Шелуха сырых яиц

Катя подняла лицо к небу и сказала:

– Господь, ты этих ботанов специально вместе собирал, чтобы измываться надо мной?

Ребята засмеялись. Когда все отдышались, Артур сделал серьёзное лицо и сказал:

– Есть очень хочется.

– Так где, говоришь аптека? Пойдём посмотрим, может, там что и из съедобного осталось, – спросила Катя.

– Там всё плохо, – ответил Петя, манерно поклонившись и показав рукой направление.

Глава пятнадцатая

– Мэри, тебе лучше?

Дети с тревогой вглядывались в бледное лицо с чёрными кругами под глазами.

– Лучше, жить буду, не переживайте, – Мэри погладила по голове Кристину, которая прильнула к её груди, и по привычке пересчитала ребят. – А где остальные?

– Ушли искать лекарство.

– Боже мой… Куда? – Мэри попыталась привстать, но тут же оставила эту попытку: Кристина вцепилась в неё намертво, а встать вместе с малышкой не было сил. Марина показала страницы дневника. – Только бы никто не потерялся, – с тревогой сказала Мэри.

– Ну что ты так боишься? – спросил Даня. Он помог Мэри встать, освободив от Кристины.

– Даня, а с тобой что? – Мэри, прикоснувшись к его руке, встревожилась: он весь горел.

– Нормально всё. Скажи, в аптечке остался ибупрофен?

– Была упаковка, надо поискать. Где мой рюкзак?

– Мэри! Мы нашли зелье!

Артур бежал вприпрыжку и чуть не врезался в Мэри. Подоспевшая Катя швырнула в Мишку штанами:

– Не благодари, теперь ты игрок в Кальмара!

– Ничего себе! А штаны как сохранились?

– Это же синтетика, – предположила Катя.

Мэри снова пошевелила губами, подсчитывая детей.

– Ребята, а Вера где? – почувствовав приступ слабости, она осела на землю, прошептав:

– Это ведь вообще страшнее всего – если кто-то потеряется…

Из травы раздался писк. Это была ручная крыса.

– Жужа, показывай, где Вера! – радостно воскликнула Лиза.

Ближе к вечеру напекли батата, наелись. Мэри удалось найти жаропонижающее – всего одну таблетку, но Даньке полегчало. Коля снова уснул. Бледность с его лица ушла, и он уже не сосал палец во сне.

Мэри сидела на обломках бывшей когда-то каменной стены городского парка и смотрела на готовящееся к закату солнце.

– Посижу с тобой? – Даня подошел к Мэри.

– Угу, – ответила на, не оборачиваясь.

– Тебя аж выворачивает, если кто-то теряется, – сказал Даня.

– Заметил?

– Сложно не заметить…

– Знаешь, что такое триггер?

– Допустим.

– Вот это мой триггер.

– Расскажешь?

– Это теперь вообще не имеет никакого значения, – вздохнула Мэри.

– Имеет, если ты зелёная каждый раз, когда пересчитываешь детей.

Мэри посмотрела на руины, покрытые густой растительностью, и открыла дневник Тимура:

– Дань, Тимур пишет, что есть вторая часть дневника. Он оставил её в крепости. Утром надо попробовать туда добраться.

– Хорошо. – он не стал уличать её в смене темы.

* * *

На Мэри нахлынули воспоминания. С момента, как она начала свой проект по сохранению русского языка в небольшом испанском городе, прошла пара лет. Как-то в прохладный летний вечер она повела детей гулять в парк на большом холме, сплошь покрытом невысокими соснами с густыми кронами. Прогулка заканчивалась у подножья – на детской площадке, заросшей по кругу кустами, как лицо Папы Ноэля[10 - Папа Ноэль – испанский Дед Мороз.] в Рождество. Два брата, неугомонные сорванцы семи лет, решили подшутить над Мэри и спрятаться. За мальчишками пришла мама и, не увидев наследников, мгновенно вошла в состояние глубокой и неконтролируемой истерики. Пятнадцать минут кряду Мэри с побелевшими губами, не переставая, выкрикивала имена сорванцов и заглядывала во все закоулки, а братья радостно хихикали в кустах, наблюдая, как обе взрослые мечутся по площадке, заламывая руки. Всё это время богатое воображение Мэри в красках рисовало ей арест, педофила из Румынии (почему именно румын? она не смогла бы это объяснить), продавцов органов и цыганский табор. Она сто раз покрылась холодным потом и чуть не свихнулась от ужаса. Когда довольные герои вылезли из кустов, их мать, прервав рыдания, серьёзно взглянула на Мэри и сказала:

– Прости. Разрешаю им всыпать.

Она, конечно, использовала другой глагол, гораздо ярче отражающий полноту чувств, но смысла не меняет и этот.

С тех пор при малейшем намёке на то, что ребёнок мог потеряться, у Мэри начинали трястись руки, а в памяти всплывало лицо красивого, словно греческий бог врача, который тем вечером ставил ей капельницу в госпитале, куда её отвезли с подозрением на сердечный приступ. Тот врач тогда держал её за руку и говорил, что всего 20 % населения Земли имеют такую чувствительность. Мэри настроилась было на флирт, но услышала, как парализованной столетней сеньоре расточают не менее изысканные комплименты – и успокоилась.

Глава шестнадцатая

Выходить в сторону крепости решили рано утром, и ночью Мэри не спалось. Она то и дело вздрагивала от тревожных ночных звуков. Спускалась на нижний этаж, с тревогой поглядывала на дверь, ведущую к скелетам, потом поднималась наверх, на ходу поправляя голову спящей Кристине или накрывая куском своей бывшей роскошной юбки вздрагивающую во сне Давину. В очередной раз войдя в комнату, Мэри повела носом и сморщилась: надо бы поискать возможность помыть всех и постирать одежду. Но всё-таки самое важное было в том, что сегодня впервые все засыпали сытыми. Мэри подумала: «Каждый ребенок – обладатель суперсилы, которую мне ещё предстоит раскрыть. Но как они все похудели…» – и потёрла виски: опять, как назло, начиналась мигрень.

Вдали над лесом вспорхнула стая птиц, порыв ветра качнул верхушки пальм, прошёлся низом – и к солёному воздуху добавился тяжёлый запах вспотевших тел и сырой шерсти. Вдали показались зеленоватые огоньки, расположенные по два. Они приближались к музею. «Глаза! – догадалась Мэри. – Так вот значит, "они” которые "приближаются”», – ужаснулась она.