Я брезгливо покосилась на его ладонь на моем плече.
– Благодарю за заботу, Георгий Павлович. И все же не волнуйтесь: у меня подле кровати, знаете ли, теперь всегда стоит бронзовый подсвечник. Очень тяжелый.
Жоржик отшатнулся и отчего?то потер затылок. Заметил плаксиво:
– Ох, Лидочка, я же от чистого сердца помощь предлагаю, а вы меня подсвечником… пугаете. Нехорошо, право, с вашей стороны.
Глава девятая
Наутро дети были сонные и квелые, несмотря на то что Катюша разбудила их даже в половине десятого. Елена Сергеевна всячески настаивала, чтобы занятия сегодня отменили совсем – в связи с печальными событиями. Но я не позволила и думать о том.
Хотя сама с трудом могла сосредоточиться на уроках. Чуть свет я уже съездила к Марго, отправив Платону Алексеевичу сообщение с подробным описанием ситуации с Балдинским.
– Ты думаешь, дорогуша, что Сорокин скрывался под именем Балдинского? – уточнила Марго и сделала вывод, который мне раньше в голову не приходил: – Если теперь он мертв, то и Полесовы нам более не нужны. Верно, Шувалов скоро отзовет тебя в Петербург.
Меня же эта перспектива почему?то не радовала. Я не виновата в смерти Балдинского – это случайность, которую нельзя было предугадать. Однако я не могла отделаться от мысли, что провалила задание.
– Нужно найти убийцу Балдинского, – ответила я упрямо, – я очень удивлюсь, если окажется, что это убийство никак не связано с нашим делом. И думаю, что Полесовы нам еще нужны.
– Ну, это не тебе решать, дорогуша моя, – хмыкнула Марго. Она уже, не теряя времени, шифровала мое сообщение, пообещав, что Платон Алексеевич получит его через несколько часов.
Я же попрощалась с ней и поспешила вернуться на Пречистенку.
Первым делом, войдя в квартиру, я прошла в гостиную и заглянула под крышку фортепиано – револьвер еще лежал там. Вообще, и то, что убийца решил припрятать оружие в доме, и то, что стрелял через подушку, дабы заглушить выстрел, и его холодная расчетливость при убийстве – все говорило о том, что я столкнулась с профессионалом. Хотя само убийство едва ли тщательно планировали. Не думаю, что убийца шел на этот бал с намерением застрелить Балдинского.
Однако знание мое, где лежит револьвер, – очень большая удача. Убийца наверняка вернется за ним, главное теперь – не упустить этот момент. И разумеется, мне следует стать еще более осторожной, нельзя себя чем?то выдать.
Конечно, я думала в то утро и об Ильицком. До сих пор мне не верилось, что вчера он вот так просто появился в моей жизни. Снова. И мало того – сделал мне предложение. А я ему отказала. При воспоминании о том я не выдержала и улыбнулась, а Мари, которая именно сейчас рассказывала урок, нахмурилась. Верно, подумала, что я над ней смеюсь.
Впрочем, улыбка эта продержалась на моих губах недолго: чем дольше я думала, тем более странным мне казалось появление Ильицкого на вчерашнем балу. Платон Алексеевич любит повторять, что давно уже не верит в совпадения, и я, признаться, склонна с ним согласиться… Но ежели допустить, что Евгений солгал о случайности нашей встречи, то сам собою напрашивается вопрос: зачем? Неужто придется и искренность его поцелуев ставить под сомнение? И его предложение – такое внезапное – тоже? Думать об этом было невыносимо…
А более всего меня смущала дружба Ильицкого с этим Якимовым, профессором математики и приятелем Сорокина. В сегодняшнем сообщении я попросила Платона Алексеевича выяснить биографию Якимова и всем сердцем надеялась, что он примерный семьянин, всю жизнь проживший тихо, мирно и, главное, на виду.
* * *
Надо сказать, что сегодня была среда, а по средам Полесовы всегда ездят обедать к Курбатовым. Сегодняшний день не стал исключением.
Граф Курбатов имел белокаменный дом на Арбате. Точнее, целую усадьбу городского типа с главным домом аж из трех этажей, двумя пристройками, стоящими к нему полукругом, собственной конюшней и огромной оранжереей. Пристройки, впрочем, почти полностью были отданы под хозяйственные нужды, а в доме большинство комнат всегда пустовало, поскольку жили здесь только Афанасий Никитич, Алекс и очень небольшой для такого дома штат слуг. Алекс, ведя бурную жизнь, в доме появлялся разве что для сна, а сам граф жил весьма уединенно и скромно.
Граф Курбатов охотно наносил визиты, когда его приглашали, сам раз или два в месяц давал званые обеды, но большую часть времени, насколько я знала, находился именно в доме. В одиночестве. Редко кто гостил у него, возможно, оттого, что молодость и зрелость провел он за границей и все время сетовал, что его друзья остались в Лондоне, а не в Москве. Кроме разве что Полесовых, которых, как я уже сказала, он принимал каждую среду.
Потому, войдя вслед за Жоржем и Еленой Сергеевной в гостиную, я немало удивилась, заметив в кресле у камина господина Якимова, профессора математики. Новая волна подозрительности захлестнула меня: Курбатов мало с кем сдружился в Москве за столько лет, однако петербургского профессора принимает в доме на следующий день после знакомства?
– Представьте себе только, – радостно, но отчего?то в волнении потирая руки, говорил граф, – мы со Львом Кирилловичем были шапочно знакомы в Лондоне, где он останавливался, прежде чем поехать читать лекции в Кембридж, это было, если мне не изменяет память… – он вопросительно посмотрел на Якимова, – в тысяча восемьсот семьдесят втором?
– В семьдесят первом, в феврале, – поправил его Якимов с галантным поклоном.
Это был высокий и подтянутый мужчина, выглядящий, самое большее, лет на пятьдесят, хотя я знала, что он лишь несколькими годами моложе Курбатова, то есть ему чуть меньше шестидесяти.
Увидев нас, вошедших в гостиную, Якимов с легкостью, которой позавидовали бы и люди много моложе, поднялся из кресла, ловким движением оправил скругленные по самой последней моде полы сюртука, какой даже Алекс начал носить всего две недели назад, и пружинистой походкой приблизился, поцеловав сперва руку Елены Сергеевны, после Мари, а потом и мою.
– Je suis enchante de faire votre connaissance, mademoiselle![7 - Очень рад с вами познакомиться, мадемуазель! (фр.)] – бархатным баритоном сказал он и ненадолго заглянул мне в глаза. Что?то в них мелькнуло такое, отчего я подумала: ежели он действительно профессор математики, то я королева Виктория.
Доводилось мне видеть профессоров разных мастей: самыми скучными и самыми неприспособленными для света были из них именно математики.
– Mutuellement, monsieur[8 - Взаимно, месье (фр.).], – скупо улыбнулась в ответ я.
А потом сразу отвлеклась, потому что от портьеры в глубине гостиной вдруг отошел Ильицкий, которого я прежде не заметила. Из?под сведенных бровей он, не мигая, смотрел на меня – мне даже сделалось не по себе. Впрочем, взгляд его тут же изменился на само радушие пополам с иронией. А Афанасий Никитич поспешил представить и его:
– Ильицкий Евгений Иванович, герой войны на Балканах, кавалер ордена Святого Георгия, а ныне коллега Льва Кирилловича: состоит в штате военной кафедры Николаевской академии Генерального штаба и готовит офицеров непосредственно к военному делу, так сказать…
Меня немного задело, что Курбатов забыл упомянуть, что Ильицкому пожаловали золотое оружие «За храбрость», – на мой взгляд, это не тот факт, которым следует пренебрегать. Но гораздо более меня заинтересовало, что Евгений Иванович, оказывается, преподает. Помнится, прошлой весной он об этом и не помышлял, потому как даже в академии не доучился, а видел себя исключительно на поле боя.
Интересно, что заставило его перемениться в мыслях?
– Должно быть, вы, Евгений Иванович, и сами академию Генштаба окончили? – негромко, обращаясь лишь к нему, спросила я.
– Представьте себе, окончил, Лидия Гавриловна, – целуя мне руку, он провел пальцем по моему запястью, отчего по коже тут же пошли мурашки. – Экстерном окончил, если вам любопытно.
– Вот как? Похвально… – отозвалась я с тем же ядом. – Насколько я знаю, чтобы окончить экстерном такое заведение, как академия Генштаба, нужно быть прямо?таки семи пядей во лбу.
«…Или чтобы кому?то высокопоставленному очень нужно было, чтобы ты ее поскорее окончил», – добавила я про себя.
Ильицкий же ответил:
– Не менее похвально, чем употребление фразы «семь пядей во лбу» для француженки.
– Француженки? – из дальнего угла гостиной вытянул шею Жоржик, которого Алекс угощал кубинскими сигарами. – Где француженки?!
– Все француженки остались во Франции, mon cher[9 - Мой дорогой (фр.).], – ответила ему Елена Сергеевна со смехом, кажется, она и сама не поняла, как только что меня выручила, сменив тему.
Я же, проходя в комнату, бросила на Ильицкого единственный взгляд, которым умоляла не выдавать нашего знакомства и тем более моего французского происхождения.
Не знаю, понял ли меня Евгений и насторожился ли этим, потому что ему самому пришлось тотчас отвлечься: Елена Сергеевна, небрежно взяв его под руку, увлекла за собой.
– У нашей Лидочки такой великолепный французский выговор, – продолжила она нежелательную для меня тему, – такой правильный, что я и сама иной раз теряюсь. Вот что значит получить достойное образование. Но, даст Бог, Лидия Гавриловна хоть чему?то научит нашу глупышку Мари… кстати, где Мари?
А Мари пыталась раскурить сигару, вполне одобряемая папенькой и Алексом.
– Мари! – вскричала Елена Сергеевна.
– Ну и как – удается Лидии Гавриловне воспитание? – поинтересовался Ильицкий у Полесовой.
Вопрос, впрочем, был риторическим.
– Маман, ну что вы, право слово… – девица небрежно держала в пальчиках сигару, будто делала это уже тысячу раз, – всем давно известно, что современная женщина должна быть несколько еmancipе[10 - Эмансипированная (фр.).]. И, разумеется, должна курить. В свете все дамы курят. Правда ведь, Алекс?
Тот подносил ей спичку и ничуть не был смущен.