Правда, мне только концы и чёлку подравняли, да побрызгали кондиционером, а взяли за это тысячу двести рублей.
Александра – приятная, пробивная, смелая и добрая. Была на Шри-Ланке в "доме для всех", в Индонезии, на Филиппинах. Живёт одна, самостоятельно, и её это устраивает. Заработала на квартиру. Очень самодостаточная, уверенная в себе, прямолинейная. Моё состояние при встрече оставляло желать лучшего: я выглядела, как брошенный уличный кот. В доме отмылась, зализала раны (умудрилась отбить большой палец ноги до крови), приняла обезболивающее. Говоря обо мне, Саша то и дело восклицала: "Ты вся такая потраченная!", "а палец где потратила?", "одежда на тебе мешком висит!"
Вернувшись из парикмахерской, куда меня уговорила пойти Саша, я, как пацан-сорванец после уроков, помчалась смотреть местные заброшки. Саша побежала за мной следом. Мы осмотрели бывший бордель, который в девяностые закрыли, и теперь он идёт под снос. Я бы такие здания сквотировала и превращала в творческие пространства. Но у государства иные планы…
Поужинала я макаронами и бутербродами с принесённой рыбой. Саша угостила меня арбузом, чаем с имбирём и шоколадкой.
Потрещав о путешествиях, парнях и жизни, мы отправились на боковую. Встать нужно в шесть утра, чтобы в семь уже выйти из дома. Вписка строгого режима – это тебе не в палатке кемарить до вечера. Я легко подстраиваюсь под чужой режим. Если есть "окно", займусь делами. Если время поджимает – ускоряюсь. Если человек не настроен на разговор, я лягу спать, а если хочет поболтать, я выпью кофе.
Нужно перестраиваться на "цивильный" путь добычи денег: пойти уборщицей или продавцом. Уборщица в Зеленограде, судя по словам местных, получает всего 20 тысяч рублей. При том, что работы много. Но если жильё будет, на жизнь хватит.
«Вернуться в матрицу ещё сложнее, чем из неё выйти» – говорит Саша. Чтобы устроиться на постоянную работу, нужно социализироваться, выглядеть и вести себя так, как хотят другие. Нужно на что-то жить первый месяц. Что-то из себя представлять. Привыкнуть к тому, что ты не живешь на шару. Но зато сможешь заработать на лечение и путешествия. Будешь оплачивать аренду. Будут финансы – будет свобода.
Никто не должен оставаться без жилья и еды, особенно, если это порядочный человек. И тем более, не лишаться свободы только лишь за эти потребности.
Саша попыталась меня, как сломанный механизм, пересобрать и отремонтировать. Морально подлечила. Надеюсь, больше не буду собирать острые углы тумбочек.
С утра чувствую себя как новенькая. Воспрянула духом. Надела платье и шлепки, которые подарила Саша, панковский прикид запихнула в пакет. Еду на собеседование – на промоутера. Думаю: как стоять на улице? Сейчас грозы каждый день.
После обеда ещё одно собеседование, уже в Москве. Расклейка объявлений. Два рубля за объявление, в день клеишь 200 шт. Да, не золотые горы, но с чего-то надо начинать!
Звонила по вакансии "бутерброда" на вокзал. Мужик ответил, что работники нужны, только сейчас неудобно говорить, и он перезвонит. В других местах персонал набрали. Ничего, работ много. Найдется одна и для меня.
Но хочется не просто тупо отдавать время за деньги, а делать то, что нравится.
Покатавшись по собеседованиям, возвращаюсь в Зеленоград.
8 июля
Подъём в шесть утра, недосып. Как люди с этим справляются? Хочется расстелить коврик или палатку на траве и отсыпаться. Никуда не торопиться. Отшельничать. Завести кота.
Я говорю Саше, что мне прописали лекарства, которые надо принимать после операции.
– Давай с лекарствами как-нибудь сама.
Саша собирается на работу, я – в Москву. В платье, с прической, во всей красе. Она подсказывает, как ездить зайцем:
– Садись в автобус 400, там очень редко бывает контроль. Я езжу каждый день и никогда его не встречаю.
Сажусь, со спокойной душой еду. На МКАДе зашли контролёры. Требуют паспорт. Если вызовут сейчас ментов, на собеседование я не успею. Даю паспорт, оформляю штраф. "На обжалование десять суток". Выхожу на Беломорской, там ещё бригада контролёров на остановке дежурит. Что за день облав?
Саша уезжает на выходные, а меня дома одну не оставит. Нужно где-то искать ночлег. Единственный выход – вернуться на сквот.
Я выхожу из автобуса. Живот тянет. Ко мне подваливает узбек с золотыми зубами: "А ты аткуда? А, дэвушк?" Послать его воспитание не позволяет, не отвечать не могу. Пришлось разговаривать, а он подсел на лавку. Фу, блин. Тут ещё и бомжи прокачанные: "Киньте мне пять рублей на карту". И выбивает так, как будто я ему должна по гроб жизни.
Следом подошёл наркоман. Надо сдать анализы, нужна моча "чистого" человека. Мочу у меня ещё никто не просил…
Лучше выглядеть, как бродяга, и быть невидимкой для всех. Для контролёров, попрошаек и приставал.
Работу всё же удалось найти: официантом на выходные.
Инструктором походов готовы взять, как раз в эти выходные хотели меня проверить. Пришлось отказать, так как работа за деньги важнее бесплатного похода с перспективой, а с такими побочками со здоровьем тащить рюкзак я точно не смогу.
Официант с Рублевки
10 июля
Устроилась официантом. Сегодня первый рабочий день. В 10.00 нужно быть на метро Октябрьская, в синих (именно синих!) джинсах. А у меня только черные. Две пары джинс в рюкзаке – слишком тяжело.
На станции есть секонд-хенд, пробую поискать что-то подходящее там. Нужны ещё белые кроссовки. У меня из белой обуви только тапочки, которые дала Саша.
Джинсы так и не удалось найти, поехала как есть. Следующая остановка – Барвиха!