Король Дебрей

– Пошли после уроков гулять? – Прошептал он, не беспокоясь об этической правоте своих действий.

– Боря, блин! Какой гулять? – Я шипела, как гремучая змея, пойманная за хвост. Точка, поставленная им на моей коже, отдавалась неприятной болью: – Что я на улице забыла?

Тот задумался, правда, недолго:

– Приятно проведенное время со мной?

Я закатила глаза.

Боря, он же Борислав (да, у него тоже проблемные родители), тоже мой друг, хоть и мальчик.

Точнее, как друг… Привязался ко мне, так до сих пор не может отцепиться. Сама виновата. Нечего было допускать его так близко. Теперь, по его мнению, на мне можно ноги свесить, ничего же не сделаю.

Вот и сейчас: и оценки страдают, и экзамены в следующем году, да и просто лень и апатия, мысли нерадостные в голове роют, а ему все нипочем. «Вот хочу так – значит так надо, значит так правильно и все должны считаться со мной» – его девиз по жизни. Просто моя мать в теле подростка! Сам-то он человек незлобный, но больно душный, не знающий границ личного пространства. Думает о разном, но по чуть-чуть и потому все размышления его поверхностны.

Иногда мне кажется, что замудренное имя «не как у всех» – это единственное, что может дать родитель своему ребенку.

– Я и сейчас прекрасно провожу время.

Резко повернувшись, я увидела, как Ирина Владимировна прищурила глаза. Я устало вздохнула. Благо, у меня природный талант делать все с каменным лицом, даже когда тебя уличают в беседе во время урока. Стыда и смятения я не испытывала. Уж не знаю, за что она меня не любила, но ей меня из равновесия точно не выбить.

***

– Ой, не знаю, что я в следующем году буду делать без тебя! Там же эти ваши, экзамены. Кошмар какой! Вас там готовить будут весь год. Не отпустят тебя в библиотеку.

Библиотекарша, как всегда, была в хорошем расположении духа. Она низенькая, кругленькая, но душевная. Этакая стереотипная хохотушка. Я так ее и называла. Ради нее можно было и пыль стереть, и тоску потерпеть. Поэтому после ее восклицания мне стало грустно.

– Еще май впереди, – все с тем же не выражающим ничего лицом сказала я: – Может, найдете кого получше меня.

– Да кому это надо, Риночка? – Та залилась заразительным смехом: – Наш Кромешный-то не знает, что в школе библиотека существует, а ты говоришь «кто-то лучше тебя».

Она демонстративно вытерла рукавом проронившуюся слезу.

Кромешный – это фамилия нашего директора. Его называют так, потому что он своего рода локальная шутка. Ну, вот представьте: вы директор школы и зовут вас Кромешный Анатолий Дмитриевич. Какая аббревиатура будет на двери вашего кабинета? Вот то-то.

Я его никогда в глаза не видела. Сидит себе в кабинете все рабочие недели и не высовывает нос. Что он преподает? Да черт бы его знает. А быть может, он и есть тот самый черт. Кто знает, что таится в человеке, который не брезгует так выделять свое имя на табличке.

Я долго думала над ответом, но ничего не приходило в голову. Мне нужно было протереть полки, полить цветы, включить и выключить «компухтер». Так проходила каждая пятница. Ну, или любой другой день недели, что тоже «благо». Скука смертная, но зато меня ценит хотя бы один человек в этой школе.

– Вон, отреставрируют ту библиотеку, которая на соседней улице, нас и вовсе закроют.

– Ее уже десять лет как открывают. Вряд ли в скором времени что-то изменится.

«Хохотушка», не найдя нужных слов, лишь пожала плечами.

Так и выходило. Здесь жизни нет. Здесь все умирает.

От этой мысли к горлу накатил ком, но я пыталась не заплакать. В последнее время мне становилось только хуже. Апатия нарастала как снежный ком. Все что я делала: училась, да запиралась в комнате, не желая никого видеть. Я зла на всех окружающих, но этот настрой породила обида на саму себя.

– Ой, Риночка, я в столовую! Ты же тут сама справишься? Ты не беспокойся, ты же знаешь, сюда никто не заходит. А я тебе булочку принесу! – Она подмигнула мне, расплывшись в улыбке.

Я сконфузилась, не успев до конца оправиться от мрачных мыслей: – Не стоит. Ну… То есть… Да, справлюсь.

– Ну, вот и отлично! Вот я и побежунькала!

По коридору пронесся спешный лязг каблуков и тут же утих, а я осталась одна среди груды пожелтевшей от времени макулатуры.

Просвет в дверном проеме горел ярким солнечным светом, в то время как здесь было довольно темно и прохладно. Высокие книжные полки почти перекрывали окна, и потому солнечный свет проникал в библиотеку слабовато.

Надо же, никогда не задумывалась, что я буду скучать по ее эксцентричному поведению и придуманным на ходу словечкам. За эти дни я прониклась и к ней, и к прочитанным здесь книгам.

О самой «Хохотушке» мне мало что известно. Неудобно это – спрашивать человека какую жизнь он ведет. Знаю, что всю жизнь ей не везло в личной жизни, но у нее есть взрослый сын, да и в целом она не унывает. Интересно, распространяется ли «Вагнеровская порода» на тех, кто просто дружен со мной?

В мысли внезапно ворвался образ Алисы.

Если эта теория работает, то она точно перестала дружить со мной по этой причине. Никак не иначе. Книжные полки сами себя не протрут, поэтому лишние размышления здесь ни к чему.

– Извините, а можно мне…

Я резко отшатнулась. Книга, что мгновенье назад была у меня в руках, громко шлепнулась об пол.

Это был звонкий мальчишеский голос.

– М… Можно мне учебники за 7-ой класс по геометрии и алгебре?

Прямо на меня смотрели карие глаза.

Он не был похож ни на кого. Не местный, это заметно. Рубашечка у него слишком деликатно выглажена для обычного сорванца за соседним забором. Это был высокий, для своего возраста, мальчишка. Обаятельный ребенок с растрепанными, выгоревшими на солнце, прядями волос. Он стоял прямо позади двери, и свет передавал его контур. Светился, словно звездочка с небес.

Да и сам выглядел как солнышко. Он был смущен, застав меня врасплох. Глаза бегали из стороны в сторону, но улыбка не сходила с его лица.

На него было приятно смотреть, как и на прочих послушных детей. Верхний ряд зубов, правда, чуть кривоват, но его это ничуть не портило. Выдвинутые вперед клычки даже придавали больше обаяния его улыбке.

Я пыталась что-то сказать, но слова не шли. Пауза так неприлично затянулась, что я в смятении судорожно сглотнула.

– За… 7-ой? – Я не нашла ничего лучше, чем задать глупый вопрос. Он бодренько кивнул в ответ: – Сейчас п-посмотрю.

Пыль предательски защипала мне глаза, и я отвернулась. Мне никогда не доводилось выдавать книги кому-то. Благо, их расставляла я, и что где стоит, знала намного лучше, чем всю свою школьную программу.

Так, что же дальше? Да, я должна ему отдать книги, это верно, но… По-моему «Хохотушка» записывала книги в какую-то карточку. Ах, да, на столе как раз стоит коробка.

– Карточка… наша… – Я говорила отрывисто, неуверенно, потому что в голове существовала лишь пустынная степь. Даже перекати-поле, которое обычно показывают в мультиках, не проносилось.

– У меня нет карточки. Я тут в первый раз.

Должна признать, у него хорошая дикция. Это подкупало еще больше.

Его смятение придавало мне немного уверенности. Я улыбнулась: – Значит, сделаем. Будешь тут учиться?