НГ (Не говори)

– Сегодня я получаю подарки, – не оборачиваясь, сказал тот и прошел сквозь закрытую дверь.

Ирочка была в полном смятении и растерянности. С ясельного возраста она слышала истории о добром Дедушке Морозе, который приносит детишкам подарки под елку. Когда-то она в него даже верила, но прошло время, малышка подросла и поняла, что Дед Мороз – это просто очередной мамин ухажер, нацепивший на себя красный халат и бороду из ваты. Теперь перед ней откуда ни возьмись появился этот сказочный персонаж с посохом, мешком и жуткими зубами, о которых ни в одной из новогодних историй не упоминалось. Радость и страх смешались воедино, путая мысли и чувства. Но Дед Мороз пообещал, что исполнит ее желание! Это ли не радость? Это ли не Новогоднее Чудо?

Из залы доносились радостные крики гостей, приветствовавших наступление Нового Года. Они кричали, поздравляли друг друга, взрывали хлопушки. Ирочка слушала их из-за стены, ожидая, что мама позовет ее ко всем, потому что Дедушка сделает ее доброй и хорошей. Но мама не шла, а крики становились все громче, только казались уже не такими радостными. С улицы стали слышны оглушительные раскаты салютов и фейерверков, из-за которых становилось почти неслышно то, что происходит в квартире.

Вскоре остались лишь звуки грохочущих ракетниц и возгласы с улицы. В доме стихло.

– Хочешь быть Снегурочкой? – неожиданно услышала Ирочка и увидела, что темная фигура возвращается.

– Да! – она радостно подпрыгнула на кровати и мигом соскочила на пол, думая, что мама зовет ее ко всем остальным, а Дедушка Мороз останется на угощение.

– Идем, – Дед протянул руку.

Ирочка увидела, что на его заскорузлых пальцах, показавшихся синими и бородавчатыми, растут длинные ногти, больше похожие на звериные когти, которыми можно рвать добычу. Она немного замешкалась, но протянула свою маленькую ручку в ответ старику. «Ведь никого нельзя судить по внешности, – подумала она, – он же не виноват, что такой страшный». Прикоснувшись к холодной коже, Ирочка почувствовала, что та покрыта чем-то липким. Она хотела отдернуть руку, но Дед уже схватил ее и потянул за собой. Ирочка молча послушалась и последовала за ним.

На этот раз Мороз открыл дверь, впустив в комнату свет, который тут же ударил Ирочке по глазам, привыкшим к темноте. Когда они миновали небольшой тамбур между комнатами, она потерла глазки свободным кулачком и, прищурившись, посмотрела на своего проводника. Он был одет в потрепанную шубу и такую же шапку, из-под которой торчали серые спутанные волосы, похожие на проволоку. Над стариком возвышалась длинная палка, увенчанная огромным лезвием, в красных разводах. Это был вовсе не посох, а здоровенная коса, заточенная, как острая бритва. Ирочка опустила глаза на державшую ее руку Мороза и поняла, что та тоже измазана чем-то красным, а кожа и впрямь какого-то странного сине-зелено-серого цвета.

– Дедушка… – пролепетала Ирочка.

– Что? – Мороз резко обернулся, явив свое серо-зелено-синее лицо, поросшее лохматой растительностью, которая тоже оказались измазана красным.

– Ты в чем-то испачкался… – в маленькой головке не укладывалось то, что сразу бы зародилось в мыслях взрослого человека.

Тот промолчал и лишь улыбнулся, вновь показав свои острые зубы, оказавшиеся прозрачными ледышками, с которых стекали красные капли.

Ирочка почувствовала странный запах и только теперь посмотрела по сторонам. Красный цвет. Все в красном. Повсюду валяются непонятные ошметки, и все обои в каких-то красных разводах.

– Что это?.. – испуганно произнесла Ирочка, – где моя мама?

– А вот она, – скрипуче произнес Мороз и указал на огромную елку, стоявшую в углу. Зеленая красавица, привезенная из заповедного леса, в котором она росла долгие годы, пока браконьеры не срубили ее под самый корешок, была украшена странными гирляндами и игрушками, а на самой верхушке красовалась голова матери.

– АААА!!! – завопила Ирочка и попыталась вырвать руку, но Дед держал ее мертвой хваткой.

– Теперь она никогда не будет ругаться и наказывать тебя, – засмеялся Мороз, – я исполнил твое желание. Теперь твоя очередь.

Ирочка не прекращала кричать от ужаса, находясь наедине с непонятным чудовищем, разорвавшим в клочья всех гостей и украсившим елку их кишками и остальными потрохами.

Дед Мороз, все еще не отпуская Иру, подошел к своему мешку, который уже не был пуст, а оказался наполнен оторванными конечностями гостей и их требухой, которые он решил забрать себе в качестве новогодних подарков.

Ирочка кричала без остановки, не видя и не слыша ничего вокруг.

Она даже не заметила, как похолодало. Но спустя несколько минут мороз стал невыносимым и поубавил ее пыл. Она смотрела по сторонам, тяжело дыша и выпуская пар изо рта. Это была не ее квартира.

Это вообще была не квартира. Больше не было красного. Лишь белый снег и вечно зеленые ели, чьи заснеженные ветви поблескивали в призрачном свете луны.

Она умоляюще уставилась на Мороза, который, наконец, отпустил ее руку. Ирочка хотела бежать, но страх и холод сковали ее тело, и она не могла сдвинуться с места.

– Моя Снегурочка, – страшно улыбнулся Дед Мороз, показав свои жуткие зубы-сосульки.

Из глаз малышки потекли слезы, тут же замерзшие на бледных щеках.

Мороз оскалился и схватил Ирочку. Не успела она опомниться, как почувствовала, что стоит спиной к чему-то твердому и холодному. Это был ствол дерева. Ствол огромной ели. Ее руки были связаны веревкой, протянутой вокруг всего толстого ствола.

– Снегурочка, – скалясь, произнес Мороз и больше не вымолвил ни слова за все то время, пока стоял напротив Ирочки, молившей его о пощаде до тех пор, пока холод не заставил ее замолчать навеки.

Мама

Мама вырастила нас с братом одна. Когда мы разбежались по своим взрослым жизням, она продала квартиру и переехала за город. Не слишком далеко, чтобы у нас была возможность изредка навещать ее, но и не слишком близко, чтобы не докучать. Мама всегда говорила, что нельзя навязываться, нельзя заставлять кого-то быть рядом, если он этого не хочет. Она знала. В детдоме, где она выросла, было слишком много тех, кто не желал ее присутствия. Но мы с братом всегда чувствовали себя нужными и любимыми.

За окном была зима, а в мамином новом стареньком домике было тепло и уютно. Она накормила нас и напоила горячим чаем.

– Я побегу, мам, а то Янка ждет, – брат чмокнул маму в щеку, покрывшуюся морщинками, и выскочил в морозную стужу.

– Мне тоже уже пора, – я посмотрела на время.

И правда пора. В Москве были подруги и очередной кандидат в спутники жизни. Еще и доехать надо, не дай бог пробки. Кто захочет встретить Новый Год на дороге?

– Пирожков возьмешь? – спросила мама и, не дождавшись ответа, пошла их заворачивать.

Я встала из-за стола и подошла к печке. Самой настоящей русской печке, как в сказках, которые мама читала мне в детстве. Наверху было спальное место. Оно казалось теплым и уютным. На пуховом одеяле лежал старый фотоальбом. Я много раз его видела. Там были собраны наши детские фотографии, наши радости и печали. Сама не заметила, как принялась листать его. Вот мы с братом деремся в песочнице, а рядом он обнимает дворового кота. На лице появилась улыбка, и я продолжила «гулять» по страницам памяти. С очередной фотокарточки на меня смотрела маленькая я, перемазанная шоколадом, мой старший братик в костюме снеговика, радостная мама и покореженная елка, которую не единожды умудрился уронить наш тогдашний питомец Барсик. Я посмеялась и уже готова была перевернуть страничку, но заметила уголок, торчащий из-под фото. Осторожно потянула за него и с удивлением обнаружила другую фотографию, которую раньше не видела: маленькая девочка на руках у незнакомой мне женщины, чем-то похожей на маму. Обе улыбались, женщина так нежно держала девочку, будто это было ее единственное сокровище. На обороте была надпись: «Нина Чивина и мама».

«Мама?..»

Я никогда не видела маминых детских фото и мало что знала о ее матери. Только то, что она отказалась от нее, когда ей было лет пять. Я обернулась на кухню, где моя мамочка все еще собирала мне в дорогу еду, вернула фото на место, положила фотоальбом и села обратно за стол.

– Мам, можно я останусь? Хочу встретить этот год вместе.