По велению вселенной… Я завоевываю земли

Не могу сказать, что чувствовала страх, но на всякий случай натянула тетиву.

– Саш, ты тут? Это я.

– Маша? Каким хреном ты тут? – Полушепотом огрызнулась я. Так и знала, что она что-нибудь придумает.

– Открой, пожалуйста. Я тебе бутерброды принесла.

Я даже сплюнула от раздражения, но пренебрегать ее помощью не стала.

Дверь в кабинете была старая, обшарпанная, не менее скрипучая, чем половицы. Делалось все это так медленно, что еще больше приводило в бешенство, но я держала себя в руках. И так весь день как натянутая струна.

Во мне таилось такое чувство, словно сердца у меня нет вообще. Нет, я все еще помню о своей цели и я не отступлю, но… Я будто сама стала пустой. Я даже Игорю должным образом не радовалась. Объятия – просто визуализация моего внутреннего бессилия. Я была бы не против, если бы тот устранил меня, как полагается. Зря он все-таки со мной нянчится. Что он там во мне нашел – не понимаю. В следующий раз как возьму и как стяну с него эту дурацкую шапку. Пусть только попробует брыкаться!

– Заходи, но тише. Никто не должен услышать.

– Да тут и нет никого. Все ученики, что остались, уже давно по домам разошлись.

– А ты-то чего не дома?

Она пожалась: – Выполняю желание бабушки. Передаю тебе покушать.

Я хотела посмеяться, но вспомнила, что не могу сделать это.

– Бабушки? Той, что за городом живет? Она-то тут причем?

Рыжая неловко поерзала горловину своего пестрого свитера. И что она так любит ее рукоделие. Ни красоты, ни удобства. Правда, у меня никогда не было ни бабушек, ни дедушек. Наверное, понимание этого недоступно мне. Впрочем, она даже никогда не красилась. Внешний вид ее слабо волновал.

– Я тут на выходных у нее гостила. Рассказала, что ты к нам в школу перешла. Она хорошо помнит мои старые рассказы о тебе.

Меня даже как-то в жар бросило. Рассказы? Серьезно? Я никогда не задумывалась, какую важную роль я играла в жизни Машки.

Рассказывать обо мне бабушке. Постороннему, для меня человеку. Да я ее в глаза даже никогда не видела. Видимо, я и правда была для нее другом…

– Ну, я сказала, что у тебя много проблем, – продолжила она, – пожаловалась, что не знаю чем помочь. Та посоветовала мне сделать что-нибудь для тебя, например, бутерброды. Я думаю, от еды ты не откажешься. Поесть – хорошее решение половины проблем. Она всегда утверждала, что тело управляет разумом. Может, тебе станет чуточку легче.

Я даже на стул села.

Опустив плечи, я вздохнула.

Не думала, что она когда-нибудь поставит меня в такое неловкое положение. Нет. Я неправильно выразилась. Я сама себя загнала в такой безнадежный тупик.

Даже злость куда-то улетучилось, да и бог с ней. Устала я проявлять агрессию.

– Ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть.

Правда, сказала я это так безэмоционально, что самой себе бы не поверила.

– И я рада, что ты цела.

Я посмотрела на нее.

Раньше я специально размывала ее лицо, чтобы не чувствовать позывов совести. Теперь она была для меня целым портретом. Холодной скульптурой, которая улыбалась где-то в глубине души. Я всегда знала, что она вся переполнена чувствами. В ней много тепла и любви, но никому этого не показывала. Правильно делает.

Мы обе съели все предложенное добро. Маша сначала вежливо отказывалась, но я настояла на обратном. Я устала от одиночества. Хомячить все в одно горло было скорее грустно, нежели неудобно.

– Ты домой не вернешься?

– Сегодня нет.

– Понятно. А мне надо идти. Дома ждут.

– Завидую.

– А тебя папа не ждет?

– Он работает допоздна. Наверняка не заметит моего отсутствия.

Та задумалась: – Я так не думаю.

– Слушай, а все-таки, как тебя на второй год-то занесло? Меня вот оставили по состоянию здоровья. Поплохело во время экзаменов, и я все завалила. Да и за драки припомнили. А тебя за что? Ты же не глупая. Уравнения вообще в уме решаешь, тебя математичка в пример ставит, на олимпиады продвигает. Да и ты сама как-то не радуешься этому факту. Сидишь на задних партах, как те, что вечно не делают домашку и не хотят палиться. Тут, явно, даже не в литературе дело.

Она с шумом втянула воздух.

– Тоже за драку.

Если бы я хлебнула чая – я бы поперхнулась.

– Ты? Драка? Что?!

– Ну, да.

– Да ладно. Не верю. Это оксюморон. Тут что-то не так. Может, это была бесконтактная драка? Как это называется… Эмоциональное насилие? А, хотя нет, это еще менее вероятно. Нет, тут точно что-то из контекста вырвано.

– Нет, не вырвано. – Она повздыхала, понервничала, но все же решилась объясниться: – Я когда с папой начала жить, он меня сюда перевел, чтобы к дому ближе. Правда, он не учел, что проблемных детей тут в разы больше. А я никогда не умела за себя постоять, сама знаешь. Вот однажды меня один вывел из себя. Разнес слух, что я легкодоступная. Не знаю почему, прикольчики, видимо, такие. Ну, мне башню сорвало и сама не знаю как – смогла скинуть его в лестничный пролет.

Я аж зажмурилась: – Какая жестокость!

– Знаю. Правда, это был второй этаж, но падение его мягким не назовешь. Пару ребер ему сломало, вроде, и руку. В общем, слово за слово, и оставили меня на домашнее. До сих пор не понимаю, что на меня нашло. Надо ли говорить о том, что со мной никто не общается?

– Ну, что ж, кое-что прояснилось. А что с самим парнем?

– Жил себе, не тужил. Косо посматривал на меня, но не лез. Не хотел будить во мне зверя, снова. Ты, кстати, его устранила на днях. Не скажу, что испытываю радость от этого. Насилие – не выход. Я сделала этот вывод еще, когда он ходил весь в гипсе. Так плохо я себя никогда не чувствовала. Нет нечего более опустошающего, чем причинение вреда другому.

Я обняла ее, когда та собирала вещи.

– Я всегда знала, что ты – чудо. Жаль, что я защищала тебя, тогда, в детстве, только из эгоистичных целей. Я хотела самоутвердиться за счет других.

– Я догадывалась.