– Признаюсь, и я приложил руку, – неожиданно замечает мужчина.
Оборачиваюсь.
– Вы и в моде сведущи? – спрашиваю не без иронии.
– Грешен. Мне многое легко даётся, – с легкой улыбкой, но какой-то – без самолюбования, отвечает мужчина.
– Удивительно, – только и отвечаю.
Отхожу от гардеробной, ступая по мягкому ворсистому ковру и прохожу к противоположной стене. Раскрываю тяжёлые шторы и смотрю на город.
– Отсюда открывается отличный вид. Такой есть только из вашей спальни и из спальни Георгия Валентиновича, – произносит Давид.
Молча смотрю на огни внизу.
– Вам понравилось? – через некоторое время аккуратно спрашивает Давид.
Разворачиваюсь к нему.
– Я и мечтать о таком не могла, – произношу ровно.
– Это вас смущает? – глядя на меня, прозорливо уточняет мужчина.
– Это меня волнует, – отвечаю спокойно.
Затем отхожу от окна.
– Пройдёмте в другие комнаты? – предлагает Давид.
– Можно, я немного побуду здесь? Одна?.. – спрашиваю, подняв на него взгляд.
– Конечно, – кивает мужчина и выходит в коридор, прикрыв за собой дверь.
Провожу взглядом по стенам, медленно поднимаю его на потолок, рассматриваю дорогую люстру… затем опускаю его на тумбу в самом углу спальни, смотрю на игрушку, что стояла на ней слегка в тени, и которую я заметила несколько минут назад… закрываю глаза и начинаю беззвучно плакать.
Как он мог знать об этом?..
…
Через некоторое время подхожу к тумбе и поднимаю серого плюшевого медведя. Смотрю на него. Сколько лет назад это было?.. Кажется, лет тринадцать… Я тогда впервые выиграла на школьном конкурсе талантов, сочинив стихи на английском языке по мотивам сказки «Золушка» и распределив их по ролям между одноклассниками. Учитель музыки помог подобрать необходимые треки для музыкального сопровождения, а классная помогла с актёрским мастерством, поскольку была заядлой театралкой. В итоге получился почти настоящий спектакль на десять минут, и конкурентов у меня и моей задумки просто не было. Я не помню, почему в качестве приза был этот плюшевый медведь: шуточный диплом победительницы до сих пор лежит в моей квартире, но как в призовой фонд попала эта игрушка – я понятия не имею. Тем не менее, я тогда была рада, что выиграла этого мишку. Вот только мой одноклассник, а по совместительству – исполнитель роли принца, решил, что для меня одной это будет слишком жирно: и диплом в рамочке, и мишка. Мол, что я такого сделала? Стишки какие-то написала, набрала исполнителей и свела всё к одному номеру! На сцене-то были они!
И медведя у меня забрали.
Классная на это только руками развела, предлагая разбираться самим. А одноклассники все встали на сторону того засранца, потому что он встречался с девчонкой из параллели, и игрушка ему «была нужнее» – а я ни с кем не встречалась, и вообще – зачем мне этот медведь?!
Я тогда очень долго плакала в туалете. Я понять не могла, почему у меня забрали то, что по праву принадлежит мне? Ведь это я вписывала своё имя в список участников. Я бегала по школе, пытаясь договориться о костюмах и репетиционном времени в зале. Я упрашивала всех участвовать. Я утверждала все важные моменты, и я сидела в кресле «режиссера» на репетициях, будучи семиклассницей! В конце концов, это была моя первая победа!
Наверно, первая и последняя.
…
И вот теперь, спустя тринадцать лет, мой честно заслуженный мишка вернулся ко мне. Хочется спросить: «Какими судьбами?», но спросить не у кого. Дедушки уже нет. Должно быть, именно поэтому я и плакала сейчас – а не из-за того, что, наконец, получила свой приз…
Оглядываю спальню ещё раз.
Как же сильно он хотел, чтобы я жила здесь! Буквально каждая деталь так и кричала: «Это всё для тебя!»
И вот она, я, здесь, стою, обнимая старого плюшевого медведя, и плачу. И никак не могу понять: почему он не пришёл ко мне? Почему за эти четыре года, когда я считала, что я – одна на целом свете, он не пришёл ко мне и не сказал: «Нет, не одна. У тебя есть я. И я жду тебя так давно!»
Усаживаю игрушку обратно на тумбу и прохожу к кровати.
Теперь это очевидно – он действительно ждал меня. И знал меня очень хорошо.
А я о нём ничего не знала. И от этого становилось ещё больнее.
Едва заметный стук в дверь заставляет меня прийти в себя и вытереть слёзы. А затем выйти из комнаты и встретиться взглядом с Давидом.
– Вы плакали? – мягко спрашивает мужчина.
– Нет, – вру и прохожу вперёд по коридору, – пожалуй, я отложу осмотр дома на завтра. Мне очень хочется есть. Мы можем что-нибудь придумать?
Давид несколько секунд внимательно смотрит на меня, а затем легко улыбается и кивает:
– Конечно, ужин уже готов. А повар и прислуга ждут возможности представиться.
– Вот и отлично, – киваю, затем окидываю мужчину серьёзным взглядом, – я ведь не буду есть одна, правда?
– Вообще-то по правилам вы должны сидеть за столом в гордом одиночестве, а все остальные – молча стоять около стенки и следить за тем, чтобы вы не подавились, – также серьёзно отвечает Давид.
Смотрю на него во все глаза… а затем усмехаюсь, опуская голову. На душе становится чуть легче.
Мужчина тоже улыбается и показывает рукой в сторону столовой.
– Сегодня мы поужинаем вдвоём, поскольку Ян и Марк отлучились по важным делам, – произносит Давид, когда мы заходим в светлое просторное помещение с длинным столом и аркой в пол стены, ведущей на кухню.
– А Исайя? – аккуратно уточняю.
– Он не ест со всеми, – отвечает Давид и отодвигает для меня стул.
– Почему? – не глядя на него, спрашиваю.
– Он профессионал своего дела, – начинает мужчина очень издалека, – но в жизни у него есть… мм… скажем так, проблемы с общением.
– Он социофоб? – подняв брови, предполагаю.
– Что-то вроде, – осторожно кивает Давид, – поэтому, чем меньше вы будете обращать на него внимания, тем комфортнее будет вам обоим.
– Но как он может следить за моей безопасностью, если он социофоб? – удивленно спрашиваю, подтягивая к себе корзинку со свежими сырными булочками.